Павел Тетерский - Клон-кадр

В моей жизни был другой «Фольксваген». «Жук», несколько минут назад скрывшийся за поворотом и уехавший в сторону от центра. Джанки со спичками наверняка углядел бы в этом Знак, Символ и Глобальную Связь.

Я неспешно двинулся вдоль по улице по направлению к центру. Направление к центру: оно было предполагаемым, потому как мне все никак не удавалось идентифицировать мое местонахождение. Вывесок на стенах сталинских домов не наблюдалось, да они бы в любом случае вряд ли о чем-нибудь мне сказали.

В окружающем меня пространстве что-то изменилось. Не могу точно сказать, что именно. Наверное, воздух: его молекулы казались более разреженными. Какими-то более фиолетовыми, что ли. С примесью кварцевого излучения. Я тихо двигался по улице в (предполагаемую) сторону центра, боясь признаться самому себе в том, что сегодня это уже со мной происходило.

Улицу я все никак не мог узнать. Хотя уверен: большинство людей были бы не в состоянии отличить одну московскую улицу от другой, попади они туда так же, как я — спонтанно и вне контекста. Если речь, конечно, не идет о Тверской или каком-нибудь Кутузовском проспекте с триумфальной аркой.

Все еще (для проформы) мотая по сторонам офигевшей головой, я продолжал движение в выбранном наугад направлении.

Не думаю, что все это подсадило меня на измену. Мой приход был нейтральным, я бы так сказал. Ознакомительным.

До той самой поры, когда прямо за спиной не заскрипели полоумные и непонятно откуда взявшиеся тормоза. Они орали, казалось, целую вечность. А потом мне в бедро (в ушибленное) ткнулась огромная хромированная масса. Я повалился на асфальт, а надо мной нависала очередная тень из прошлого. Фундаментальная, как давешнее это. «ЗИС-110», советский «паккард» эпохи (разумеется!) Сталина и его барокко.

Я медленно встал, потирая ушибленное (в очередной раз) бедро. По сравнению с гигантским членовозом его водитель казался таким незначительным, что даже не сразу бросался в глаза.

Я хочу сказать: водила выступал здесь на вторых ролях. Он как будто вообще не принимал участия в управлении этим монстром, а сидел за рулем просто так, для галочки и завершения картины. Во всяком случае, так казалось.

Мне было пора вступать. It's time.

— Ты охренел, отец?

— Я… извини, брат. — Мужичок за рулем, надо полагать, изрядно переконил. Неизвестно, правда, из-за чего — из-за боязни получить в торец или же повредить хром (этот лимо, как я понимал, стоил относительно бешеных денег). — У меня же, блядь, гидроусилителя-то нет! Старая же машина.

— Так не гони так на этой старой машине! Отдай ее в музей советской бронетехники. — Я хлопнул рукой по лакированной крыше, которая находилась едва ли не на уровне моей головы — не столько из злости, сколько из желания хлопнуть рукой по дорогостоящей машине. Жалко, что этот придурок был не на шестисотом.

— Так как же не гнать-то? Как не гнать? Ты что, не видишь, что творится вокруг?

Я осмотрелся. Проблема заключалась в том, что вокруг ничего не творилось. Ровным счетом. Мы были единственными персонажами в Кадре, а все остальное — дома, деревья и тротуары — оставалось стоять на своих местах.

— Не вижу, — сказал я. — По-моему, все спокойно. Но он, видимо, был не согласен. Он уже включал передачу (рычаг на рулевой колонке, как и подобает слизанному с американской конструкции дредноуту) и поспешно закрывал окно. Всем своим видом он выражал подавленность и шугу, как при классическом бэд-трипе. Затылок мухой бился о перегородку, в соответствии с замыслом конструкторов отделяющую таких вот лакеев от Тех, Кто Сидит Сзади.

— Скоро увидишь, — успел выкрикнуть он через закрывающееся стекло (бронированное?). — Автобусы сошли с ума. Люди бегут. Город сорвался с катушек!

Я подумал: ну да, теперь сомнений нет. Я снова попал в интерактивный фильм не для всех. Правда, непонятно, когда именно. А где-то на заднем плане в мозг уже лезли полчища гадких мыслей. Страшных, отталкивающих мыслей. В соответствии с характеристикой я их отталкивал. Точнее, пытался оттолкнуть. Потому что если бы они оказались верными… но такие мысли я тоже отталкивал.

Когда мужичонок снимался с места, на его лице был уже не испуг, а панический ужас. Обращенный куда-то выше, к потолку.

Я инстинктивно перевел взгляд наверх и почувствовал то же. Необъяснимое. Несмотря на то что сегодня я уже это видел. Неоднократно.

Что-то пронеслось надо мной — огромное, серое и беззвучное. Тень размером с футбольное поле (как я успел ухватить краем глаза) с огромной скоростью скрылась за крышей одного из домов, а сразу после этого меня обдало таким воздушным потоком, что я чуть снова не упал на асфальт. Такой поток возникает на взлетной полосе, когда по ней пробегает готовый сорваться в небо «Боинг». 797-й как минимум. Правда, в отличие от постбоинговского, этот поток был беззвучным.

Совсем беззвучным. Абсолютно.

Это был жуткий фильм. Не тот, в котором вокруг тебя пляшут злые клоуны и загробные уродцы.

Другой. Кругом сквозило присутствие чего-то необоримого, какой-то силы. Которой вы не можете противиться. Глобальной измены, которая родилась не в вашем обсаженном наркотиками сознании, но объективно, извне. Которая сливой зрела во мне весь сегодняшний день — и вот, оформившись и вызрев, наконец накрыла.

Я уже подумал было выкрикнуть в пространство заветный мутабор — GET BACK. Подумал, но не стал. Во-первых, потому, что это было уже не кино (а если и кино — то такое, из которого не выходят — «ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ. ТЫ В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ ЕГО УВИДИШЬ»: сбывшееся пророчество старого калдыря на входе-выходе из зеленого шапито). А во-вторых, из любопытства: в Кадре я был уже не один.

Улица начала быстро заполняться народом. Сначала жидкий поток валил оттуда же, откуда так резво и незаметно вырулил чуть не убивший меня «ЗИС» — из не особо широкого переулка, перпендикулярно примыкавшего к «моей» улице. Потом люди посыпались и из других переулков. А еще чуть позже они уже выбегали из подъездов, толпами выплескивались из арок и подворотен, прыгали на землю из окон первых (иногда — даже вторых) этажей.

Они еще не бежали, но готовность бежать уже висела в фиолетовом воздухе. Блуждала по их сосредоточенным лицам.

Это была еще не паника, но паника уже вовсю читалась — везде. В каждой разреженной молекуле, в каждом пикселе.

Я закурил тонкую сигарету жены Ролана Факинберга, которую все время мял в руках. Какое-то время стоял на своем месте и курил — до тех пор, пока все ускоряющийся людской поток не начал сбивать меня с ног. Женщины уже вовсю выли, а мужчины громко матерились и подгоняли свои семейства, хватали на руки детей, толкали в спины застопорившихся и топтали споткнувшихся.