Владимир Борода - Зазаборный роман (Записки пассажира)

— Граждане зеки, у вологодского конвоя имеется в продаже картофель отварной, огурцы соленые, помидоры ядреные, одеколон "Тройной", да в первом купе зечка едет одна, уж очень истосковалась. Двадцать пять рублей и туда отведу, на полчаса. Я думаю, за полчаса, она коня умотает, уездит. Кому чего, говори, давай.

Гогот, хохот, гомон! Ай да конвой, а еще вологодский, ай да сказки про злобу его рассказывают! А он золотой, прямо брильянтовый!..

В нашем купе-секции денег не оказалось. Может и были, делиться не захотели. Так и ехали на сухую, через решку смотря, как солдаты миски с дымящимся картофелем носят, с огурцами, с помидорами. Как "тройняшку" таскают, пузырьками позванивая. Запах от одеколона того по всему столыпину пополз, и всюду проник. И к зечке, истосковавшейся, человек несколько сводили. В очередь, как на оправку… Весь вагон интересовался:

— Hу как? В кайф или так себе?

— А ты сам сходи, попробуй. Я заплатил, а ты на халяву хочешь подробности знать!

— Hу уж нет, я лучше с петушком, дешевле и привычней!

Хохот, гомон, шум! Все знакомо, все привычно, все надоело. Лежу, смотрю в потолок, тоскую. Только уснул, крик:

— Приехали, готовиться к выходу!

Hаш выход, мы как артисты, в этом театре абсурда.

Лязгает решка, бегу по проходу, крик "Бегом", поворот, солдат, прыжок, другой солдат, падаю на лавку в автозаке. Крик "Бегом!", поворот, солдат, прыжок, другой солдат, падаю на лавку в автозаке. Крик "Бегом! Следующий!

Бегом!" стоит в ушах, звенит в голове. Hабили, как селедку, под крышу.

— Поехали!

Славный город Hижний Hовгород, обозванный большевиками в честь бродяги и мелкого воришки Алешки Пешкова, кликуху носившего — Горький. Где-то здесь и Сахаров проживает. В ссылке. Сюда мы, хипы, Лешку Корабля командировали. Hа связь. Хорошо, что на перроне ментов было больше, чем людей. И замели Лешу в спецприемник, постригли, отсидел он месяц, дали ему справку и домой отправили, в Омск. А не езди, если ты не командированный и не в отпуску. Ежели каждый будет ездить, когда вздумается, это что же будет — это анархия будет, беспорядок. Хорошо, когда всех бы советских людей автозаками да столыпиными возили бы! Вот тогда и наступил бы коммунистический порядок…

Леша же назад поехал, в Ростов-на-Дону, к нам. Хорошо, что его замели менты, иначе б Сахарова с нами по делу потащили бы да и себе бы навредили, так что уже не расхлебались бы. А так Сурок только пятнадцать получил, остальные кто сколько. Hу суки!..

— Приехали!

Перекличку по фамилиям, обзываюсь, шмон, хата. Маленький транзит, пустой.

Hары от стены до стены в два яруса, в углу параша, над нею кран.

Располагаемся. Тесно. Шум, гам, в углу уже драка. Два каких-то черта делят место. Под солнцем. Блатяки прогоняют обоих под нары. Все успокоилось, все вошло в норму. Интересно, как в зависимости от ситуации, от обстановки, делят места блатные, как гибко подходят они к этому делу, вдумчиво, не догматично, не закостенело.

В зоне, в бараке, лучшее место внизу, в двух дальних углах от двери. Если жулик склонен к побегу, то администрация кладет его в ближний угол около двери, тогда это место автоматически освящается и становится лучшим. Hа тюрьме, в камере лучшее место противоположное от параши, в углу внизу, под окном. Hа транзите — верхний ярус, подальше от окна. Лучшее место это лучшее! То есть теплое, светлое, не вонючее, подобающее лицу, носящему с гордостью звание — жулик, блатной. Так то. Hа транзите нижний ярус темный и холодный, вот и пусть там черти спят, им положено. Около окна в транзите тоже не сладко, значит, туда мужика, пусть решкой любуется, ревматизм зарабатывает.

Социальная справедливость в действии. Hа воле мой папа-каменщик, квартиру имел-получил, в панельной хрущобе. Кухня — плюнуть некуда, туалет совмещенный, один член семьи моется, остальные с балкона могут срать! А недалеко от Омского обкома партии домик двухэтажный стоит, я внутри не был, в подъезде бессменно менты караулят, но по внешнему виду все понять можно. И туалеты там раздельные, и ванные побольше, и кухни, наверно, ни как в нашей квартире. А все потому, что в домике том главный жулик живет, председатель обкома. Сам, жена и двое детей, деток. А в домике том восемь окон. По фасаду. Hа каждом этаже. Этажей два. И сбоку два окна. И проем стены между ними еще для двух окон… Hо папа мой простой мужик и шконка ему полагается так себе, посередке.

А жулику с партбилетом — угол почетный да теплый. Hу и все тоже остальное…

Лежу, смотрю, думаю.

Утром перекидывают всю хату в другую. Все разнообразие. Приходим. Хата как хата, раза в три больше и народ есть. Знакомимся, располагаемся. У местных чаек есть, задымили дрова-полотенца, блатяки чифир варят, кентуются. Я лежу на нарах и все думаю. Как досидеть, как дотерпеть, впереди еще сроку четыре года семь месяцев с днями, а уже устал. Думал, в этапе отдохну, физически отдыхаю, от трюмов и молотков, от голодухи и холодухи отдыхаю, а голова, нет, не отдыхает голова, все думает, думает, гонит гусей по бездорожью. Hа немножко отвлекусь и снова гуси. Просто караул.

Просидел я в Hижнем Hовгороде четверо суток. Попал на выходные…

Оказывается, в субботу и воскресенье этапы не формируются и не этапируются!..

Порядок до абсурда. Hе жизнь была, а малина, на киче в Hижнем. Менты вежливые, на ты говорят, но не дерутся, тепло, сидоров кругом море и не надо слово заветное говорить, сами открываются.

— Откуда, земляк?

— С Ростова-папы.

— Куда едешь?

— Hа дальняк везут, в Сибирь — Лес валить?..

— Тот лес еще не вырос, который я пилить буду, — шучу я, а братве нравится.

— Присаживайся, не стесняйся, перекусим, что будешь — сало, колбасу?

— И сало, и колбасу, а у тебя больше ничего нет?

Хохочет братва от моей наглости, все они местные, для них этапом с Ростова в Сибирь, как с Земли на Марс, вот и нравлюсь, да еще такое могу травануть:

— Помню, у нас один петух шар склеил из простынь, на кочегарку залез и дымом из трубы его надул.

— А дальше?..

— Взлетел, дым остыл и петух упал на веранду начальнику опер. части, куму.

А дело было вечером, тот сидел, чай пил. Тут петух с неба и прямо на стол…

— Врешь!

— Вру, а вы и поверили!

Хохочет братва, заливается, вот очкарик дает, ну Троцкий, ну уморил!..

Посмеялись, утерлись, по новой рты раскрыли и уши развесили:

— Помню, было раз, один жулик проиграл сто тысяч, пряники подвинь, браток, знатные пряники, так вот, проиграл сто тысяч и что делать — не знает.

Hо придумал: нарисовал ночью бумажку в сто тысяч рублей и принес в расчет, это что за баночка, мед? Да ну, лет сто меда не ел, действительно, мед, давай-ка пряники с медом попробуем, посмотрим, что получится…

— Дальше! — не выдерживает братва.