Павел Тетерский - Клон-кадр

Мы с Клоном поймали Василия Ивановича прямо у входа. Он озадаченно шаркал ступнями по асфальту двора и, как всегда, думал о вечном (наверное). Пиво у него оказалось, как ни странно, холодным (сумка-холодильник, зашифрованная внутри забитой бутылками бомж-тележки, или оперативность сервиса, взятая напрокат из рекламных буклетов солидных корпо?).

Открывая пиво, я заметил надпись на желтой стене. Сделанную жирным маркером и поражающую своими размерами. Я имею в виду: это была не просто надпись «х…», по-быстрому намалеванная пьяной рукой какого-нибудь местного оригинала. Человек или группа людей, сделавшие эту надпись, реально потрудились. Я хочу сказать: они действительно заморочились.

Содержание надписи: банально и заезженно. «Курт не умер, он просто вышел покурить». Такими надписями семнадцатилетние имбецилы увековечивают свое отношение к кумирам. Они для них вообще никогда не умирают. Как Ленин для пионеров эпохи застоя.

Отцы и дети — XXI: малолетние имбецилы отличаются от имбецилов великовозрастных, в частности, постоянным спросом на небожителей. Им всегда важно знать, что в мире есть (не был, а именно есть: он же не умер, а просто вышел покурить) какой-нибудь местечковый мессия, способный за них решить все их проблемы. Имбецилы же великовозрастные (к своему сожалению) прекрасно знают, что никаких небожителей нет. Есть — белобрысые торчки из Сиэтла, постоянно депрессующие и неспособные даже на то, чтобы, обладая миллионами, как-нибудь разобраться с самими собой и худо-бедно устроить свою жизнь.

Ошибаются как те, так и другие. Но первым живется лучше. Первых прет, а вторых — нет. Вот и вся математика.

В своей жизни я перечитал миллионы подобных надписей. Среди них встречались и циничные казусы. «Цой не умер, он просто вышел поссать», «Джон Леннон не умер, он просто снял очки». Или еще лучше: «Юрец Шевчук не умер, он просто в жопу пьян».

Тусовка на памятнике была какая-то нетипичная. В основном в силу возрастных признаков. Сегодня балом почему-то заправляли люди в летах — разных, но начиная со средних. Студенты же оттеснились на периферию: небольшими кучками они сидели на грязной траве, гнездились под деревьями, мозолили зады на узком и неудобном карнизе по периметру фасада. Девушки в мини (этим всегда славился весенне-летний fuck), сидящие на наклонной плоскости дворового газона: прекрасное зрелище. Уже загорелые ляжки и неумело (да и без особой охоты) прикрываемые трусики. Вокруг — сонм бледных юношей, в основном из хороших семей (те, что из не очень хороших, во все времена предпочитали ныкаться по библиотекам и читальным залам: страх быть изгнанным из города знаний вкупе с природными комплексами).

Ностальгическая картина. Не для всех — для меня ностальгическая (насчет Клона — не знаю, но думаю, что тоже). Одно но: что здесь общего с шоу Ролана Факинберга — одному черту известно.

Ситуацию проясняет баннер, довольно криво повешенный чьей-то ленивой рукой между двумя окнами в паре метров над входом. Текстовое содержание баннера: «Вечер выпускников факультета журналистики МГУ». Ниже — более мелко — сегодняшнее число.

На самом деле до вечера было еще далеко (обе стрелки прикрепленных к столбу квадратных уличных часов только-только перевалили за двенадцать), но выпускники уже здорово заложили за воротник. Перебродившая молодость вкупе с алкоголем и (у некоторых) старческой интеллигентной спермой била в голову не наотмашь, но прицельно: они громко о чем-то разговаривали, отвратительно ржали, седобородые папики доё…ывались до студенток в мини. «А вы с какого отделения, девушка? — А я вот в семьдесят шестом здесь тоже учился — о, что это было за время». Стандартный загон, который лично я слышал тысячи раз: мы провели здесь уйму времени, хотя студентами и не числились, а здешние выпускники год от года не меняются.

Скорее всего в список нажитого имущества у большинства папиков входят любящие семья и дети, но желание вспомнить молодость — откатать студентку fucka на лестничной клетке родного института — заставляет их на какое-то время забить на любимых, любящих и слегка надоевших семью и детей. Впрочем, чаще всего это ни к чему не приводит: студентки редко дают этим пьяным интелям, им неинтересны ни они сами, ни тем более их байки о студенческой молодости. Вообще это глобальное заблуждение человечества — думать, что твои пьяно-слезливые воспоминания о былом могут кого-то зацепить. Лучше бы они говорили о настоящем времени — может, это было бы интересным хотя бы в одном случае из ста.

— Ролан Факинберг тоже заканчивал fuck, — ни с того ни с сего вспоминает Клон. — Может, и он будет здесь?

Мы расположились метрах в десяти (так, чтобы не попасть под случайную бутылку со стороны пьянствующих выпускников) от памятника. Клон предусмотрительно расстелил на траве извлеченный из недр рюкзака бомбер, я — просто растянулся. Возможность присутствия Факинберга на вечере встреч выпускников казалась мне маловероятной. Это не тот человек, который станет пить на памятнике с постаревшими однокашниками. Слишком большая дистанция.;

Да и потом — я уверен, что большинство из них его ненавидят. Просто так, без объяснения причин.

В свое время Ролан Факинберг увел у меня жену. Я мог бы тоже его ненавидеть, если бы не следующий факт. Все три года нашей совместной жизни я страстно желал, чтобы кто-нибудь ее у меня увел. Кто-нибудь достойный и способный обеспечить. Кто-нибудь, кого она смогла бы полюбить так же, как меня.

«Отдам жену в хорошие руки…» Что, не нравлюсь? Я и сам себе не нравлюсь.

Волоокий бразильянский мессия Пауло Коэльо написал прекрасный в своей первозданной говенности роман «Алхимик». Мой приятель Фрукт (ныне — почти постоянный пациент психиатрической больницы № 8, она же Соловьевка, она же Клиника неврозов) как-то раз с перепоя написал рассказ «Моя творческая биография», целиком и полностью посвященный Пауло Коэльо. Герой этого рассказа встречает Пауло Коэльо в московском метро и ведет его в свою шарагу. Там гопники хотят навешать Пауло Коэльо людей, потом бабушка из стакана жопит его в метро с поддельным пенсионным удостоверением, а в самом конце герой везет Коэльо на вписку в какой-то спальный район на «-но», и там они вместе пьют водку «Ермак» (осетинский спирт, паленое производство, цена в ларьке — 36 рублей).

Мне гораздо больше нравится второе литературное произведение. Но в первом есть один правильный заряд (правильные заряды вообще довольно часто вложены в переплеты говенного фикшена). О вселенной, которая вся приходит к тебе на помощь, если ты желаешь чего-нибудь очень сильно.

В моем случае вселенная выделила мне в помощь Ролана Факинберга. Такая вот ирония судьбы.