Филип Ридли - Крокодилия

Что бы ни одевал Тео, он всегда прикалывал свою брошь с крокодилом. Она была прекрасной, усыпана брильянтами и источала волшебный свет, гипнотическую ауру, в которой я чувствовал себя свободным. Она стоила кучу денег, и Тео любил об этом напоминать.

— Она была специально сделана для меня. Парнем, который у меня был до того, как я уехал в Америку. Я знал его совсем недолго. Всего несколько недель. А потом… Ну тебе незачем знать все это. В общем она стоит чертовски дорого.

— Очень красивая.

— Да. Рад, что тебе нравится. Без нее я бы не смог больше жить. Но твои картины тоже прекрасны. Крокодилы.

И, чтобы сделать приятное моему Тео Блю, я рисовал крокодилов все больше и больше — огромные, детально выписанные, причудливые существа сплетались на огромных полотнах. Один крокодил часто беседовал со мной из темноты. Хотя я никогда не видел его, я знал, что он мой друг. Этот крокодил рассказывал мне истории, нашептывал секреты, а я слушал его, охваченный восторгом и ужасом. Порой действительно восхитительное ужасает. Есть частица ужаса во всем действительно прекрасном. Все великие рассказчики знали это: как две противоположности могут сочетаться в одном рассказе, как в развязке могут сплетаться радость и скорбь, восторг и печаль.

И эта история не исключение. Вот я думаю, пока пишу: скажи моему Доминику про фотографию прямо сейчас. Но рассказчик во мне противится: "Нет. Не сейчас. Надо отложить. Подожди". Рассказчик не должен отвлекаться на эмоции. Но, упомянув «фотографию», я пробудил твое любопытство. Что он имел в виду под «фотографией»? Какую фотографию он имел в виду? Что? Что? Что?

Но нет, Доминик. Я не скажу тебе.

Подожди.

Я расскажу тебе, мой Доминик Нил, сладкий мальчик с любопытными глазами. Я расскажу тебе. К концу письма ты будешь знать все. Ты узнаешь, как я превратился в чудовище: ужасное существо с крыльями и когтями, как средневековая горгулья.

Но сначала я должен описать период спокойствия, период радости, который был у нас с Тео и Дэвидом. Нам было так хорошо вместе. Я рисовал, Тео писал роман и делал множество моих фотографий (чтобы никогда не забыть меня, объяснял он), Дэвид где-то тусовался, напивался, большую часть дня спал и всем этим был вполне доволен.

Иногда Тео и Дэвид начинали перешептываться, словно участники заговора, в котором я, в лучшем случае, не участвовал, в худшем же — был его жертвой. Тео хихикал, потом бросал на меня взгляд и мгновенно краснел. А Дэвид обнимал его, словно старший брат, обнимал по-отцовски, поощрительно, будто Тео был маленьким мальчиком, нуждающимся в заботе. В каком-то смысле так оно и было. Порой, когда мы лежали рядом в постели, я чувствовал, как он дрожит, без всякого повода вообще, словно испуганный голубь. И я крепко обнимал его, прижимал к груди, словно мог выжать боль из его сердца, как сок из лимона.

По утрам я обычно готовил завтрак им обоим.

— Нам вправду надо скоро переезжать, — сказал однажды утром Тео, когда я протянул ему тост.

— Знаю, — сказал я. — Но ведь Дэвид говорил, что уже нашел место, куда мы могли бы переехать.

— Он всегда находит. Всегда все продумывает. Попроси его что-нибудь сделать, и он сделает обязательно. Он может все, что угодно. Он ведь очень сильный человек, ты заметил? Он как раз того типа, о котором все мечтают.

— Я, например.

— Нет. Только не ты, дорогой. Ты был всегда предназначен для меня. С самого начала.

Он говорил тоном, которого я не любил и не понимал.

— А ты для меня.

— Ох, ты ничего не понимаешь. Я люблю тебя. Ты это знаешь. Люблю тебя, нуждаюсь в тебе, хочу тебя. Но не могу вынести мысли, что ты спал с Дэвидом до того, как я приехал. Это меня просто бесит. Сначала это меня не беспокоило, потому что я не любил тебя. Но сейчас я тебя люблю. Сейчас люблю. И я не могу вынести эту мысль. Что ты спал с ним. Пока меня не было.

— Но это вовсе не моя вина. Я сам считаю, что это было ошибкой. Мы с Дэвидом чуть не разрушили друг друга. Мы оба это знаем сейчас, но тогда я думал, что ты…

— Билли, Билли, Билли… Ты просто не понимаешь. Дэвид обманул меня. Ты был предназначен для меня, а он меня обманул.

— Но ведь так и есть. В ту секунду, когда я увидел твое лицо, я понял, что ты мой.

И я прижал его к себе, чтобы унять его дрожь. Он казался таким худым и беспомощным. Я откинул волосы с его глаз.

— Я ненавижу переезжать. Просто ненавижу. У меня никогда не было настоящего дома. Моего собственного.

— Почему же ты не купишь? У тебя хватает денег.

— Пожалуй, пора. Я уже слишком взрослый для такой жизни. Боже! Мне скоро будет восемнадцать! Все как-то расстроилось с тех пор, как умер отец. Я просто мотаюсь из одного дома в другой. От одного человека к другому. Мне всегда казалось, что Дэвид намного старше меня. Но он ведь ровно того же возраста, плюс-минус час. На самом деле, думаю, я родился первым. Но мне всегда казалось, что он намного старше. — Он смутился, но все-таки спросил. — Ты по-прежнему любишь Дэвида?

— Нет, Тео, нет, нет. И никогда не любил. Я люблю тебя.

— Никогда бы не поверил, что смогу полюбить тебя. Ты был только для того, чтобы отвлечься. Чтобы чем-то занять голову. Но теперь… теперь я люблю тебя. И я схожу с ума при мысли, что ты сосал хуй моего брата.

— Тео…

— Но ведь ты делал это! Сосал его хуй!

— Ну… да…

— И это было так же?

— Так же?

— Как со мной?

— Тео!

— Скажи мне, Билли!

— Нет. Это было по-другому. Совсем по-другому.

— Как?

— Просто по-другому.

— Мы с ним занимаемся любовью одинаково?

— Нет.

— И кто же лучше?

— Тео, я думаю, что…

— Скажи мне. Я должен знать.

— Ты должен знать?

— Я должен знать все.

— Ну хорошо. Ты. Ты лучше.

— И ты любишь меня?

— Конечно я тебя люблю.

— И ты всегда будешь со мной.

— Пока ты будешь хотеть, чтобы я был с тобой.

— Я хочу тебя, Билли.

И я обнял его и поцеловал.

Как-то раз Дэвида не было дома, и мы с Тео остались одни.

— Давай займемся этим в постели Дэвида, — предложил Тео с мстительным видом.

— Но мы же только что… Ладно. Если хочешь.

И мы занялись любовью в постели Дэвида. Я чувствовал запах Дэвида, исходящий от белья, и странная ностальгия охватила меня, словно я вернулся в те времена, когда был страстно увлечен им.

На следующее утро мы встали очень рано на случай, если Дэвид вернется.

— Я приготовлю завтрак, — сказал Тео, — а ты приберись в комнате и застели постель.

Я постарался получше разгладить простыни. Уходя из комнаты, я споткнулся и сбил со стены зеркало. Я успел ухватить его, пока оно не упало. Я хотел было повесить его назад, но тут увидел, что сзади прикреплено письмо.

Я пригляделся. Письмо было из Америки.

Я сел на кровать и открыл его.