Мэттью Стокоу - Коровы

С перерыва прошла половина дневной смены, когда рядом с ним появился Крипе и увел его от мясорубки.

— По-моему, ты готов, чувак. Я заметил, как ты глядишь на убойный цех, и знаю, о чем ты думаешь. «Правильно ли он делает? Есть ли там что-нибудь для меня?» Ну, я прав, чувак. Убойный цех раскрывает свои секреты каждому человеку с хуем, кто его об этом просит. Ты о чем-то спрашиваешь? А ты от этого не охуеешь? Или охуеешь?

В убойном цехе смерть разошлась по полной.

В помещении царил вихрь из ревущих коров и подгоняющих их палками мускулистых людей, которые работали со свирепой точностью. Эти люди двигались точно так же, как Крипе во время казни через расстрел дробовиком — никакой слабости, никакого намека на мысль, что они могут сделать хоть мельчайшую ошибку в движении руки или ноги, когда они бьют кулаками, пинают ногами, гонят животных щетинистыми электрическими пиками по проходам, ведущим к финальному рабству пневматических прессов. Некоторые рабочие были оголены по пояс, все были замараны кровавыми полосами и влажным коровьим говном. Они исторгали пот и силой гнали коров на место, их лица морщились непроницаемыми усмешками усердия, они наслаждались собственной мощью, окликали друг друга, заглушая шум, давали друг другу указания, показывали пальцами, хлопали в ладоши, словно это был матч по какому-то кровавому контактному виду спорта.

Некоторые коровы пытались прорваться за ограждения, вернуться, в успокоении смешаться с коричнево-бело-черной коровьей массой, в бешенстве цеплялись за кирпич и сталь скользкими брюхами. Глаза их закатились, ноздри раздулись: коровы вдыхали столько воздуха, сколько можно удержать, зная, что скоро вкус его будет потерян навсегда, и старались запечатлеть этот вкус в каком-то уголке коровьей памяти так, что он будет вспоминаться после смерти, если память потрясут как скатерть в поисках смысла. Другие бездумно бежали по прямой линии, не желая видеть покачивающийся клиновидный рвач на своем пути, стремясь лишь к пятну белого света в перерабатывающем цехе, которое, возможно, казалось им освобождением. Как мотыльки.

На площадках у рвачей рабочие убойной бригады орудовали арбалетами на цепях с противовесами. Мягко наклоняешься через ограждение, заводишь дуло в мягкую выемку за ухом, смотришь на корову, ждешь, чтобы точно убедиться, что она знает, что ты сейчас сделаешь, затем отводишь курок и отправляешь четырехдюймовый стержень из закаленной стали сквозь череп прямо в мозг, вытаскиваешь оружие, стержень которого уже вернулся в исходное положение благодаря отдаче, и смотришь, как дерьмо хлещет из одного конца, а кровь из другого.

Если в обеденный перерыв казалось, что в помещении пусто и неуютно, то теперь здесь было жарко, цех выполнял свое назначение, без сучка и задоринки превращая происходившее действо в органичное единство, где носящиеся в воздухе кровь, дерьмо, животные, кирпичные стены и стальные балки становились единым целым в продуманном и отлаженном процессе.

Стивен смотрел на все это и спрашивал себя, что ему полагается чувствовать. Было очевидно, что эти люди двигались в потоке, объединенные и возбужденные некой силой. Стимулом для этих людей было какое-то общее тайное соглашение, благодаря которому в них было даже больше яростной жизни, чем в мире снаружи. Зрелище разбудило в Стивене зависть, но смерть ошеломленного скота, когда тот валился на рвачи, не возбуждала в его груди жестокости и желания присоединиться.

— Какое великолепие, парень! Смерть животных и перерождение людей. Ведь чувствуешь, да?

В этой комнате есть величие. Посмотри на них.

Многие были как ты, пока не узнали тайну, которую скрывает в себе убийство. Такими же застенчивыми. Да, чувак, застенчивыми, но у них был хуй, чтобы заставить себя залезть дальше, чем, как они думали, они смогут вынести. Они не знали, что они найдут, но не переставали искать. И когда они посмотрели в лицо собственной нерешительности, когда переступили порог туда, куда более слабые человечки запретили им ходить, они обнаружили силу, большую, чем когда-либо воображали. Подойди ближе и посмотри.

Крипе отвел Стивена на невысокую площадку позади одного из рвачей и крепко обнимал за талию все время, пока они наблюдали за работой забойщика. Корову загнали в железные челюсти рвача, и Крипе резко зашептал Стивену на ухо:

— Смотри, как она идет, в ней столько жизни — глаза глядят, мозг думает. Жизни! Которую считают ценнее всего остального. Потрогай ее, почувствуй ее дыхание.

Стивен перегнулся через защитное ограждение и положил ладонь на коровью спину. Забойщик внимательно посмотрел на него, держа арбалет наготове, но не торопился. Корова казалась плотной и теплой.

— Не убирай руку.

Крипе кивнул, забойщик поднес оружие к напряженной коровьей голове. Стивен не испытывал особой душевной теплоты к корове, но от мелкой дрожи, возникшей от выстрела и превратившейся в волны под шкурой животного, у него затряслась рука и в мозг вонзились стеклянные осколки паники. Он почти почувствовал чью-то смерть.

Когда оружие вышло, корова дернулась вперед и обрушилась, как огромная резиновая игрушка, выпуская из себя струю дымящегося жидкого говна, стекающего по внутренней стороне бедер… Отсюда — куда-то в коровий мрак.

Стивен отдернул руку и быстро посмотрел, пропал ли след смерти, некий мрачный микроб, который способен размножиться под кожей и прийти за ним.

Следа не было, но от шока, вызванного убийством, в горло ему попали несколько глотков желчи. Крипе хохотал и сильнее жался к его ноге.

— Почувствовал, чувак? Почувствовал, что она просто… остановилась? Это ведь как выключатель, да?

— Да.

— Тебе, наверное, так хочется попробовать, что в жопе зудит?

Насколько далеко ему следовало зайти, чтобы ощутить то волшебное пробуждение, то высвобождение силы, о которых говорил Крипе? Он был уже целиком покрыт кровавыми и дерьмовыми пятнами. Он увидел, как стрела проникает корове в голову, вырывает из шкуры и кости круг и врезается глубже в мозг. Он услышал запах страха, последнего стремительного вдоха, опорожняющихся кишок и отдающего заплесневелыми газетами содержимого коровьего черепа. И во всей этой свободе был только ужас, отвратительный удар сзади от подошедшей фигуры — а не восход, знаменующий новую жизнь. Но, может быть, тайна раскроется чуть позже, она ждет, такая изящная и равнодушная, за кровавым порогом освежеванной говядинки, и нужно лишь немного спокойствия, чтобы ее схватить?

Арбалет тяжело и равномерно покачивался на поддерживающей цепочке, его конец был теплым от руки забойщика. Серая щербатая эмаль на его поверхности попадала в яркую пурпурно-белую сеть света от галогенного прожектора, расположенного над рвачом. Стивен видел толстый слой покрывающей краски и легкую тень, разбивающую этот слой на поцарапанные лоскуты на голом металле. Забойщик (руки у него были покрыты жесткой корочкой засохшей крови) помог ему навести арбалет на новую корову.