Маркос - Четвертая мировая война

«Поскольку цель в повышении числа раненых и понижении убитых, — сказали в Женеве, — запретим разрывные пули». Попадение пули с твердым сердечником выводит тебя из строя, ты являешься потерей, но если только пуля не поражает жизненно важный центр, тебя не убивает. Для выполнения Женевской конвенции и осуществления своей хитрости североамериканцы создали пулю с мягким сердечником, которая, входя в человеческое тело, надламывается и начинает вращаться. Входное отверстие одного размера, а выходное — намного больше. Эта пуля намного хуже разрывной и не нарушает договоров. Тем не менее, если она попадает тебе в руку — ты остаешься без руки. Пуля 162 может пробить тебя насквозь, но только ранит, эта же разрывает тебя на куски. И, как бы случайно, мексиканское правительство только что закупило 16 тысяч этих пуль.

То есть, для каждого конкретного сценария создавалось соответствующее оружие. Предположим, что ядерное оружие использовать не хотели. Что же использовали? Большие количества солдат против больших количеств солдат. И так были созданы доктрины конвенциональной войны НАТО и Варшавского договора.

Второй возможностью была ограниченная ядерная война, война с использованием ядерного оружия, но только в определенных местах. Между двумя сверхдержавами существовала договоренность не атаковать друг друга на собственных территориях, а вести войну исключительно на территории нейтральной. Излишне говорить, что этой территорией была Европа. Именно там должны были падать бомбы, а там уж было бы видно, кто останется в живых в Европе Западной и в той, что называлась Восточной.

И последней возможностью Третьей Мировой войны была всеобщая ядерная война, оказавшаяся большим бизнесом, бизнесом века. Логика ядерной войны заключалась в том, что в ней не могло быть победителя, неважно кто начинал; как бы он ни начинал, другой обязательно успел бы ответить. Взаимное разрушение было гарантировано, и с самого начала стороны просто отказались от такой возможности. И этот вариант превратился в то, что в терминах военной дипломатии стало называться «политикой сдерживания».

Для того чтобы Советы не использовали против них свое ядерное оружие, североамериканцы создали много собственного ядерного оружия, и чтобы североамериканцы не использовали это ядерное оружие, Советы создали еще больше ядерного оружия, и так по нарастающей. Называлось это оружие межконтинентальным баллистическим, были это ракеты готовые лететь из России в Соединенные Штаты и из Соединенных Штатов в Россию. Стоили они бешеных денег и сейчас уже ни на что не годны. Существовали и другие виды ядерного оружия для местного использования, которые должны были быть применены в Европе в случае локальной ядерной войны.

В момент начала этой фазы, в 1945 году, такая война имела определенный смысл, потому что Европа была разделена на две части. Военная стратегия — а говорим мы сейчас об аспектах чисто военных, — заключалась в следующем: некоторые продвинутые посты непосредственно перед позициями противника, за ними — постоянная статегическая линия, и уже за ней — тылы, в данном случае Соединенные Штаты или Советский Союз. Со статегической линии производилось снабжение продвинутых постов. В воздухе 24 часа в сутки находились огромные «летающие крепости» Б-52, с ядерными бомбами на борту, которые благодаря дозаправке в воздухе не нуждались в посадке. Кроме того, существовали пакты. Пакт НАТО, Варшавский договор и СЕАТО (Организация договора о Юго-Восточной Азии), — что-то вроде НАТО для азиатских стран. Эта схема вводила в действие локальные войны. Все это имело свою логику, и было логично воевать во Вьетнаме, который был одним из согласованных сценариев. В роли продвинутых постов выступали местные армии или повстанцы, функцию статегических линий выполняли линии подпольной или легальной поставки оружия, и в роли тыла выступали две сверхдержавы. Была еще договоренность о зонах, которым отводилась роль зрителей. Наиболее очевидные примеры этих локальных войн — латиноамериканские диктатуры, азиатские конфликты, в частности, Вьетнам, и войны в Африке. Казалось, это не имело абсолютно никакой логики, потому что в большинстве случаев было совершенно непонятно, что происходит, но все происходившие события были частью схемы конвенциональной войны.

Именно в это время — и это важно — разрабатывается новая концепция «тотальной войны»: в военную доктрину включаются невоенные элементы. Например, во Вьетнаме, начиная с наступления в праздник Тет (1968 год) и заканчивая взятием Сайгона (1975 год), средства массовой информации превращаются в новый очень важный фронт боевых действий. Так, среди военных получает распространение идея, что только одной военной мощи недостаточно — необходимо включить в войну и другие элементы, такие, как средства массовой информации, и что противника можно атаковать и средствами экономическими, и политическими и даже дипломатическими, где особая роль отводится Организации Объединенных Наций и международным организациям. Некоторые страны организовали акты саботажа, чтобы добиться осуждения и обвинений в адрес других, что было названо «дипломатической войной».

Все эти войны следовали логике домино. Как ни несерьезно это звучит, казалось, два соперника играют в домино с остальным миром. Один из противников клал свою костяшку и другой старался ответить своей, чтобы осложнить сопернику продолжение игры. Это — логика посвещенного персонажа по имени Киссинджер, государственного секретаря правительства США времен войны во Вьетнаме, говорившего: «Мы не можем уйти из Вьетнама, потому что это значило бы сдать другим партию домино в Юго-Восточной Азии». И поэтому они сделали во Вьетнаме то, что сделали.

Кроме этого, предпринимались попытки возродить логику Второй мировой войны. Для большинства населения ее логика была окрашена героизмом. В ней — образ морской пехоты, освобождающей Францию от диктатуры, освобождающей Италию от дуче, освобождающей Германию от военных, со всех сторон наступающей Красной Армии. Разумеется, смыслом Второй мировой было уничтожение врага, угрожавшего всему человечеству — национал-социализма. Поэтому локальные войны попытались в том или ином виде возродить мысль «мы защищаем свободный мир», но на этот раз роль национал-социализма отводилась Москве. И Москва, в свою очередь, делала то же самое: обе сверхдержавы старались использовать как аргумент «демократию» и «свободный мир» согласно собственным понятиям.

Потом наступает Четвертая мировая война, аннулирующая все предыдущее, потому что мир уже стал другим и ту же самую стратегию применить невозможно. Концепция «тотальной войны» развивается дальше — теперь это уже не только война на всех фронтах, но и война, которая может вестись в любом месте, тотальная война, при которой в игру включен весь мир. «Тотальная война» значит: война в любой момент, в любом месте и при любых обстоятельствах. Уже не существует идеи боя за какое-то конкретное место, бой может быть дан в любой момент; больше нет логики эскалации конфликта и обмена угрозами, захвата позиций и попыток наступления. Конфликт может возникнуть в любой момент и при любых обстоятельствах. Он может быть вызван какой-нибудь внутренней проблемой, каким-нибудь диктатором, всем тем, чем были вызваны войны последних пяти лет — от Косово до войны в Персидском заливе. Таким образом отменяется вся военная рутина «холодной войны».