Хьюберт Селби - Реквием по мечте

В день отъезда погода была холодной и ветреной, хотя сухой. Надеюсь, этот сраный обогреватель будет работать, брат. Машину вел Гарри. Тайрон смотрел на датчики тем­пературы, включая обогреватель каждые пять минут и тут же выключая его, когда холодный ветер обдувал его ноги. Только где-то у развязки рядом с Джерси из обогревателя подул теплый воздух: бля, ну наконец-то. Похоже, наша прогулочка будет не такой хреновой.

Они поймали неплохую радиостанцию и несколько ча­сов весело щелкали пальцами и покачивали в такт голова­ми и гнали с предельной скоростью по магистрали, стара­ясь не нарваться на мусоров, не желая останавливаться по какой-либо причине. Ночь была спокойна и безмятежна. От огней проезжающих машин им становилось еще более уютно и комфортно в теплой машине. Огоньки далеких домов, ферм и фабрик мерцали в холодном воздухе, но все их внимание было приковано к дороге. Время от времени рана на предплечье Гарри давала о себе знать тупой болью, и он слегка шевелил ею, словно баюкая. Периодически Гарри или Тайрон сверялись со счетчиком, объявляя, на­сколько они приблизились к Майами и к теплому солнцу и кайфу. Да, чувачок, когда мы вернемся с кайфом, то зажи­вем как люди, и все будет круто. Точно, малыш. Мы никому не станем говорить, что у нас целый вес, мы его разбодяжим и будем сливать понемногу, как будто мы сами только что его замутили. Ты чертовски прав, брат. Не хочу, чтобы все эти сопливые торчки ломились в мою дверь. Тайрон че­сал голову и смотрел в окно на снежную кашу, серую с чер­ными червоточинами. Изредка фары выхватывали на сне­гу чистое белое пятно, там, где верхний слой был сдут вет­ром. Сколько, думаешь, мы сможем взять? Не знаю, чувак, думаю, грамм двадцать. Ты серьезно думаешь, что мы смо­жем взять так много? Цены нереально подскочили, мать их. Да знаю я, знаю, но, думаю, за штукарь мы сможем взять двадцать грамм, даже несмотря на эту сраную пани­ку. Мы тащим весь товар и берем на себя весь риск. Должен же риск окупиться. Точно, — Тайрон с улыбкой откинулся на спинку сиденья, — тогда до конца зимы у нас все будет круто, друг. Может, я даже куплю себе ультрафиолетовую лампу и буду загорать, как вы, бледные, — и Тайрон блес­нул белозубой улыбкой. Глянув на него, Гарри расхохотал­ся, но тут же захрюкал, чтобы успокоиться и не потерять контроль за дорогой. Эй, малыш, аккуратнее, нам еще дол­го трястись.

Через несколько часов они остановились у ресторанчи­ка «Говард Джонсоне» и, кутаясь в одежду, выскочили из машины. Там они заказали по содовой и пирогу, потом по­шли в туалет. Гарри очень осторожно снял куртку и закатал рукав рубашки. Дырка в руке так разболелась, что он пре­кратил прикалываться и болтать о том, сколько героина они привезут домой. Они с Тайроном некоторое время рассматривали рану: выглядит паршиво, братик. Да уж, хо­рошего мало, это точно. Гарри пожал плечами: да ладно, я займусь этим, когда мы вернемся домой. Ага, только ты ее больше не трогай, а? Ставься куда-нибудь в другое место. Они разошлись по разным кабинкам, и Гарри попытался найти подходящую вену на правой руке, однако, как ни старался, ничего подходящего даже близко не появлялось, поэтому он снова воткнул иглу в старое проверенное место, чтобы не расходовать героин впустую. Около минуты рана чертовски болела, но дело того стоило, и вскоре боль снова перешла в тупое нытье. Они поели пирога, выпили несколько стаканов содовой и немного покайфовали, при­дуриваясь с официанткой, потом закинулись декседри-ном, купили кофе в дорогу и поехали, продолжив свой путь к Майами и новым связям. Некоторое время они еха­ли молча, слушая музыку и наслаждаясь теплом и кайфом и видением светлого будущего, с улыбкой думая о том, что пришел конец всем бедам и страхам, по крайней мере для них. Потом декседрин развязал им языки, и они снова ки­вали головами в такт музыке, подпевая и щелкая пальцами и болтая без остановки, и Тайрон опять периодически объ­являл, сколько осталось ехать до Майами и новых связей.

Начался рассвет, а Гарри все еще вел машину. Бля, мы ж ехали всю ночь, а на дороге все лежит этот сраный снег, чу­вак. Сколько нужно ехать на юг, чтобы снег кончился? Очень долго. Проклятие холода и страха в силе до самого Майами. Они остановились выпить кофе и приняли еще по одной таблетке стимулятора, потом по одному сходили в туалет, догнались, купили еще кофе в дорогу и поехали дальше. Тайрон сел за руль, а Гарри вытянулся в своем кресле, стараясь устроить больную руку поудобнее, чтобы она не так сильно ныла. Сейчас, после укола, стало получ­ше, однако боль до сих пор пульсировала.

Тайрон все еще смотрел на счетчик и объявлял рассто­яние до Майами, когда внезапно до них дошло, насколь­ко далеко они уже от Нью-Йорка. Они приняли еще по дексу и выпили по чашке кофе, осмысляя расстояние до дома. Они ехали всю ночь, и теперь понимали, что не смогут просто поймать такси или спуститься в подземку и доехать туда, куда им нужно. Что бы они там ни чувство­вали, трогаясь в путь, теперь точка невозвращения была позади.

Радио продолжало работать, но в машине было тихо. Гарри поглаживал руку, пытаясь успокоить ее. Тайрон уперся локтем в дверь машины и почесывал подбородок. Никто из них раньше не выезжал из Нью-Йорка. Гарри только однажды, в детстве, выезжал из города в бойскаут­ский лагерь. Они завороженно рассматривали сельские пейзажи за окнами машины. Теперь они почти все время молчали. Стимуляторы и героин боролись за контроль над разумом. Они ерзали в своих креслах, устраиваясь поудоб­нее. Они старались отупить свой разум с помощью герои­на и стимуляторов, но отчаяние все равно было сильнее. До каждого по отдельности наконец все яснее стало дохо­дить безумие этой затеи. Теперь от родного района их отде­ляло полмира. Теперь, когда их начинало подкумаривать, факт, который они долгое время старались игнорировать, давал о себе знать все настойчивее. У них начинались лом­ки, а они ехали через какой-то сраный, Богом забытый штат, чтобы добраться до Майами и найти новые связи. Они их чувствовали. Они знали, что едут за какими-то свя­зями. НО! Какого хрена они собирались делать, когда до­берутся до места? Какого хрена вообще происходило? Они без конца ерзали. Гарри баюкал свою руку. Боль была такой сильной, что он думал: сейчас ослепну, на хер. Они были напуганы до усрачки. Но не меньше того боялись выдать себя друг другу. Обоим страшно хотелось повернуть маши­ну и поехать домой. Шакалить на улицах во время паники смерти подобно, старина, однако это по-любому лучше, чем то, что они замутили сейчас. Какого хера? Куда они во­обще направляются? Что вообще происходит? Хватит ли им героина, чтобы вернуться назад? Не ждет ли их там, на Юге, тюрьма? Каждый из них почти молился, чтобы дру­гой предложил повернуть назад, домой, однако оба про­должали смотреть в окно машины и елозить в креслах, и гнать вперед. Тайрон больше не смотрел на счетчик. Гарри не мог посидеть спокойно даже пары минут. Периодичес­ки его скручивало от боли. Он по-прежнему гладил свою руку, пытаясь прогнать боль. Мне кажется, я не смогу до­тянуть до места, старик. Эта чертова рука меня доконает. Он выскользнул из своей куртки, закатал рукав и заморгал, глядя на руку. Тайрон краем глаза посмотрел на нее и на­хмурился: чиерт, рука-то выглядит совсем хреново, ма­лыш. Вокруг раны на предплечье Гарри образовалась бело-зеленая опухоль, от которой вверх, к плечу, и вниз, к запя­стью, отходили красные полосы. Я еле могу ее пошевелить. Надо что-то с этим делать, чувак.