Фредерик Бегбедер - Каникулы в коме

– Easy, boy, ситуация под контролем. Нюхни-ка чуток моего Special К: треть кокаина, треть конского транквилизатора и треть средства, вызывающего выкидыш у кошек. После него ты захочешь одного – проплясать свою жизнь под балеарскими звездами.

– С чего это все вы решили уподобить меня себе? Сбереги свою отраву для Клио: она вон там, валяется на банкетке.

С этими словами Марк тычет пальцем в спасенную Клио, которая похрапывает на подушках, подвернув под себя босые ноги. Испугавшись, что друга настиг припадок жестокой паранойи, Фаб удерживает его подле себя за руку.

– Уй-я! Я тебе про профилактику, а ты мне про bad-trip? Включи автопилот, чувак…

Как Марку объяснить, что в голове у него неотвязно гудит басовая нота, постоянный звуковой фон, хуже, чем мигрень: это похоже на шум заводского цеха, как в первых фильмах Дэвида Линча, у него нет ни секунды покоя, даже когда он окружен людьми, даже когда на максимальной громкости звучит техномузыка – все равно Марк продолжает слышать гул этой сатанинской фабрики, работающей день и ночь напролет. Как объяснить тебе это, Фаб? И снова Сизиф-Марронье обретает убежище в баре. Он предпочитает сидеть: в противоположность Мишелю де Монтеню, который сказал: «Когда я сижу, мои мысли спят», – мысли Марка умеют спать стоя. Сидя он может попытаться навести в голове хоть какой-то порядок. Он смотрит на сотни зайчиков, испускаемых зеркальными шарами, которые бесшумно поднимаются и опускаются в воздухе над стойкой словно наружные лифты на здании «Софитель». Его хамелеонское существование напоминает рассыпанный пазл, на котором изображено неизвестно что. Есть ли в этом хоть малейший смысл? Имеет ли смысл даже задавать подобный вопрос?

Он родился в западном предместье, его похоронят на кладбище Трокадеро; свою жизнь он потратит, пересекая северную часть XVI округа. А между делом он станет ходить на вечеринки, сидеть на табуретах в барах и рассматривать свое отражение в зеркальных шарах. Марк легко думает о смерти, о тщете всего сущего. Не стоит трижды спрашивать его «Зачем?» – он и так без конца думает о смерти. К чему все эти шуточки? Ничего, они перестанут задаваться, лежа в ящике из лакированной сосны, когда земляной червь начнет внедряться в пустую левую глазницу.

– Ба! – восклицает он, хлопнув себя руками по коленям. – Вот уж там-то и посмеемся над этим миром!

– Вы что, сами с собой разговариваете? Пресс-атташе одаривает его коварной улыбкой.

Кусок салатного листа, застрявший у нее между резцами, исчез, после того как над ней поработал Жосс Дюмулен. Быть звездой вечеринки – лучше не придумаешь, но чтобы заработать свой кусок хлеба, приходится трудиться, не покладая рук. И сейчас он опять забился в свою прозрачную рубку, где пытается решить, какой из груды моднейших компакт-дисков, лежащих перед ним, поставить следующим. Марк буде полным идиотом, если не воспользуется этим мгновением. Что бы вы сделали на его месте? Пока еще не сдохли? А?

– Лучше садись рядом, вместо того чтобы издеваться надо мной, – говорит он, похлопывая рукой по соседнему табурету.

– Вы Вели себя, как полный болван.

– Боже мой, только этого не хватало – и ты туда же! Допустим, у меня трудный период. Не могу же я постоянно быть красивым, блистательным и интересным!

– И скромным… Она улыбается, убежденная, что очень остроумно «срезала» Марка.

– Что ты будешь пить?

– То же, что и вы. Марк обращается к бармену:

– Два «Ката-тоника» со льдом, пожалуйста. Тихий ангел пролетел: ничего удивительного, времени-то – без четверти два. Марк внимательно изучает девушку: тонкие пальчики, маленькие ушки, блестящие губы. Небрежным тоном бросает:

– Не хочешь переспать со мной?

– Простите?

– Извините за прямоту, но уже поздно, и я хочу выиграть время. Ты трахнешься со мной прямо сейчас, как с Жоссом, да или нет, грязная шлюха?

– Говнюк! – говорит девушка и замедленно-элегантно выливает содержимое своего стакана на штаны Марку.

– Кто не пытается, тот не добивается, – бормочет себе под нос Марк, снова оставшийся один. Впрочем, костюм все равно испорчен. Вокруг него кружатся разноцветные оргиасты. Марк прекрасно знает, что без мордобоя, наркотиков, скандалов и трупов вечеринка не может считаться состоявшейся. Он знает, в чем прелесть больших праздников. Но он также знает, что все это бессмысленно. Выпить в одиночку бутылку арманьяка за вечер, это бессмысленно. Строить баррикады, сжигать 205 GTI перед «Макдональдсом» на улице Суффло, избивать иммигрантов – не решение проблемы. Расчленять женские трупы, чтобы они влезали в холодильник, – сущий бред. И даже блевать на рассвете кровью на покрывало фирмы «Сулейадо» – идиотизм.

Все лишено смысла, кроме разве что бледного плеча, на которое можно положить голову и закрыть глаза, грызя орехи кэшью, и лучше всего – в ванне, наполненной горячей водой.

И вот наступает время Запредельных Причуд. Уже два часа утра или что-то в этом роде. Марк чувствует, что его организм совершенно обезкофеинен. Не помогают ни смарт-дринкс, ни пастилки гуараны, ни прочие раздаваемые в зале смягчающие плацебо. Жосс Дюмулен уже не заботится о ближних. Он смешивает «Мессу для настоящих времен» с «Гудением, вызванным электрической бритвой, положенной на струны фортепьяно» (обе пьесы сочинены Пьером Анри). Верховный Диджей вернется в свой отель не один. Двери откроет швейцар в роскошной ливрее. Кровать будет застелена невероятно свежим бельем. Пресс-атташе (да, да, опять она!) станет потакать всем его прихотям с чувством профессионально исполненного долга. По кабелю можно будет посмотреть порнушку. Церемониймейстер «запустил» сегодня вечером клуб, и весьма удачно, браво, я читал о тебе в последнем номере «Глаза» – классная фотка, позвони мне на неделе, сейчас у меня полный зарез.

Молодец, Марк, что не падаешь духом, твое упорство осмысленных поисках восхищает.

Ондин хихикает с подружками в баре, и Ари кричит им:

– Быстрее! Они все уже вывалились – Жан-Жорж и остальные! Марк следует за ними на холод. Тридцать подонков – отбросы, жалкие развалины – извергнуты на площадь Мадлен. Обряд этот называется у них «ночной поллюцией».

Перед входом в клуб Жан-Жорж с дюжиной безвестных приспешников распевают «Потрогайте письку соседки», стоя на крышах сверкающих спортивных автомобилей. Бедняга владелец кабриолета «порше» – откидная крыша его любимца дефлорирована острыми каблуками.

И тут провокатор Жан-Жорж восклицает: «В атаку!» Собравшиеся воспринимают его команду как руководство к действию – так что ответственность за последовавший разгром целиком и полностью ложится на него. Вандалы в вечерних костюмах не знают пощады: витрины «Ральфа Лорена» и «Маделио» разбиты и опустошены. Сработавшая сигнализация только раззадоривает погромщиков. Рубашки в пластиковых пакетах летают по воздуху, как тарелочки «фрисби». Марк пополняет свою коллекцию галстуков в горошек – по самой низкой цене. Жан-Жорж хватает коробку с позолоченными запонками, бросает их, чтобы сорвать вешалки охапку нижних юбок. На подходах к предместью Сент-Оноре страсти все еще кипят, но, поскольку никто не предложил следующего «политического шага, последние бунтари отступают: гораздо веселее пинать ночами все подряд тачки, запаркованные на улице, слушая сладкую музыку противоугонных сирен.