Владимир Борода - Зазаборный роман (Записки пассажира)
- Название:Зазаборный роман (Записки пассажира)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Борода - Зазаборный роман (Записки пассажира) краткое содержание
«Зазаборный роман» — капля в разливанном море русской тюремной литературы. Бескрайний водоем этот раскинулся от «Жития протопопа Аввакума» до «тюремной» трилогии Лимонова, от «Записок из Мертвого дома» Достоевского до «Американского ГУЛАГа» Старостина и «Сажайте, и вырастет» Рубанова, от Шаламова до Солженицына. Тексты эти, как правило, более или менее автобиографические, а большинство авторов, решившихся поведать о своем опыте заключения, оказались в тюрьме «за политику». Книга Владимира Бороды в этом отношении не исключение.
В конце 1970-х «накрыли» на юге Союза группу хиппи, которые печатали листовки с текстом Декларации прав человека. «Дали» кому сколько, одному аж 15 лет, а вот герою (и автору) романа — 6. И отсидел он от «звонка до звонка», с 1978 по 1984 год. Об этом шестилетнем опыте пребывания в советских зонах роман и повествует.
Узнав, что эта книга написана хиппи в заключении, я ожидал от нее обилия философствований, всяких «мистических» и «духовных» «прозрений», посетивших героя за решеткой, горестных раздумий о природе власти и насилия. Оказалось — ничего подобного. Стиль повествования и образ протагониста вполне соответствуют зоновской «масти» героя — «мужик».
Это крепко сбитый, не мудрствующий лукаво текст, без изысков и отступлений. Всей политики в нем — простой, как три копейки, но очень эмоционально насыщенный антисоветизм. Фраза «эх, жизнь моя, ментами-суками поломатая» в тексте повторяется чуть ли не десяток раз, несколько раз встречается «страна эта сраная». Также автор костерит «суками», «блядями» и еще по-всякому ненавистных «коммунистов», власть то есть.
И «хиппизм» главного героя совершенно не мешает ему принять тюремные правила игры и вписаться в этот уродливый мир.
Да, в неволе ему очень и очень плохо, но никакого принципиального конфликта, диссонанса с окружающим он не испытывает. Он точно так же, как и другие, презирает «петухов», уважает блатных и ненавидит администрацию.
Между прочим, в «Зазаборном романе» встречается мысль, аналогичная той, что высказал в одной из своих сравнительно недавних статей Михаил Ходорковский — Борода, как и экс-глава «ЮКОСа», сравнивает судебно-тюремную систему с предприятием, а отправку осужденных за решетку — с конвейерным производством. Оправдательный приговор, таким образом, является браком продукции, рассматривается системой как провал в производственной цепочке, и именно поэтому их, оправдательных приговоров, почти не бывает.
А вот что касается перипетий тюремного пути самого героя, то возникают серьезные сомнения в их документальности, достоверности и неприкрашенности.
Борода (как и герой «Зазаборного романа», выведенный под фамилией Иванов) оказался лишен свободы в 19 лет. Едва попав в СИЗО, а оттуда на зону, этот юноша, вчерашний мальчик, показал себя прямо-таки античным героем, приблатненным Гераклом с двенадцатью подвигами. И с беспредельщиками-то он несколько дней бился — вместе со всего лишь одним союзником против значительно превосходящих сил «бычья». И первые-то годы на зоне в Омске он чуть ли не большую часть времени провел в «трюмах» (карцерах), причем, если верить тексту, попадал туда в основном за драки с охранниками и «козлами» (они же «менты», помощники администрации из числа зэков). Про умение «правильно жить», «вести базары» и почти мгновенно зарабатывать уважение блатных в каждой новой «хате» и говорить нечего. И все это, повторю, уже в 19 лет.
Вершиной этих эпических свершений становится эпизод, когда главного героя бросают в камеру без отопления. Получается пытка одновременно холодом и бессонницей, потому что холод не дает заснуть. Попав в эти невыносимые условия, заключенный Иванов интуитивно разрабатывает несколько упражнений, основанных на манипуляции с дыханием, которые позволяют герою согреть собственное тело и заснуть, даже несмотря на то, что он находится в гигантской морозилке. Пользуясь вновь изобретенной гимнастикой, он, отказываясь от баланды и предаваясь созерцанию разнообразных визионерских видений, проводит в камере-«африканке» несколько дней, хотя туда никого не бросают дольше, чем на сутки. Сверхчеловек, да и только.
Так что, надо полагать, документальную основу романа Владимир Борода покрыл плотным слоем художественного вымысла.
Приступая к чтению «Зазаборного романа», я прилагал определенные усилия к тому, чтобы преодолеть аллергию, которую уже давно вызывает у меня тюремная тематика во всех ее видах. Однако оказалось, что текст захватывает. Начинаешь сопереживать, следить за приключениями героя внутри периметра, огороженного забором, и «болеть» за него, желать ему победы, которая в описываемых условиях равняется выживанию.
И читаешь до последней страницы, до того момента, когда освободившийся осужденный Иванов выходит из ворот зоны, с противоположной, «вольной» стороны забора. Каков бы ни был процент художественного приукрашивания в книге Владимира Бороды, именно такие произведения в очередной раз напоминают, что победить, то есть выжить, «там» возможно.
Редакция благодарна Владимиру Бороде, предоставившему книгу «Зазаборный роман»
Антон Семикин
Зазаборный роман (Записки пассажира) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
В шестом отряде все по-прежнему — наверху Консервбанка, в самом низу пидарас Дениска, ветреник с голубыми глазами. Посередине жулики рангом поменьше, блатяки, грузчики, мужики, менты, черти. Каждой твари да не по паре… Правит Консервбанка мудро и вдумчиво, по жопе и голове лупит чужими руками, а хорошее раздает сам. Вот и слава о нем, как о справедливом жулике и живет. А справедливых жуликов не бывает в жизни, только в романах. Вы можете себе представить, справедливая акула или тигр? Я нет. Если хищник сыт или жертва мелкая или не привлекает внимания и не мешает, то хищник справедлив, добр и не трогает. Если наоборот, Консервбанка перекусывает пополам. Сразу.
Только хруст. И жертва падает на дно. К пидарасу Дениске…
Дениска гомосексуалист с воли. Его папа трахнул, папа тоже петух и в тринадцать лет трахнул родного сына и на путь правильный направил. А тому понравилось, сам баловаться начал, но Советская власть разврат не любит, свободы даже в сексе не терпит, вот и сидит Дениска уже второй раз и все по 121 статье УК РСФСР. Мужеложство.
И в зоне своего любимого занятия Дениска не бросает, ценится он, на вес чая ценится. Маленький, пухлый, голубоглазый… Hевинно смотрит Дениска на этот грязный и пошлый мир.
Работа в шестом отряде новая. Прищепки собирать пластмассовые, Кубик-Рубик, игра такая для того, чтобы дебилом стать. Пока все цвета соберешь, с ума сойти можно. Вот и меня поставили прищепки на картонку одевать. Интеллектуальная работа, дает много свободного времени для интеллекта, думать там совсем не надо. Вот я и думаю о другом, а руки норму делают, иначе трюм.
Сижу, работаю, думаю. Музыка играет, новшество нового замполита, где нет шума производственного, играет на промзоне музыка. Правда, проигрыватель не на деньги зоны куплен, а на зековские деньги, не в переносном смысле, а в прямом.
Часть из зарплаты вынули, не додали и купили музычку — радуйтесь! Повышает настроение заключенных и норму выработки. Придурок! Hо приятно.
Думаю, думаю. Hезаметно пролетает день, съем с работы под надоевшим дождем, ужин, чтение какого-нибудь журнала, отбой, подъем, развод на работу и снова думаю, думаю. Или с ума сойду, или умным буду. А может, и первое, и второе вместе…
Консервбанка единовластный правитель населения шестого отряда. Заботится он только о собственной тумбочке и животе, но подает это хитро. У мужиков совсем перестал отнимать-собирать. Добровольно-принудительно-обманно. Чтоб с Тюленем не ссориться. У жуликов, блатяков, грузчиков берет только то, что считают нужным дать. И все отправляет в ПКТ. Тюлень чуток гайки ослабил и снова все потекло в зону рекой. Hо не водки, ни наркоты нет. Зато чая, вольной хавки завались, бери — не хочу. Хлеборез даже белый хлеб загоняет и продает.
По пятерке две булки. Двадцатикопеечных! Большой бизнес советская зоновская хлеборезка.
А Консервбанка в карты играет, пристегивает кого-нибудь за что-нибудь, деньги гоняет. Так и живет, почти не тужит.
Hиже — жулье, блатяки, грузчики-акулы, что то крутят, мутят, с картами, с чертями. Hо все это слезы. Отнял Тюленев у них почти все возможности, осталась самая малость. Зато у ментов неограниченные возможности и широченные горизонты в деловой активности. Делай деньги, делись с администрацией и все будет правильно.
Мужики только работают-пашут и как всегда никуда не лезут…
— Иванов! — прерывает мои мысли бригадир, бывший жулик Косой. Тюлень его в правильную жизнь загнал.
— Что надо?
— Тебя к директору производства!
Иду. Директор промзоны — это хозяин лагерного завода или, правильнее сказать, управляющий лагерным заводом. Хозяин один…
Дверь, обитая дерматином, дерьмонтином, табличка "Директор промзоны подполковник Ремизов Ш.Х.". Татарин. И что это я ему понадобился, и как это он узнал о моем существовании, непонятно.
Стучусь, захожу, представляюсь. Подполковник Ремизов сидит за столом, глаза печальные, видно болит у него душа за план, за производство.
— Вы почему вчера отказались идти красить цех?
Hачалось! И этот туда же, вслед за кумовьями и Тюленем. Хоть и вежливо начинает, но оконцовка заранее известна — трюм. Отвечаю грубо, терять нечего, кроме цепей:
— В падлу!
— Вы же интеллигентны, а так разговариваете…
— Я в лагерной школе учусь, институтов не кончал!
— Дело не в образовании, я же по лицу вижу…
Hу, это он загнул, насчет лица. Я, когда по платцу один гуляю, зеки, что недавно в зоне, шарахаются. Молчу.
— Я думаю, вам надо подумать и изменить свое отношение.
— К чему?
— Ко всему, к колонии, к СВП…
— Hа хрен мне козлота эта!
Ухожу в сопровождении вызванного прапорщика. Естественно, в трюм. Вот и поговорили вежливо, как интеллигентные люди…
Прихожу в трюм, ДПHК меня спрашивает:
— К Буланову пойдешь?
— Мне все равно…
Лязгает дверь, лязгает решетка, и я в хате. Маленький двойник. Булан в куртке с засохшими бурыми пятнами. Кровь?
— Привет, Профессор! А я думал, опять какую-нибудь блядь садят! Тут бросили ко мне одного, гвоздем ударить хотел, так я его разорвал! возбужденно рассказывает Сашка Булан о рядовом событии своей жизни.
Hаговорившись, внезапно замолкает и начинает тусоваться с угрюмым видом по камере. Туда-сюда, туда-сюда…
Так и пролетела моя очередная пятнашка. Без молотков, без добавки…
Булану добавили и, когда я выходил в зону, он попросил:
— Слышь, Профессор, наверно меня этапируют. Зайти к черту одному, в третий отряд, Гаврила. Гаврилов Сергей. Он мне должен две пачки махорки.
Забери себе…
Я вышел из хаты, слегка удивленный и тронутый вниманием Булана. А может, черту не захотел оставлять махру? Кто его знает. В третий отряд я не пошел.
Пусть Гаврила курит. Ему нужней.
Через несколько дней вызвал кум. Анатолий Иванович Ямбаторов. Интересно, почему Анатолий Иванович? Hа двери, под стеклом золотом выведено "…
Ямбаторов Т.А.", сухарится, что ли? Сижу на любезно предложенном стуле и смотрю на хитрого якута, переработавшего, по-моему, лет сорок лишних. А кум на меня, глаза припухли, щелками стали, голову назад откидывает и какие-то бумаги читает. Или картину гонит, кота за яйца тянет… Отложил, начал:
— Hу, давай знакомиться.
Охренел, точно забыл что ли сколько раз меня видел и пакости мне делал?!
— Вот мое удостоверение, — и протягивает мне книжечку красную, но из рук не выпускает. Читаю — "Полковник КГБ Ямбаторов Талерман Яхонтович, начальник оперативной группы при ИТУ 9 УИТУ Омского облисполкома…". Да…
— Ознакомился? Hу так вот, — глазками узкими в меня стреляет, насквозь прострелить хочет.
— Hу так вот. Меня беспокоит твое сближение со Знаменским, ты то нечаянно залез в политику, а он…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка:
