Бенджамин Вайсман - Господин мертвец

ВСЯКОЕ ЛЕЗЕТ МНЕ В ГОЛОВУ, не спрашивая моего разрешения. Моя мать — всегда первая в списке тех, кто готов влезть туда любым способом, пусть даже проломив мне при этом череп. Она вваливается без стука, располагается поудобнее и велит мне хорошенько почистить кору головного мозга и не забыть про обонятельные луковицы. Я родился девятого декабря. Должно быть, я доходил до готовности с самого марта. Папаша дрючил мамашу весеннюю порой. И вот он я — результат научного эксперимента. Правда, временно расквартированный в животе у матери, словно эскимос, пережидающий бурю в своем иглу. Сидел долго: все лето и всю осень. Сладкий Рей Робинсон [11] Боксер, выступал в среднем весе с 1946-го г. был чемпионом в среднем весе. Когда некуда деваться и делать тоже нечего, надо бить и становиться в стойку. В мамкином животе было тепло. За пятнадцать месяцев до меня у нее родилась моя сестра. Движение за гражданские права еще только набирало обороты. Пассивное сопротивление постоянно натыкалось на реакционное применение силы. Двадцатью годами ранее страна была воодушевлена Джессом Оуэнсом, унизившим Гитлера [12] Знаменитый чернокожий легкоатлет-спринтер; олимпийский чемпион на Играх в Германии 1936 г. На церемонии награждения «представителя низшей расы» Гитлер покинул стадион. . Добро пожаловать в мир. Мать говорила мне, что не планировала еще одного шалопая так скоро. Однако вот он я. И этот опыт продолжается в моей жизни по сей день. Еще рано. Пожалуйста, обожди. Еще пару минут. «Нет, — всегда думаю я, — я не могу ждать ни секунды, чтобы начать жрать этот дерьмовый пудинг». Однако я замечаю, как из моего рта вылетает: «Да-да, конечно». Я беру пучок сельдерея, кладу в рот и начинаю жевать. Это сочное, мясистое двулетнее растение из семейства зонтичных. Ставлю энциклопедию на место, как и полагается пай-мальчику. Я не рассаживаю вокруг игрушки. Поиск в энциклопедии сведений о том, чего я не знаю (а я не знаю почти ничего), помогает мне быстрее расти. Ага. Небольшой кусочек сельдерея застрял в зубах. Между нижним передним и боковым резцом. А если быть совсем точным, как раз между теми зубами, которыми я пользуюсь для откусывания, отпиливания, для идентификации объектов во рту и обгрызания. Они дополняются неподвижным набором зубов верхнего ряда. Ставлю том «СОРД-Техас» обратно в книжный шкаф. Зубы работают, словно пестик и ступка. Тридцать два у взрослых, двадцать у детей. Пятьдесят штатов, пятьдесят звезд на флаге. Соединенным Штатам пришлось отчаянно бороться за свою независимость от Англии, однако это вылилось лишь в отчаянное подражание ей. Такова американская жизнь. Передирай, прежде чем стереть с лица Земли. Трахайся по высшему разряду. Совокупляйся как ненормальный. Женщина, эта инверсия мужчины, утопала жопой в кресле, на ней был голубой бюстгальтер. Мисс Океания. А я стоял рядом, словно мистер Эрекция. Она сказала: «Можешь меня трахнуть». Эти слова, естественно, меня напугали. Я держал ее ноги широко раздвинутыми, а свои — согнутыми в коленях, исполняя при этом что-то вроде непристойного танца измученного насоса, добившегося своего обманным путем. Чем мы при этом занимались? Половой акт, знаете ли, может показаться ужасно глупым, но в этом проглядывает некая грандиозность. Я чувствовал себя добытчиком нефти. Полезных ископаемых ее души. Да, сэр. Мы корчились в обоюдном желании вывернуться наизнанку. Она засунула мне палец в рот и приказала: «Откуси!» Я сосал его несколько секунд, а затем отдернулся и завопил: «Боже!» Позже я набивал рот виноградом, захлебывался им, но все равно пытался поддерживать беседу. Мне казалось, кто-то хлопнул меня по спине, но я предпочел бы маневр в Геймлиха [13] Способ быстрого удаления инородного тела из дыхательных путей. . Кстати, его звали Генри Джеймс [14] Выдающийся американский писатель (1843–1916). . Впрочем, он еще жив, однако в целях объективизации суждения будем считать, что он умер. После Геймлиха в словаре идет отличное слово — «говнюк». Представьте себе, у него иностранное происхождение. Кусочек сельдерея основательно застрял между ранее обозначенными зубами и торчит там уже несколько дней. В некотором смысле он даже изменил мою внешность. Не то чтобы я рассматривал себя в зеркало, чтобы уяснить это. Я просто знаю. Я стал мрачнее чем обычно, щеки впали, нечто странное приключилось с моей верхней губой, даже форма подбородка, и та изменилась. Кончиком языка (этого важного вспомогательного органа) ощупываю застрявший кусочек сельдерея. Двигаю этот крошечный овощной фрагмент вверх-вниз. Это приносит мне облегчение и помогает думать. Продолжаю представлять себя в главной роли в фильме под названием «Моя сексуальная жизнь». И есть сельдерей. В надежде на то, что новые куски помогут высвобождению застрявшего. И вот наконец (думаю, пошел уже пятый день) моему языку, перед которым теперь помимо его непосредственных обязанностей по опробованию пищи встала новая задача, моему языку, охваченному навязчивой идеей этой бледно-зеленой игрушки, моему языку, становившемуся сильнее с каждым часом, удалось внезапно, без предупреждения вытолкнуть злосчастный кусок сельдерея, и теперь мой рот был на тысячу процентов чист. И когда он вернулся на прежнее излюбленное место, там уже не было ничего, что трепетало бы от его прикосновения и дразнило, лишь гладкая поверхность бокового резца. И мой язык вернулся к своему прежнему бездеятельному состоянию. Кто-нибудь другой наверняка просто воспользовался бы зубочисткой, но я выбрал путь менее исхоженный и потому познал удовольствия другого, высшего порядка.

В ЭТОТ ДЕНЬ РОВНО ГОД назад, четвертого числа гибельного месяца июля мне надо было пойти пешком и добираться до дома целую вечность или не выходить из автобуса и просто подождать, пока он обогнет земной шар и вернется обратно в наш старый квартал в Санта-Розе. Это был один из тех дней, когда мои родители были сыты мной по горло, что моя мать любила продемонстрировать мне наглядно, отчеркивая у себя на шее линию ребром ладони. Я, бывало, смотрел на обозначенный ею уровень, а потом на макушку ее головы и думал, что кое-какой запас у меня все же имеется. Мне было тогда восемнадцать — чудесный возраст, достижения которого я ждал всю свою жизнь. По закону тебе можно все, кроме спиртного. Этот пункт меня всегда смешил. Я систематически нарушал правила, установленные родителями, так что они в свою очередь «сняли с себя все обязательства в отношении меня» (отцовское выражение). И не желали терпеть меня ни секунды дольше. Они чувствовали себя так, будто я их использовал. Будто они давали пристанище уголовнику. Однако самым ужасным моим проступком на тот момент было курение травки, которая сопровождает человека с тех далеких времен, когда по земле ходили динозавры.