Билл Драммонд - Дурная мудрость

Глядя на арктический лес за окном, я вдруг произношу ни с того ни с сего:

– Сибирский саблезубый тигр! Вот что это было!

По-моему, Гимпо меня не слышит. Но Z слышит точно. Его снова несет: он что-то гонит насчет того, как мы спасались от разъяренного стада ревущих белых медведей и полярных крокодилов, в то время как мамонты тихо-мирно кормились в сосновом лесу, объедая с ветвей молодую хвою. Потом в его сбивчивой речи возникают какие-то полярные курочки. При этом он ржет как безумный через каждую пару фраз.

Мне становится по-настоящему страшно. Чем дальше мы едем, тем глубже Z увязает в своем собственном воображаемом мире. Его как будто засасывает зыбучий песок. К чему я клоню? Пару недель назад Z сказал мне, что Гимпо спасет нас от мертвой хватки сомкнувшихся челюстей реальности; но кто нас спасет от нашей собственной нереальности? Как мы отыщем младенца Иисуса, если сломаемся раньше, чем до него доберемся? Или он, терпеливый и кроткий, дожидается нас на другой стороне дымящихся обломков рассудка?

Я украдкой поглядываю на Гимпо и Z, чтобы убедиться, что они на меня не смотрят, и снова пытаюсь выковырять ту козявку из левой ноздри. И опять безуспешно.

Я пока отложил свои записи, чтобы вновь насладиться пейзажем, монотонным, как мантра: ни единой горы, ни одного неожиданного объекта на местности, который бы сразу бросался в глаза. Дорога стелется под колеса: широкие повороты, мягкие изгибы, замерзшее озеро – слева, потом замерзшее озеро справа. Потом…

В состоянии, близком к трансу, где-то посередине между бодрствованием и сном, я вдруг заметил, что машина выписывает плавные, элегантные даже круги на пустынной ледяной дороге. Гимпо вдарил по тормозам, и мы закружились в грациозном автомобильном вальсе. Но мне было не страшно. Постепенно сбавляя темп, машина остановилась, и Гимпо открыл окно. Холодный воздух ворвался в машину. Билл смотрел как зачарованный куда-то за горизонт. Мы остановились на широкой замерзшей реке.

Крошечная синяя искорка пронеслась с тихим треском буквально в полудюйме от уха Гимпо. Он поставил машину на первую передачу и поехал туда, где в сумеречном свете смутно проглядывали две темных фигуры – примерно в миле от нас, на середине замерзшей реки. Я безотчетно схватился за свою бутылку с мистическим Пятиугольником. Билл достал из своего докторского чемоданчика древний телескоп и наставил его на фигуры на льду.

– Гимпо! Смотри! Гимпо, останови машину! Ты что, не видишь?! Там же люди, на озере! – это я надрываюсь.

– Господи, – прошептал он. – Значит, это все правда! Северные пигмеи! – Я выхватил у него телескоп и навел его на предмет благоговейного трепета нашего Билла. Двое голых парней в темных очках уставились на меня в упор.

Гимпо останавливает машину. Z снова впадает в бред» уединившись в своей сбивчивой, эклектичной реальности. Я говорю, что эти двое парней, наверное, рыбаки – удят рыбу в прорубях во льду, – и нам следует им представиться, все честь по чести, и, может быть, они поделятся с нами своей мудростью, буде таковая у них имеется.

Мы остановились ярдах в десяти от них. Да, они были полностью голыми, не считая темных очков и чехольчиков на членах, выделанных из рыбьей чешуи. Ростом они были не больше четырех футов: такие низенькие, но крепенькие. Татуировки в стиле народа маори покрывали их тела сплошным узором из рыбин и пятиконечных звезд. У обоих в руках были громадные бензопилы из золота, украшенные замысловатой гравировкой. Их выбритые налысо черепушки были густо намазаны каким-то животным жиром, а длинные черные бороды заплетены в сотни косичек. Я открыл дверцу, чтобы обратиться к этим уникальным созданиям. Но пока я вылезал из машины, они оба нырнули в прорубь и скрылись из виду.

Мы закутались по самые уши. Z так и не отпускает бутылку «Синей этикетки». Гимпо держит икону Элвиса, я – блокнот и ручку. Холодрыга – кошмар (могло быть и хуже – по крайней мере, сейчас нет ветра). Безмолвие ниже нуля и снег. Мы шагаем по замерзшему озеру – к тем двум застывшим фигурам. Озеро шириной где-то в полмили, и эти ребята расположились в самом центре.

Я подбежал к проруби – толщина льда фута два, если не больше, – и уставился в тихую черную воду. Она выплескивалась на лед и на вид была адски холодной. У края проруби, на заснеженном льду, билась, раздувая жабры, какая-то уродливая рыбина. Она была абсолютно черной и воняла дерьмом. А потом она вдруг залаяла, как собака, и я в ужасе отскочил.

Мы протягиваем им руки. Они снимают перчатки и жмут нам руки. Z предлагает им водки, но они вежливо отказываются. Зато я отпиваю глоточек. Похоже, наше неожиданное появление очень смутило этих двух рыбаков.

Я всю жизнь увлекался рыбалкой, это была настоящая страсть, но я в жизни не видел – и даже нигде не читал ни о чем подобном – более странного или садомазохистского способа удить рыбу. Мне всегда представлялось, что зимняя рыбалка у проруби, с обязательным термосом с горячим бульоном и непременной эскимосской улыбкой на продрогших губах – это очень романтично: но эти два кренделя занимались явно чем-то другим. Прежде всего мы заметили бензопилы, заправленные и готовые к работе; потом – огромную, фута в четыре, щуку, что билась на льду и хватала ртом воздух, гибельный воздух вместо живительного кислорода.

– Электрическая ледяная щука! – воскликнул Билл, внимательно изучив мерзкую рыбину. – Ее мясо – сильный галлюциноген. Наши застенчивые друзья верят, что это мясо, если есть его сырым, открывает прямые каналы общения с миром духов. Кстати, это самка. Беременная. – Он потыкал в рыжину своей дзенской палкой. Она принялась корчиться и извиваться, все ее восемь жабр раскрылись, как опустошенная пизда сифилитичной шлюхи.

– Икра, вынутая из еще живой рыбы, – продолжал Билл, поправляя свой споран, – якобы дает человеку возможность общаться телепатически с самим Богом.

Меня это заинтересовало. Билл отхлебнул моей мистической водки и продолжил свои излияния не в меру начитанного эрудита, время от времени делая паузы, чтобы принять героически-театральную позу перед объективами воображаемых фотокамер. Кошмарная рыбина продолжала трястись и биться в конвульсиях, словно ее хорошо тряхануло током.

Во льду – две проруби с черной водой, диаметром около восемнадцати дюймов каждая, на расстоянии примерно в восемнадцать футов друг от друга. В одну прорубь опущена толстая веревка, которая выходит наружу уже из другой; к веревке прикреплен тонкий нейлоновый невод. Вопрос, настоятельно требующий ответа: как они протащили эту веревку подо льдом? Рыбаки не говорят по-английски, так что, похоже, вопрос останется без ответа.

– Считалось, что слепые финские рыбаки с бензопилами, – начинается лекция, – поскольку, если я не ошибаюсь, эти странные парни и есть пресловутые рыбаки с бензопилами, так вот, считалось, что они вымерли еще в конце прошлого века. О них вообще мало известно, как и об их дальних родственниках, бушменах из Хоттентот-Калахари Ученые предполагают, что это было кочевое племя, которое переселилось на Север задолго до юрского сдвига материков, когда разделились Европа ц Африка. Это очень древний народ, с богатейшей духовной жизнью. Духовной – в смысле соприкосновения с миром духов. Когда у них рождается мальчик, его сразу же ослепляют. Считается, что подобная практика обостряет духовное зрение ребенка и позволяет ему более плодотворно общаться с духами.