Александр Трокки - Молодой Адам

— Не повезло им, — сказал Лесли.

— Теперь сюда, — сказал Боб. — Уже совсем недалеко.

Он быстро шёл впереди. Лесли с ребёнком не отставали. Я плёлся позади. Свежий после дождя воздух был похож на тот, что по ночам ветер приносит с моря. Вода тихо капала с шуршащих листьев живой изгороди.

— Рядом с кинотеатром есть паб? — спросил Лесли.

Я не услышал ответа Боба. В конце дороги показались огни: высокий фонарный столб и окна, похожие на квадратные глаза.

— Теперь близко, — проговорил Боб, проведя чёрным пальцем по своей шее цвета мастики. Его серые замшевые туфли стали чёрными под дождём.

Я возвращался по главной улице, на которой почти никого не было. На берегу канала тоже никого не будет. Палуба баржи сейчас скользкая. В первый раз за этот день я почувствовал себя свободным. Ярмарка была для меня настоящим кошмаром, личной драмой: я был против своей воли вовлечён во что-то, что не имело ко мне ни малейшего отношения, вовлечён настолько, что оказался полностью отрезан от себя самого, от собственных планов. И теперь вдруг, как только я остался один, я почувствовал, что надо мною больше не довлеет никакое принуждение, и мир снова ожил для меня. Он больше не был посторонним элементом или объектом наблюдения, он стал средой, в которую я мог погрузиться с головой, чьи составляющие были просто продолжением меня самого. Другими словами, я был частью этого мира, а он — частью меня.

Похолодало. Я застегнул куртку. В голове промелькнули завитые светлые волосы женщины, стоявшей напротив меня в палатке, а потом похожие на птичьи судорожные движения бродяги. Тогда я вспомнил, что бродяга был похож на мёртвую женщину. Чего-то не хватало. И то, что осталось, это только подчёркивало.

Дождь так и не начался снова. Я прошёл мимо общественного писсуара. Я чувствовал враждебность во взглядах околачивавшихся возле него нескольких бродяг. Мне всегда казалось странным, почему они предпочитают стоять именно в таких местах. Группами или поодиночке они курят и убивают время. Один из них засмеялся. Он что-то сказал, но я не расслышал. Мимо на велосипеде проехал полицейский. Забавно — я всегда замечаю полицейских. Шины с плеском рассекали лужи, разбрызгивая грязную воду, а плащ стража порядка раздувался у него за спиной, как шатёр. Скорее всего, он ехал домой.

Потом я вышел на дорогу вдоль живой изгороди. Думаю, это был боярышник. Я слышал, как с него капала вода на траву и папоротник под моими ногами. Из канавы вылез кот, он понёсся по дороге и нырнул в живую изгородь на противоположной стороне. Кто-то шёл впереди меня в одном со мной направлении. Я понял это потому, что шаги не становились громче. Я гадал, кто это мог быть. Я пошёл медленнее, и вскоре звуки впереди совсем стихли. Значит, он шёл не далеко. Я дошёл до ярмарки. Точно. Вот, куда он направлялся. Некоторые огни всё ещё горели. Я услышал женский смех. Элла, похоже, смеялась. Так же резко и безудержно. Смех трущоб. Ещё дальше я услышал за живой изгородью разговор двух мужчин. К тому времени, как я подошёл к каналу, всё стихло, кроме странного звука, исходившего от воды. Водам суши присущ особый звук, некое излучение, которое в полном смысле не является ни звуком, ни запахом; оно больше похоже на прикосновение; его сущность проникает в поры кожи. На мостках никого не было. Я осторожно по ним прошёл и оказался на барже.

В каюте было темно, и мёртвую тишину нарушало только тиканье часов над кроватью. Она легла спать.

Я водил руками перед собой, как слепой. Я нашёл стул и сел на него. Когда мои глаза привыкли к темноте, я стал различать дыхание Эллы. Она лежала на большой кровати, и я почему-то был уверен, что она не спала. Она должна была знать, что пришёл я. Она должна была слышать, как я спускался по лестнице.

— Элла! — тихо позвал я.

Она не ответила. Смутно циферблат отражал то, что казалось вечностью, заточённой под стеклом, как будто там был тоннель, ведущий в загадочные дали. Я видел очертания тела Эллы под одеялом, угол стола, керосинку, тёмные нагромождения каких-то вещей у меня под руками, под ногами и в другом конце каюты. На лестнице было чуть светлее.

— Элла! — в этот раз сказал я громче.

Я протянул руку и дотронулся до её плеча. Только тогда я понял, что она плакала, не навзрыд, а тихо, в подушку. Я не понимал почему Мои пальцы, которые теперь чувствовали свою собственную неловкость, всё ещё оставались у неё на плече.

И тут она отодвинула руку.

— Уходи Джо! Я не хочу тебя видеть!

— Ты с ума сошла, — сказал я неуверенно. Я ничего не понимал.

— Уходи, Джо!

— Господи!

Когда я это произнёс, я отступил назад, и моя рука задела продолговатый купол керосинки, который наклонился и упал на пол. От удара о палубу стекло разлетелось на мелкие кусочки.

— Смотри, что ты наделал! Она села на кровать.

— Я ни черта не вижу, — сказал я. — Подожди, я зажгу спичку.

Элла соскочила с кровати.

— Дай спички мне, — резко бросила она, — и отойди в сторону, пока я всё не уберу.

Я почувствовал, как она выхватила из моей руки спичечный коробок, и через долю секунды спичка в её пальцах извергла пламя. Внезапная, короткая вспышка, и я её ясно увидел. Её тень легла на деревянную мебель и часы в медной оправе. В этот момент пробило девять, и тихий металлический звон в этой неловкой ситуации прозвучал как никогда отчётливо. Спичка прогорела, и она зажгла другую. Она наклонилась, пытаясь разглядеть, куда упала лампа. В каюте стоял сильный запах керосина.

— Керосин течёт, — сказала она.

— У тебя что, свечки нет?

— Джим все пожёг. Я собиралась их купить. Похоже, она не замечала, что я на неё смотрел.

На ней была очень свободная белая комбинация на тонких тесёмках, так что в свете спички я отчетливо видел её поднимавшуюся грудь и твёрдые соски. Комбинация плотно прилегала к её расслабленному животу, и обрывалась у неё над коленями, как наспех подогнанная занавеска. Её полные мясистые ноги твёрдо упирались широкими ступнями в деревянные планки палубы, а её крупные предплечья поворачивались из стороны в сторону, когда она прикрывая руками спичку, направляла её свет вниз. Я заметил, что у неё была родинка сбоку почти под мышкой, под спутанными густыми волосками. Она пахла теплом, потом и постелью.

— Смотри под ноги, — нежно сказал я. — Ты можешь пораниться.

Она нашла лампу.

— Ты не видишь щётку? — спросила она, повернувшись ко мне.

Я преградил ей путь.

— Джо…

— Они вернутся не раньше, чем часа через два, — сказал я. — Они сейчас в кино.

Она собиралась мне возразить, но когда я приблизился к ней, она задержала дыхание. Я сильно прижал её к себе, большими пальцами я гладил влажные волоски у неё под мышками, а оставшимися, как когтями вцепился в мягкую плоть на её плечах. Она не сопротивлялась. Мои руки опустились на её поясницу, притягивая её ко мне, так что полный живот Эллы теперь плотно прижимался к моему телу. Она зарылась лицом мне в плечо.