Билл Драммонд - Дурная мудрость

Просыпаюсь. Утро. Никакого похмелья. В комнате жарко и душно. За ночь набздели – кошмар. Иду искать душ. Откуда-то снизу слышится стук молотка. Включаю воду, намыливаюсь. Но не успеваю смыть мыло – вода отключается.

– Так что там младенец Иисус? – Голос.

Да, дорогой мой читатель. Это путешествие еще не закончено. Мы с моими друзьями-волхвами только что вернулись на «Старт».

Через двадцать минут. Гимпо куда-то смылся. Мы с Z одеваемся, выходим на улицу. Ищем, где бы позавтракать. Синее небо, великолепное зимнее солнце. Русский траулер выходит из гавани, курсом на восток. По спокойной воде рябят отблески света. На телеграфном столбе – ворона. Сидит, нахохлившись. Три воробья, все взъерошенные. Перышки – врастопырку. Чистый, сухой, неподвижный воздух. Солнечный свет, отражаясь от снега, слепит глаза. Дети играют в снегу. На воде у причала важно покачиваются гагары.

Подъезжает Гимпо. На машине. Похоже, вчера мы ее где-то бросили. Но он нашел где. Садимся в машину. Гимпо, как всегда, за главного. Я – в полном согласии с собой и с миром. Вордсворт – самый лучший.

Маленький модерновый отель в центре города: здесь можно позавтракать: яичница с помидорами (а на хрена эти листья салата, скажите пожалуйста) и беконом, тосты и чай. Гимпо говорит, что вчера мы договорились с Ларсом и остальными встретиться здесь, чтобы вместе позавтракать; они собираются здесь каждое утро. Они обещали свозить нас на Нордкап, откуда видны волшебные острова, где живы древние викинговские легенды и знания.

Воспоминания о прошлой ночи пробиваются сквозь туман беспамятства, какие-то разрозненные фрагменты. Каждую весну лапландцы переезжают на Север на своих оленях, переплывают на них через узкие проливы, что отделяют Магеройю от материка, так что четыре месяца в году поголовье оленей на острове возрастает до 6000 голов. Олени бродят повсюду. Лапландцы живут в своих вигвамах и нажираются до бесчувствия, пока их олени бродят по городу, застревают в лифтах в отелях, выпадают из окон на втором этаже, заходят в классы, где идут уроки. Это правда? Или все-таки гон? В общем-то, мне все равно. Просто кто-то вчера мне об этом рассказывал, вот я и записываю с его слов.

Вторая мировая война. Немцы сожгли весь город – все, кроме церкви, – а население вывезли в трудовой лагерь где-то на юге Норвегии. После войны магеройцы вернулись на остров, где были лишь голые камни, и отстроили город заново. Им было необязательно возвращаться. Но они все же вернулись. Почему? Здесь же нет ничего. Вообще ничего. Несокрушимый человеческий дух. Я преклоняюсь перед такими людьми. Смутно припоминаю, что сказал мне Олден: что сам он родился на юге, но переехал сюда, потому что магеройцы – лучшие люди на свете. Может быть, он и прав. Каждое лето немцы-туристы приезжают сюда табунами: на Нордкап, крайнюю северную точку Европы. Это для них – как для нас Джон-о’Тротс, крайний север Шотландии.

Без десяти десять. Ларс с ребятами так и не появились. Z уже нервничает: говорит, нам надо выехать пораньше, чтобы проехать тоннель судьбы и дорогу страха до темноты. Да, но мне хочется посмотреть на эти волшебные острова, где викинговские легенды и знания. В общем, решаем так: ждем Ларса и остальных до 10.30, а если они не появятся, то едем к причалу на северной оконечности острова, чтобы успеть на паром, который отходит в 12.30. А пока что разглядываем викторианские гравюры на стенах в холле, на первом этаже. Гравюры изображают жизнь на острове: коренное население в лапландских костюмах – в огромных анораках, отделанных мехом и украшенных замысловатой вышивкой, – гарпуны в руках, сани, ездовые собаки, китобойный промысел, церковь, жизнь. Жалко, что у меня нету копий, чтобы вам показать. Они действительно очень хорошие, эти гравюры.

Мы с Z ведем разговор о значимости Потерянного Аккорда. Теперь, когда мы привезли икону Элвиса на Полюс, обеспечив тем самым мир во всем мире – пусть это будет не сразу, но, как говорится, процесс пошел, – нам нужно организовать новую экспедицию. На поиски Потерянного Аккорда. Разговор получается очень странный. Может быть, нам предстоит разыскать все три ноты, из которых складывается Аккорд – каждую по отдельности. Причем их надо найти в определенном порядке, единственно правильном. Дойти до самого края света, совершить многие подвиги – это может растянуться на годы. На всю жизнь. Но оно того стоит. Наверняка.

Мы заказываем еще чаю. Я замечаю пятно у себя на килте, спереди. Задумчиво чешу репу под шапкой. Ларс с ребятами так и не появились. Все, пора ехать.

Гимпо пытается вести машину в манере местных таксистов. Мы с Z пытаемся уговорить его, что так не надо. Гимпо отвечает, что это – самый безопасный способ вождения на здешних дорогах. Но все же идет на компромисс. Совсем чуть-чуть.

У нас есть карта острова. Мы взяли ее в отеле, в приемной. Выруливаем на дорогу на Нордкап. Небо по-прежнему синее-синее. Дорога идет вдоль берега. Море – зеленое и таинственное. Косяки мелких рыбешек. Их поразительно слаженные движения. Тысячи рыбок – как одна. Эффект Жака Кусто. Маленькие деревянные домики, завешенные сетями, вывешенными для просушки, гарпунами и прочими древними инструментами морского промысла. Чистый, незамутненный пейзаж. Снег, лед и черные скалы. Дружелюбные крики гагар. Мне смешно. Такие милые утки. Есть еще и другие птицы, но я не знаю, как они называются. Не отрываясь, смотрю на море. Хочу увидеть тюленя или стаю китов. На горизонте маячат какие-то маленькие островки. Все такое спокойное, ясное, нежное. Преходящее или все-таки вечное? Какая разница… главное, вот оно. Здесь и сейчас.

Наши железные кони, сноу-байки, несли нас через ослепительно белую тундру. Мы старались держаться поближе к лей-линии, сияющей бледно-голубым светом на белом снегу. Я не выпускал из рук бутылку с самогоном, чистым, как лунный свет. Холодное солнце, белый диск на замерзшем небе, сопровождало нас в этом пути, растянувшемся на четырнадцать часов.

Останавливаемся; выходим из машины. Гимпо предлагает сыграть в игру: мы с Z встаем за машиной, держимся за задний бампер, а он садится за руль и едет – смысл игры в том, чтобы проверить, на какой скорости мы отпустим бампер. Беда с Гимпо в том, что на некоторые его предложения – пусть даже самые идиотские и опасные для жизни – следует соглашаться, иначе неизбежно встанет вопрос, мужик ты вообще или нет. Я в том смысле, что если бы не поддержали его начинание сыграть в радиобинго, мы никогда не достигли бы сатори и не спасли мир. Так что мы соглашаемся. Один раз. В общем-то, даже прикольно. Да, мы здорово грохнулись. Ноги болят до сих пор. Но: «Разве мы не мужики?» Решаем повторить. Раз, другой, третий. Обледенелый асфальт стремительно мчится у нас под ногами. Килт развевается. Любой камушек, любой особенно скользкий участок может нас опрокинуть, может заставить нас отпустить бампер. Ускорение; страх. Гимпо не остановится. Едет на скорости миль шестьдесят в час. (Ну, судя по ощущениям.) Либо мы отпустим бампер сейчас и сохраним себе жизнь, отделавшись, может быть, парой треснувших ребер и сломанными ногами, либо погибнем. Мы отпускаем бампер одновременно. Летим вверх тормашками. Очки улетают куда-то в сторону. Останавливаюсь у большого камня на обочине; ладони содраны в кровь. В ранки забился песок. Z лежит в нескольких ярдах от меня. У него состояние ничуть не лучше. Гимпо подъезжает к нам задним ходом. Выходит из машины, смеется над нами. Интересно, что с людьми делают в армии, что они становятся вот такими?… И какого хрена мы с Z соглашаемся участвовать в этих его идиотских забавах?! Мне уже тридцать девять, етить-колотить: взрослый солидный мужчина. У меня семья, дети. Какой пример я подаю подрастающему поколению?