Джон Кинг - Человеческий панк

Микки Тодд возвращается из сортира, лыбится, болтает со знакомыми, довольный, как кот, как будто он из королевской семьи, пожимает руки, жрёт сэндвич с огурцом вместо коки, думает, он в летнем саду, тусуется с лордами, а не в пабе, набитом стрёмными чуваками.

— А откуда ты всё это узнал? — через некоторое время спрашивает Крис. — Тебе Альфонсо рассказал?

— Он — нет. Я услышал этот прикол от цыпочки Шарон, она подруга Лиззи.

А я-то думал, Дэйв был в комнате, прятался под кроватью, сидел в углу и дрочил собаке. Крис тоже так же думает.

— Во ты жопа.

Дэйв смеётся, сегодня он расслаблен, отдыхает от чарли. Ему сняли швы с руки, и он показывает мне шрам. Сначала не хотел, но теперь он выпил, достаёт руку из кармана и показывает. Из-за того, что он так бездарно попал, он теперь сидит и слушает меня. Ему надо быть осторожнее. Шрам перечеркнул его линию жизни, и я говорю, ему надо держаться подальше от гадалок.

— Рука, пипец, болит, — говорит он. — Перерезали кучу нервов. Доктор сказал, потерпи, пройдёт. Я фигею, как меня порезали. Микки отправил бригаду разбираться в Рединг. Я говорил ему, забей, я сам виноват, сам и разберусь, но ты же его знаешь. Сказал, что защищает свою репутацию.

Я говорю, что отец мне рассказывал про Майора, как он посмотрел, а там слизняки разложены по столу и Майор нарезает их для компостной кучи. Прямо вижу, как слизь вытекает из их прыщавых тел, усики дёргаются от боли.

— Я всегда говорил, что он псих. А вы не верили. Слизни были мертвы. Надо различать. Это простая плоть.

Люди сильно напрягаются на расчленёнку, сильнее, чем просто на смерть. Мы все такие. Ты думаешь, тот, кто режет трупы, должен быть психом, на самом же деле это неважно.

— Ты прав, наверно, разницы никакой нет, но всё равно противно. Как-то это всё ненормально. Надо быть немножко тронутым, чтобы рубить трупы.

Мы молчим, размышляем о психах, которые приходят ночью и творят ужасы, исчезают прежде, чем восходит солнце, это очень похоже на бунт, когда Старый Билл обвинял чужаков. Это самый простой способ, свалить вину на невидимого врага, тогда не надо разбираться у себя дома.

Дэйв кивает, смотрит в пустой стакан и идёт к стойке, когда подходит его очередь, делает заказ, наверно, с Люком я всё сделал правильно, пустил его к себе пожить, показал ему город. Он пробыл тут немало. А сказать можно далеко не всё. И я сказал слишком много, когда напился, надо было держать рот на замке, не трепаться об Уэллсе, и тогда, пока я спал, он не отыскал бы его адрес в телефонной книге, не вызвал бы Дельта Карз и не поехал бы к тому домой. Он постучал в дверь Уэллса и разбудил его. Люк был под градусом и хотел поговорить, но разговаривать-то им было не о чем. Уэллс рассмеялся пацану в лицо. Дал ему в челюсть и попинал ногами. Сказал, да, он бросал каких-то панков в канал, и хули? Слышал, он повесился, и правильно сделал. Разозлился и отметелил парня. Избил в говно.

— Что будешь, лагер или «Гиннес»?

Каким человеком надо быть, чтобы так говорить о мёртвом? Каждый должен время от времени смирять свою гордыню. Учиться на своих ошибках.

— Ау, ты меня слышишь? Что с тобой? Что будешь, лагер или «Гиннес»?

«Гиннес», конечно, лучше.

— Эй, улыбнись уже.

В паб заходят Клэрет и его ребята. Их тут не любят, говорят, Слау надо переименовать в Паки Таун и объявить Калькутту городом-братом. Они все из окрестных городов и деревень. Клэрет умело машет ножом, он из нового поколения футбольных хулиганов, которые больше любят ездить махаться в Лондон, чем смотреть игры. Даже Микки Тодд обращается с ним осторожно, машет ему подойти.

— Тодд как раз Клэрета посылал разбираться с теми парнями, которые меня порезали, — говорит Дэйв. — Меня он не пустил. Говорит, я им буду только мешать, мол, принимаю много чарли. Ничего, я ещё повоюю.

Надеюсь. Это богатым не страшно подсесть, но если у тебя нет денег ни удовлетворять свою привычку, ни лечь в клинику, чтобы профессионалы помогли тебе, как всяким звёздам музыки и спорта, у тебя не остаётся ни одного шанса.

— Вот уж бригада отморозков, — говорит Клем, поворачиваясь спиной к Тодду сотоварищи. — Не понимаю, чего они всё время лезут драться.

Он пьёт своё пиво, а Чарли наклоняется, начинает трепаться со знакомой девушкой, с кругами под глазами.

— Помнишь праздники, когда мы ездили на море? — спрашивает Клем у Дэйва. — Когда мы ночевали у тебя в фургоне.

Дэйв кивает и смеётся.

— Никак не мог заснуть, из-за секса, точнее, из-за его отсутствия. А ты храпел так, что стены трескались.

Клем улыбается. Он вспоминает фотографию, которую я у него брал. Я пытаюсь придумать, как бы перевести тему, не хочу, чтобы Крис и Дэйв интересовались моими делами. Чарли возвращается, девушка его отшила, я спасён.

— Мы летом едем на Ибицу, — говорит он. — На фиг фургоны в Богноре. На фига жить в фургоне, если можно поехать на Ибицу?

— Борнмут, — говорит Дэйв. — Фургона больше нет. Проржавел, развалился. И был он в Борнмуте, а не в Бог-норе.

— Борнмут, Богнор, какая разница. Дэйв улыбается.

— Тебе надо тоже съездить на Ибицу, — говорит мне Чарли.

Я говорю, нет, не люблю, зверею от солнца, вина и херни на дискотеках, безмозглая музыка вообще сносит башню. Если уж уезжать на выходные, я бы лучше уехал на недельку в Амстердам или Берлин, на пару дней погулять в Дублин, на ЕвроСтар в Париж, там есть хорошие группы; дешёвым самолётом до Стокгольма или Осло, зависнуть на недельку в общаге, выступить там, неделю в Лиссабоне или Барселоне. Но я ничего этого не рассказываю, не хочу ввязываться в бесконечные споры. На вкус и цвет все фломастеры разные, и когда я был моложе, я бы наверняка обосрал такое буржуйство, мы от души поиздевались над Дэйвом, когда они с Крисом ездили на две недели в Испанию, танцевали с Донной Саммер, и они отвечали мне взаимностью. Им нравятся эти курорты. Надо сказать, ради хорошего концерта можно много куда съездить, но если просто отдыхать — я бы выбрал Нью-Йорк. Но сейчас отдых меня как-то не парит. У меня другие планы. Буду ловить рыбку покрупнее.

— Хочу побольше солнца, — говорит Дэйв, поворачиваясь к Крису. — А ты?

— Уже всё заказано. Две недели в Корнуолле. Не могу ждать. Дети хотят в Диснейленд, но денег не хватает. Может, на следующий год.

Вечный следующий год. Есть чего ждать. Новая музыка, новые места, новые способы. Сую руку в карман и нахожу свёрнутую в комок туалетную бумагу, в неё кое-что завёрнуто.

— А ты поедешь с цыпочкой Сарой, — говорит Дэйв. — Это любовь, хуева любовь. У тебя на лбу написано.

Я ещё мало её знаю. Не хочу сейчас размышлять о таких вопросах, и вообще, я не собираюсь жить вместе с кем-нибудь. Умереть в пути. Крис, без обид.

— Не вопрос, — смеётся он.