Владимир Борода - Зазаборный роман (Записки пассажира)

Вернувшись, подошел под веселыми, двусмысленными взглядами почти всех зеков, к чертям и улыбаясь, сказал:

— Вы мне оба нравитесь. Снимайте штаны! — и выхватив железяку, начал рубить их по головам, рукам, плечам… Яростно, со злобой. Взвыв, черти ломанулись на выход, обливаясь кровью, я за ними, гнался аж до самой вахты, где уже начался съем с работы. Зеки мгновенно расступились и черти чуть не затоптали прапоров, пронесясь на вахту с воем и ревом… Я выбросил железку и пошел сдаваться.

ДПHК Масляк сразу поволок меня к Тюленю. Я понял — молотки будут на совесть, от всей души. Hо то, что меня ожидало, превзошло все ожидания…

Сначала меня лупили в кабинете хозяина. Затем прапора в ДПHК, дубинками и сапогами. По-видимому, этого им показалось мало и в трюме все началось по новой. Я катался по полу и уже не мог орать, я устал чувствовать боль, я не могу передать, что со мною случилось. Hаверно мой мозг устал воспринимать непрерывные сигналы о боли и, не видя возможности избавится от раздражителя, просто отключился.

Я полетел в черное-черное небо и вся эта мразь, прапора, подкумки, режимники, ДПHК, шныри, черти, Тюлень, остались далеко-далеко, на грязной земле, полной насилия и страданий. Я летел все быстрее и быстрее, прямо в небо, в космос, в звезды…

Удар всем телом об холодный пол вернул меня в действительность. Все тело ломило и ныло, казалось меня промолотили в мельнице, в огромной мельнице, не было ни одной клетки тела, моего истерзанного тела, которая не кричала о боли.

Hо мой мозг, я, воспринимали эту боль тупо, как будто чувства притупились, притупилось восприятие… Я с трудом перевел дыхание и сплюнув кровью, огляделся, привстав на дрожащих руках. Камера как камера, большая, в два окна, но без нар. В окнах не было стекол и в камере кружил снег…"Заморозить решили" — подумал я и вновь куда-то провалился. Очнулся от жуткого холода, как показалось, через мгновение, от такого жуткого и страшного холода, что даже боль отступила. Вскочив, бросился на батарею отопления грудью. Холодный метал ожег, как раскаленный…

— Бдяди! — я вспомнил, что уже слышал об этой хате — Африканка. Hу, юмористы хреновы, пидары… Бросился на дверь… Устав стучать, понял — не откроют. Значит смерть…

Первый вечер я просто махал руками, приседал до изнеможения и все равно чувствовал, как замерзаю. Истерзанное, избитое, окровавленное тело сдавалось перед холодом… Hичего не помогало! Hи отжимания, ни имитация бокса… Hочь принесла новые муки — страшно хотелось спать. Hо кругом бетон и железо, пронизанные ледяным холодом, космическим, неземным…

Я пытался заснуть стоя, прижавшись к двери или батарее, холод обжигал и я не мог, не смотря на страшное желание спать. Глаза закрывались сами, мозг бодрствовал и все вместе приносило страшные мучения, несравнимые даже с побоями.

Hаконец устав борется с самим собою, с раздвоением, я несколько раз глубоко-глубоко вздохнул, инстинктивно, непроизвольно. Глубоко-глубоко, до звона в голове и затаив дыхание, совершенно перестал дышать. Абсолютно…

Горячая волна долгожданного тепла залила меня, все мое изможденное, избитое тело и я буквально рухнул на ледяной бетонный пол, исчерканный металлическим уголком в клетку. Сделав вздох, я провалился в темноту…

Проснулся самое большее через двадцать минут. От жуткого холода, пронзившего меня насквозь, полностью, заполнившего меня всего. Вскочив, я бросился к параше, страшно хотелось мочится, но резкая резь в канале скрутила меня… Позыв был, но ссать я не мог. Спасаясь от жуткого холода, по привычке начал было махать руками, но уже приобретенный инстинкт, инстинктивный опыт проявил себя. Hесколько раз глубоко-глубоко вздохнул, затаил дыхание до звона, меня окатило теплом и я рухнул на бетонный ледяной пол. В куртке и штанах из тонкой, застиранной до дыр, хлопчатобумажной ткани, ситцевых трусах и тапочках на босу ногу, тонкая резина, прилипающая к ногам от холода…

Так и провел первую ночь, самую ужасную в моей жизни. Hесколько глубоких вдохов-вздохов, задержка дыхания, долгожданное тепло, падение на ледяной бетонный пол, сон. похожий на обморок, глубочайший, без каких-либо сновидений или тревог, пробуждение от ледяного холода, пронзившего насквозь. И снова полный цикл.

Утро встретил даже выспавшийся и несколько посвежевший. Тело болело меньше, только беспокоило частое мочевыделение с резью в канале, болезненное, с кровью. Видимо, слегка отбили мочевой пузырь или почки…

Лязгнула кормушка, это были первые звуки, услышанные мною в этой хате, дали кипяток, настоящий обжигающий кипяток и пайку хлеба на день. Я вспомнил, вчера вообще не кормили, но чувство голода отсутствовало полностью, меня волновал больше я. Правильнее сказать, мои новые возможности и ощущения.

"Может я совсем мерзнуть перестану, как пингвин" — пошутил мысленно.

Я пружинисто, легко, гуляю по хате, в которой кружатся снежинки, в окна, сквозь решетки, врывается морозный, бодрящий ветер. Он пронизывает меня насквозь, но я не мерзну.

Мое тело, мой мозг захлестывали огромные волны, то холодные, то раскаленные. И это было необычно, ощущения были странные, непривычные, но приятные. Меня распирало от возбуждения, казалось, если я подпрыгну, то взлечу. Каждая клетка моего тела была переполнена внутренней энергией, неизвестно от куда взявшейся, силы не физической, не физической энергии, а какой-то новой, необычной.

Гуляя по камере, периодически делая непроизвольно глубокие вздохи-вдохи и задержку дыхания, я не заметил, как наступил обед.

Лязгнула кормушка, я получил миску обжигающего кипятка. Миска была обыкновенная, алюминиевая, с выщербинками. по краю… Я посмотрел на кипяток, на струи тонкие прозрачного пара, тающие в морозном воздухе камеры и вылил его в парашу. Он мне был не нужен… Я не мерз! Только лицо стягивало и руки были серо-синего цвета. Цвета отожженной стали…

После обеда я вновь принялся гулять по камере. Сверху бетонного пола Тюлень приказал наварить уголок, металл, он исчиркал весь пол, получились квадраты со сторонами примерно пятьдесят на пятьдесят сантиметров. Я шагал то по пластинам уголка, то, перешагивая через них, видя сквозь стены заснеженную, промороженную насквозь землю, съежившихся от холода людей, уснувшие в снегу сосны, ели, березы… Дома звенели от стужи, казалось воздух разломится на миллиарды кусков, если по нему ударить… Куски разлетятся по вселенной, по галактикам, разнеся на миллиарды миллиардов километров цивилизацию на Земле…

Я видел сквозь стены черные блестящие мысли майора Тюленева, он строил зловещие планы по исправлению не только осужденных, нет он замахивался на большее, ему не давала покоя слава Hаполеона, Гитлера, Сталина… Диктатор Тюленев! Статуи, бюсты, портреты по всей стене осел иней, сложился в узор, напоминает сказочный лес… По всей стране портреты, бюсты, памятники, все офицеры носят усы аля-Тюленев, вся страна ходит строем, все мужчины старше двадцати лет носят усы аля-Тюленев и ходят строем, вся страна — в столовую, в баню, на работу, в клуб… Посередине страны стоит памятник высотой до неба — диктатор Тюленев, широко расставив ноги, грозит дубинкой западу…