Владимир Козлов - Школа

– Ну и что здесь такого?

– Да, в общем, конечно, ничего. Просто…

– Что?

– Ты сам понимаешь.

– Ладно. Спасибо за чай. Я пошел.

– Ты только не злись. Я не хотела тебя обидеть. Я иду в прихожую, одеваюсь, беру сумку.

– Ну, пока.

– Пока.

Она изнутри замыкает дверь.

Восьмое марта праздную с классом у Таньки Бочарович. Ее мамаша получила квартиру на Лу-полове, но Танька не ушла в другую школу, доучивается у нас – ездит каждый день на автобусе, потом на троллейбусе.

Я пришел с пузырем водки – как солидный пацан, а не лох какой-нибудь. В квартире уже полно наших и еще два чужих пацана. Они по очереди суют мне руки:

– Андрей.

– А я – Игорь.

– Сергей.

Им лет по восемнадцать. Раз с Луполова – значит, не за нас, ну и ладно. Что они, залупаться здесь на меня будут?

Захожу в комнату. Сухие сидят на диване, Антонов трется около книжной полки, бабы толпятся по углам – все с начесами, намазанные, в своих самых козырных шмотках. И все равно ни на какую не встает – одни уродки. Князевой не будет – сказала, уезжает с родоками на все выходные.

На столе наставлено всякой жратвы – салаты, нарезанная колбаса, сыр. Бутылка шампанского, две водки – это еще без моей. Видно, эти пацаны принесли.

Магнитофон играет «Ласковый май». Телевизор включен без звука. По нему – футбол, «Динамо»-Тбилиси – «Спартак», но толком посмотреть здесь все равно не дадут. На кухне гремят кастрюли, оттуда пахнет жареной курицей. В открытую форточку затягивает мерзлый воздух.

– Ну, все готово, садимся, – говорит Танька. Она в черной мини-юбке, черных колготках в сеточку и белой кофте. Эта еще хоть на нормальную бабу похожа, если оденется прилично, а остальные – коровы, сколько б ни красились и ни делали начесы. Только к Таньке сегодня не подколешься: она жмется к этому Игорю, наверно, он – ее пацан.

Садимся за стол. Места мало: вшестером втискиваемся на диван, а на стулья и табуретки – по двое. Игорь разливает бабам шампанское. Андрей открывает водку, тянется налить Антонову и Сухим – они кривятся, говорят, что не будут. Он наливает мне, себе и Игорю.

– Ну, за праздник, – говорит Игорь.

Чокаемся. Рюмки разные – половина хрустальных, половина простых – стеклянных, с цветочком.

Дает хорошо, но мало: надо еще. Я беру бутылку и наливаю нам троим.

– Молодец, – говорит Андрей. – Вот это правильно: хули тут целиться?

Я давлю лыбу, они тоже. Выпиваем.

– Пацаны, вы так не торопитесь, – говорит Танька. – Только еще сели.

Выходим с Игорем и Андреем на балкон покурить. Игорь достает пачку «Столичных», берет себе и дает нам. Балкон весь грязный после зимы, завален досками и картонками. Сверху капает.

Я спрашиваю:

– Ну как вам наши бабы?

– Так, средней паршивости, – говорит Андрей. – Для сельской местности сойдет. – Он лыбится. Один зуб у него наполовину обломан, и он всовывает в дырку сигарету. Она держится, не падает. Мы с Игорем лахаем.

Выкидываем бычки вниз и идем назад в комнату. Я накладываю себе салата, жру, но что мне этот салат, – лучше еще вмазать. Хотя бы по третьей, а там уже можно и салат, и все остальное.

В бутылке – три капли. Я выливаю их Игорю, открываю вторую. Пацаны молча жрут, бабы болтают про польские помады. Сухие спорят между собой про радиодетали – чуть не до драки. Антонов уставился в телевизор, хоть футболом особо и не увлекается.

Я разливаю, чокаемся и выпиваем. Вот теперь дало так дало, теперь все нормально. Встаю, иду в туалет посцать. Там новый «компакт» голубого цвета. Я обосцываю его – насрать. Дергаю за ручку, чтоб смыть – не работает. Ладно, херня.

Танька на кухне одна, возится со сковородой, на меня не смотрит.

Иду в комнату. Одни еще за столом, другие выползли, толпятся по углам.

Заглядываю в спальню – Андрей лежит на кровати с Сапуненкой, лазит у нее под кофтой. Резко закрываю дверь – и на балкон, покурить. Там уже курит Коноплева.

– Можно, я с тобой?

– Конечно.

Достаю свою «Астру», подкуриваю и говорю:

– Не пойму, зачем они вообще сюда пришли – ну, Сухие, Антонов. Не пьют, не курят. Сидели бы дома, так нет, приперлись, только место занимают. И так тесно.

Коноплева кивает и смотрит на меня. Ждет, что я начну ее «крутить» – кроме меня некому: Игорь – с Бочарович, Андрей – с Сапуненкой, а Сухие и Антонов – не в счет. Ну, пусть ждет – не дождется.

Стоим, курим, потом я спрашиваю:

– Как ты это делаешь с волосами?

– Что делаю?

– Ну, начес или что это у тебя?

– Все, что нужно, – это плойка и лак «Прелесть». Некоторые пацаны тоже начесы себе делают. Я раз одному пацану знакомому сделала. Ярес двадцать восьмой школы – может, знаешь. Он перед дискотекой специально ко мне приходил. Ничего получилось, красиво. Хочешь – и тебе могу.

– Ладно, посмотрим. Пошли в комнату – холодно.

На диване Сухие играют в шахматы. Нашли чем заняться, – как малые какие-нибудь.

Танька приносит из кухни блюдо с курицей. Все опять садятся к столу, Сухие хотят переставить доску с фигурами на телевизор, но Танька подходит и опрокидывает ее, фигуры рассыпаются по ковру. Она говорит:

– Вы что, сюда в шахматы пришли играть?

Все лахают.

Шампанского больше нет – бабы пьют лимонад. Мы втроем добиваем водку. Танька делает музыку громче:

– Давайте танцевать.

Все вылазят из-за стола, кроме Сухих и Антонова. Танька тянет их за руки, они упираются, потом тоже выходят и начинают дрыгаться со всеми под музыку.

Мне такие танцы на хер не упали – места мало, топчемся между столом и телевизором, как рахиты. Я б лучше еще бухнул. Спрашиваю у Игоря:

– Может, еще водки возьмем? Где тут точка у вас?

– Ничего ты сейчас не найдешь. Все уже разобрали. Забыл, что ли, что праздник?

Надо валить отсюда. Никому ничего не говорю, одеваюсь в прихожей и выхожу. Идет мокрый снег.

Я не помню, в какой стороне остановка, упираюсь в забор, поворачиваю назад.

На остановке – бухая компания. Все веселые, рогочут как дурные. Я становлюсь сбоку, прислоняюсь к будке.

Подходит автобус. Я захожу, сажусь. Просыпаюсь на конечной. Надо мной стоит водила.

– Тебе что, особое приглашение?

– Пошел на хуй.

Он бьет мне в нос, хватает за куртку и тащит к двери. Я хочу стукнуть его, но не попадаю. Он выкидывает меня из автобуса, я лечу в лужу. Гондон, бля.

Встаю, иду искать остановку – ехать домой. Охереть надо – я проехал до конца в одну сторону и назад.

Спрашиваю у мужика с бабой:

– Этот идет до площади Орджоникидзе?

– Идет.

На Орджоникидзе пересаживаюсь на «двойку». Троллейбус набит битком. Я становлюсь в углу.

Может, подкатиться к Коноплевой? Сама же звала домой – придти, типа, сделать начес? Не-а, не пойду.

Батон заходит ко мне в школу, и я сваливаю с последнего урока, с геометрии. Он где-то надыбал две банки чернила, и мы выдуваем их у него. Потом сажусь на троллейбус и еду к Инне – хочу еще раз нормально побазарить.