Уилл Айткен - Наглядные пособия (Realia)

Я показываю на здание.

– Это в Токио?

Миссис Флиман качает головой.

– В Гонконге.

– Мистер Томми – филиппинец китайского происхождения, – поясняет миссис Накамура. – Он живать… живет в Гонконге.

– А вы живете в Японии? – обращаюсь я к миссис Флиман.

– Тут безопасно, – широко улыбается она.

– Он приезжает к вам в гости?

Миссис Флиман прикрывает рот ладошкой и хихикает.

– Томми ненавидеть Японию.

– Значит, вы к нему ездите?

– Иногда. Ну ладно.

– Миссис Анака?

Камилла Анака, дипломированная медсестра, приподнимает крышку вышитой шелковой коробочки, разворачивает серебристую ткань, достает узкий лакированный ящичек. Извлекает на свет и раскрывает бумажный веер с ручкой из слоновой кости. На пергаменте, натянутом между планками, ротогравюра – Иисус с арийской внешностью, с белокурыми волосами а-ля «Брек герлз»* и светло-голубыми глазами.

– Это веер моей бабушки.

– Веер вашей бабушки?

Миссис Анака озадаченно поднимает глаза.

– Да, веер моей бабушки.

– Ваша бабушка была христианкой?

* «Брек» – американская марка средств по уходу за волосами, крайне популярная в середине века благодаря рекламе с изображением женских головок («Брек герлз»), воплотивших в себе романтический идеал женской красоты и чистоты (точеный профиль в ореоле белокурых волос, вызывающе вздернутый подбородок, скромно потупленные глаза): этот идеализированный образ американской женщины сохранял популярность на протяжении 50 лет.

Миссис Анака кивает.

– Она из Нагасаки.

Все кивают в унисон, словно этим все объяснялось.

– Я тоже христианка, – добавляет миссис Анака.

– О? – Она что, ожидает награды?

– А вы христианка? – Миссис Анака – назойливая сучка.

– Нет.

– Иудейка? – предполагает миссис Флиман, дотрагиваясь до носа.

– Никто. Я – никто.

– Никто? – хором ахают дамы, расширив глаза.

– Никто. Миссис Накамура, а вы что принесли? Я отлично вижу: серый овальный камень. Миссис Накамура смотрит вниз, на камень, но прикасаться – не прикасается.

– Я находить… я нашла этот камень в ручье неподалеку от нашего загородного дома, на Кюсю*. Он был такой же, как все прочие камни в ручье, только немного другой. Пролежит в ручье достаточно долго, станет совсем такой, как все. Поэтому я его вынимать.

– О, – шепчет миссис Минато.

– А вы, – резко поворачивается ко мне миссис Анака, – что принесли вы?

Я уже собираюсь отрезать: «Я – ваша учительница, ты, настырная корова, мне ничего не нужно приносить», – а вместо этого зачем-то лезу в рюкзак и достаю бумажник. Показываю им рябой моментальный снимок, купленный мною на блошином рынке в Эдмонтоне – портрет моложавой женщины с бледным лицом, огромными серыми глазами и в шляпе с вислыми полями.

– Это – моя покойная мама.

Остаток урока рассказываю им про милую, добрую маму, которой никогда не знала.

* Кюсю – третий по величине и самый южный из четырех основных островов Японского архипелага.

* * *

Ёсидаяма – весь из себя пижонский район Киото, не такой симпатичный, как восточные холмы, где живет миссис Накамура, но и не вульгарное нагромождение ресторанов, магазинов, общественных бань и оштукатуренных бунгало вокруг гостиницы «Клубничный коржик». Дома, что минуем мы с Бонни, поднимаясь по извилистой дороге вверх по склону, по большей части невысокие, современные, и никаких магазинов тут нет, если не считать «Роусона» (японский «Севнилевн»*) у подножия холма.

Бонни вырядилась в пух и прах – в невесть сколько слоев раздувающегося шелкового батика, не иначе. Точь-в-точь незастеленная кровать в «Рангун холидей инн».

– А что, это вечеринка из серии «сядем в кружок, поболтаем», или «шиза-танцульки», или как оно? – спрашиваю я, пока мы преодолеваем еще один крутой пролет каменной лестницы.

– Никаких наркотиков, ручаюсь. – Бонни ставит свой лоскутный ридикюль на тротуар и хватает ртом воздух. Надо бы ей бросить курить: гвоздичные сигареты до добра не доводят! – В Японии с наркотиками очень строго.

– И почему это меня в бюро путешествий не предупредили?

– Митци Ямамура вам ужасно понравится. Она жила на Западе, английский у нее безупречный. А ее горшочки по всему миру выставлялись – и в Виктории, и в Альберте, и на горе Уитни. – Бонни подхватывает ридикюль и двигает дальше по темной улице. Вдалеке различаю многоярусные неоновые вывески квартала развлечений Гион. – Тут где-то тропинка должна быть…

Кабы таблички с указанием улицы и номера дома не считались здесь за западную причуду, ориентироваться в этой стране было бы куда как проще. Впереди, сквозь густые бамбуковые заросли, мягким светом сияют огни.

* Сеть магазинов одноименной фирмы, торгующих продуктами, напитками, товарами повседневного спроса; зачастую работают круглосуточно (название буквально означает «с семи до одиннадцати»).

– Наверное, там, – возвещает Бонни.

Мы взбираемся по узкой грунтовой дорожке. Через каждые несколько ярдов из травы торчит по здоровенному факелу; в безветренной ночи язычок пламени горит ровно, не колеблется.

Внезапно над нами нависает особняк – гигантская стеклянная коробка на толстых деревянных сваях. Рядом с бочкой из рифленого металла тусуются три парня-японца. Ухмыляются нам с Бонни.

– Бииру?*

– Хотите пива? – спрашивает Бонни.

– А то!

Бонни лопочет что-то по-японски. Двое ребят отворачиваются, прикрывая рот ладонью, плечи вздымаются от сдерживаемого смеха. Третий подает нам пиво.

Прихожая завалена туфлями и сандалиями. Бонни показывает мне, как прислонить сандалии носками к стене, чтобы потом проще было их отыскать, и мы поднимаемся по узкой винтовой лестнице.

– Это и есть домик твоей Минни? – шепчу я.

– Митци, – поправляет Бонни. – Не знаю, ей ли дом принадлежит, или она просто гостит здесь. Неплохо устроилась, а?

Просто класс. Наверху наблюдается одна длинная комната с квадратными окнами вдоль трех стен. В дальнем конце комнаты – низкое возвышение или сцена. Вот нисколько не гайдзинская вечеринка, если не считать нас с Бонни. Самое что ни на есть обычное скопище японцев – как в метро, как в супермаркетах, как на запруженных торговых улицах во время ленча. Столкнувшись лицом к лицу с чем-то чужеродным, они просто-напросто отказываются признавать его. Мы с Бонни здесь, в комнате – но, глядя на сотню других людей, этого не скажешь. Или нет, скажешь: сфокусировав взгляд на кусочке пространства близ винтовой лестницы, куда все демонстративно не смотрят.

* Пиво? (яп.)

– Пожалуй, идея была не из лучших, – говорю я Бонни на ухо, и тут миниатюрная женщина в платье, смахивающем на сверкающий белый парус, пронзительно взвизгивает со сцены в дальнем конце комнаты: