Роберт Ирвин - Утонченный мертвец (Exquisite Corpse)

– Полюби Клайва. Полюби так же, как его любит сама Кэролайн. Лишь полюбив его так, как его любит она, ты сумеешь увидеть его таким, каким его видит она, и только так ты сумеешь понять, как переделать себя. Как стать таким человеком, которого она сможет любить. Полюби Клайва. Полюби его так же, как его любит она.

– Это немыслимо! – возразил я.

– Да, это трудно, – беззвучно выдохнула Трилби. – Очень трудно. Но это единственный способ. Полюбили Клайва.

К нам подошли другие теннисисты, товарищи Трилби. Они пришли ей на помощь и были настроены очень решительно.

– Теперь ты должен ее отпустить, – заявили они. – Ты получил, что хотел. Она ответила на твой вопрос. Отпусти ее. Ты нас задерживаешь, мы не можем играть без нее.

Да, Трилби ответила на мой вопрос, хотя я ждал не такого ответа. Но, как бы там ни было, я велел ей проснуться, и она тут же пришла в себя и стремительно скрылась в мерцающем сумраке за деревьями, а я, в свою очередь, вернулся в нормальное состояние сознания и очнулся на берегу озера Ваннзее.

Я лежал, щурясь на солнце, и хотя было жарко, меня бил озноб. Значит, я должен его полюбить. Полюбить Клайва Джеркина так, чтобы бросаться со смехом в его объятия. И любить его имя, и его воспоминания о привилегированной частной школе, и то, как он напевает себе под нос старую школьную песенку или играет на своем фаготе. Я должен любить его, даже тогда, когда его член копошится у меня во рту, пока он продолжает наигрывать мелодию все той же старенькой школьной песни. Я должен желать всего этого всем своим существом, изнывающим в страстной истоме, а потом, уже после того, как он кончит, я должен тихонечко сесть в уголке и с умилением штопать его носки. И, разумеется, я должен любить ребенка – его ребенка, – которым, быть может, беременна Кэролайн. Я должен любить его так, как будто этот ребенок – мой. Трилби сказала, что это единственный способ добиться любви – Кэролайн, и в подобном самоотречении и смирении мне виделось что-то мистическое, запредельное. Однако, поскольку Трилби была оракулом Леса Подсознания, я не смел даже думать о том, чтобы подвергнуть сомнению ее слова.

Подхватив полотенце с блокнотом, я вернулся обратно в гостиницу. Теперь я был готов к возвращению в Англию. Когда я только приехал в Германию, я пребывал в ужасающем состоянии: был слегка не в себе и совершенно не знал, как жить дальше. Я на полном серьезе боялся сойти с ума. Теперь же мне стало значительно лучше. Я хорошо отдохнул, более-менее успокоился. Я погрузился на самое дно своего темного озера и поднялся на поверхность возрожденным духовно. Теперь мне казалось, что я знаю, что надо делать.

Три месяца я был совершенно один. Разумеется, мне приходилось общаться с хозяевами гостиниц, официантами, кондукторами, кассирами и т.п. – исключительно в силу необходимости. По-настоящему я разговаривал лишь с невидимой тенью Кэролайн и, конечно же, с Трилби. Для меня, человека, не привыкшего к одиночеству, это был новый опыт, и он, как ни странно, оказался живительным и полезным.

Я надеялся, что по возвращении в Англию на Кьюбе-стрит меня будет ждать письмо от Кэролайн, но письма не было. На следующий день, ближе к вечеру, я поехал в центр и встал перед входом в Англо-Балканскую меховую компанию с огромным букетом роз, дожидаясь окончания рабочего дня. Вышла Бренда в компании двух сотрудниц, вышел посыльный Джим. Последним вышел сам мистер Мейтленд, который запер контору. Я так готовился к встрече с Кэролайн! Предвкушал наше воссоединение, придумывал, что я скажу… А теперь, не застав Кэролайн там, где рассчитывал ее увидеть, я так растерялся от неожиданности, что даже не подошел к мистеру Мейтленду.

Однако на следующий день я снова поехал туда и специально дождался Бренду.

– Бренда, привет. Помнишь меня? Я Каспар.

– Конечно, я тебя помню.

Она явно занервничала и попыталась ускорить шаг, но от меня было не так-то легко отделаться.

– Хочешь чего-нибудь выпить? Могу я тебя угостить?

– Нет, спасибо. Это очень любезно, но мне надо домой. Боюсь, я спешу. Меня ждут.

– Удели мне всего пять минут, – я схватил ее за локоть и развернул лицом к себе, так чтобы видеть ее глаза. У нее были прямые каштановые волосы и круглое, чуть полноватое, но все же вполне привлекательное лицо. В ее взгляде читалась упрямая неприязнь.

– Бренда, где Кэролайн? Почему она не на работе?

– Я не знаю, – сказала она со слезами в голосе. – Она не ходит на работу с июля. Она даже не увольнялась. Никому ничего не сказала. Просто однажды она не пришла, и с тех пор ее не было. Я, правда, не знаю. И не смотри на меня так, мне не нравится, как ты смотришь. Извини, но мне надо идти.

Когда я услышал ее ответ, у меня внутри все оборвалось. Но я еще крепче сжал ее локоть.

– Но ты должна что-то знать. Скажи мне. Пожалуйста. Теперь в ее голосе явственно слышались нотки истерики:

– Отпусти меня. Ты отвратительный человек! Мы с ней были подругами, но ты испортил ее. Ты и твои ужасные друзья. Если хочешь знать правду, я думала, что она сбежала с тобой.

Она закрыла лицо руками. Сперва я подумал, что она хочет закрыться от моего взгляда, но потом увидел, что она действительно плачет. Наконец она успокоилась и вновь посмотрела на меня, все так же сердито и недружелюбно.

– Я тебе не нравлюсь, да? Ты мне тоже не нравишься. Если ты сейчас же меня не отпустишь, я позову полисмена. Я тебя ненавижу! Ненавижу!

Удивленный этой ребяческой вспышкой раздражения на грани истерики, я отпустил ее руку. Промучившись пару минут, я решил съездить в Патни и зашагал к автобусной остановке. В тот день, когда мы все ездили в Брайтон, мы с Оливером и Хорхе заезжали за Кэролайн к ее дому, но я не очень запомнил дорогу, и достаточно долго искал ее дом, и когда наконец позвонил в дверь, было уже достаточно поздно.

Дверь открыл пожилой мужчина – должно быть, папа.

Я вежливо приподнял шляпу.

– Добрый вечер, сэр. Простите за беспокойство, а мисс Бигли дома? Мне бы хотелось с ней поговорить, если можно.

Мужчина поморщился от отвращения.

– Уходите.

– Я не коммивояжер, я ничего не продаю.

– Я знаю, кто вы. Я вас очень прошу, уходите, иначе я сделаю что-то такое, о чем потом буду жалеть.

Дверь захлопнулась у меня перед носом. Я опять позвонил, но мне не открыли, хотя я слышал, как мама с папой о чем-то яростно спорят внутри.

Тогда я закричал во весь голос:

– Кэролайн, дорогая, если ты дома, выйди ко мне на минутку. Пожалуйста. Это я, Каспар! Кэролайн! Кэролайн! Прости меня. Я виноват. Кэролайн, я не могу без тебя…

Впрочем, я успокоился очень быстро и, перейдя через улицу, уселся на низком каменном ограждении у дома напротив, и сидел там, наверное, еще часа два, надеясь хоть мельком увидеть в окне Кэролайн, хотя какая-то часть моего существа уже знала, что она больше здесь не живет.