Дэвид Боукер - Что я думаю о женщинах

— По-моему, мы оба должны с ней поговорить, — немного подумав, предложил я.

— Ладно, — холодно кивнула свояченица. — Давай прямо сегодня!

В тот же вечер мы с Натали усадили Джину перед камином и стали допытываться, в чем дело. Поначалу она выпустила шипы и отпиралась.

— Вы же знаете. У меня болезненные месячные. Это с миллионом женщин случается.

— А в остальное время? — поинтересовалась Натали. — Ты ведь и тогда несчастна! С тобой невозможно разговаривать, на любой вопрос — односложные ответы.

— Чушь! — рявкнула Джина.

— Дорогая, — перехватил эстафетную палочку я, — с декабря настроение у тебя — хоть в гроб ложись. Ну, говори, что произошло?

Тяжелая, душная тишина накрыла гостиную, а потом моя жена опустила глаза и тихо заплакала. Мы с Натали придвинулись ближе, чтобы окружить ее стеной любви, совсем как члены мужского клуба каждый месяц окружают Малькольма. Только в отличие от него Джина не забилась в истерике, не пахла потом и для грусти имела вполне уважительную причину.

После нескольких неудачных попыток супруге наконец удалось объяснить, что ее гнетет.

— Ты прав, — кивнула Джина. — Вы оба правы. Я ведь сначала думала, она моя сестра, значит, и терзаться не стоит. Но получилось иначе. В Натали растет ребенок… Твой ребенок, Гай, и я не могу с этим смириться!

— Понимаю, тебе непросто смириться, — мягко проговорила Натали.

— Не “непросто”, — покачала головой Джина, — а совершенно невозможно.

Мы с Джиной рано ушли в спальню, однако к занятиям любовью настроение явно не располагало. Оставалось лежать в темноте и смотреть в потолок. Не выдержав молчания, я спросил супругу, что она думает делать. Оказалось, что хочет на время уехать.

— Отличная идея! — просветлел я. — Давай прямо завтра и уедем! Неделька отпуска явно пойдет тебе на пользу!

— Нет! — покачала головой жена. — Я говорю не об отпуске, а о том, чтобы переехать. Пожить некоторое время в другом месте, разобраться в себе.

— Чистой воды безумие! Здесь твой дом, и закладная полностью выплачена…

— Зачем спрашивать, если не хочешь слушать?

— Я готов слушать. Просто считаю, что, убежав, ситуацию не изменишь.

— Ладно, тогда я уеду одна.

— Не злись. Простоя уверен, что нам нужно остаться и решать проблему здесь. Кроме Натали, у тебя никого нет. Ты нужна ей не меньше, чем она тебе, а сейчас, пожалуй, ты особенно ей нужна. Джина, она твоя сестра, ее никуда не денешь, и ребенка тоже.

— Знаю, поэтому и хочу уехать.

— Милая, нельзя оставлять Нат одну!

Джина вздохнула. Свет уличного фонаря озарял ее профиль. Она лежала на спине и смотрела в потолок.

— Гай, ты до сих пор не понял? Натали в состоянии позаботиться о себе лучше, чем любой из нас. У нее это всегда получалось.

Переезжать страшно не хотелось. Зачем платить за аренду квартиры, когда есть бесплатный, горячо любимый дом? И все-таки я был достаточно зрелым, чтобы понять: мое “хочу — не хочу” тут роли не играет. Главное — не сделать супругу еще несчастнее, чем есть. Впрочем, мое стремление не так бескорыстно, как кажется. Джинина депрессия начинала сказываться на мне, а я не желал становиться несчастным.

Мы поговорили с Натали, которая заявила, что против нашего отъезда, но мешать желанию сестры ни в коем случае не будет. Она якобы любит одиночество, а если соскучится, есть друзья — толстые гомики, которых можно пригласить в гости. Ну, “толстые гомики” она, конечно, не сказала, это я так, от себя добавил.

Джине всегда хотелось жить в Лондоне. С неожиданной для нас с Нат энергией она связалась со старой школьной подругой, которая вышла замуж и переехала в Тотнем, и договорилась, что остановится у нее на несколько дней, пока не подыщет квартиру. Надеясь отсрочить поездку, я сказал, что очень занят и в Лондон ехать не могу, однако Джина лишь плечами пожала и взяла один билет.

Мы с Натали посадили се на поезд, а вернувшись домой, сбитые с толку и озадаченные, решили спросить совета у карт Таро, когда-то принадлежавших Роуз. Заварив чай, уселись по-турецки на полу гостиной, и Натали стала отделять старшие арканы от младших. Потом разложила карты лицом вниз и попросила вытащить одну. Я послушался, и операция повторилась еще четырежды, до тех пор, пока на полу не осталось пять карт, лежащих крестообразно.

— Итак, — начала Натали, — центральная карта символизирует твою жизнь.

— Про меня неинтересно! Я думал, мы гадаем на Джину.

— Не получится, ее ведь здесь нет! Но давай предположим, что у вас с ней одна судьба. — Свояченица окинула меня долгим проницательным взглядом. — Ты как, согласен?

Пришлось кивнуть.

Натали открыла центральную карту: на ней изображался голый мужчина, которого кто-то подвесил за ноги. Висельник.

— Интересно… — протянула свояченица. — Он похож на тебя?

Я внимательно рассмотрел карту.

— Ну, вряд ли. У этого парня нет пениса!

— Карта обозначает не отсутствие пениса, а добровольно перенесенные страдания, — пояснила Натали. — Самопожертвование, понимаешь? Висельник скорее всего сам себя повесил. Возможно, это символ: ты живешь только для того, чтобы угождать Джине.

Натали взялась за карту, что лежала чуть ниже Висельника.

— Вот что у тебя под сердцем. Здесь скрывается твоя истинная сущность!

Она перевернула карту. Шут.

— Великолепно! — вырвалось у меня. — Моя истинная сущность в глупости. Значит, я настоящий идиот!

— Ну, это может быть святая простота или божественная невинность, как у некоторых пророков… Но я не понимаю, что это означает конкретно в твоем случае.

— Спасибо, Нат! Спасибо на добром слове! Девушка проворно раскрыла самую ближнюю ко мне карту. Колесо фортуны, изображенное в виде вращающегося колеса, которое оседлали какие-то египетские божества.

— Карта, лежащая над тобой, означает… означает силу, которая управляет всей судьбой.

— Но ведь карта хорошая? — радостно улыбнулся я. Почему-то в ответ Натали не улыбнулась.

— Ну… это как сказать. Вообще-то Колесо фортуны несет перемены. То есть если ты сейчас несчастен, дела пойдут на поправку, а если все хорошо, скоро сядешь в лужу.

— Нет! — твердо заявил я. — Счастливым я себя сейчас не считаю, особенно в ситуации с Джиной… То еще счастье!.

Глотнув чаю, Натали мрачно посмотрела на меня поверх чашки.

— Все это очень субъективно, — сказала она. — Счастье у каждого свое. Сомалиец, на глазах которого погибают истощенные жена и дети, сочтет тебя самым счастливым человеком на свете. Для него что ты, что мультимиллионер — никакой разницы.

Девушка раскрыла карту справа от себя. Императрица — Джинина карта, во всей колоде моя самая любимая.

Олицетворение женского качала, она означает любовь, сострадание, радость и исполнение желаний.