Владимир Козлов - Школа

Столы накрыты, но никто не садится. Обступили молодых, поздравляют, целуют, суют конверты. У меня тоже есть конверт – мамаша дала двад-цатьпятку, чтоб подарил. Меньше – нельзя, обсудят. Я протискиваюсь и сую конверт Йогану, жму руку, киваю головой Светке.

Народу кругом море. Много стариков – одеты по-деревенски, в костюмах семидесятого года, бабы – в цветных платках. Из своих пацанов только Батон, я, Зеня и Куля – все, кто вчера был в «конторе». И Йоган позвал своего дружбана с учила – пацан колхозный, с деревни. Еще пришли несколько молодых баб – видно, Светкины подруги. Одну я знаю – это Ленка со сто пятидесятого дома, к ней Йоган бегал на мой день рожденья за кассетой.

Мамаша Йогана и Светкины родоки носятся по столовой – таскают на столы жратву.

– Фотографироваться! Все вместе! – орет дядька с фотоаппаратом. Он работает в доме быта и фотографирует все свадьбы на Рабочем.

Все становятся в углу, я с пацанами в последнем ряду. Дядька несколько раз щелкает, моргает вспышкой.

Откуда-то выбегает лысый мужик и кричит:

– Добро пожаловать за стол!

Это, видно, тамада – Йоган говорил, что будет тамада. С ним рядом – старый дядька с гармошкой. Этот раньше вел пение у нас в школе, пока не выгнали за пьянку. Кликуха была ЗМЗ – «зуб мой золотой». Золотой он у него или под золото – никто не знает, прозвали – и все.

Народ рвется к столам, чтоб занять места, я – тоже. Кому не хватило, тыркаются во все стороны.

Тамада берет микрофон, что-то говорит, но ничего не разобрать. Вылазит дядька, который заведует всей техникой, возится с микрофоном.

– Хто тут жыве близко, прынясите стульеу! – орет Йоганова мамаша.

Мы все – за одним столом: я, Батон, Зеня, Куля, бабы из учила и Светкина сеструха. Бабы ничего, можно будет подколоться потом, когда выпьем рюмки по три.

Микрофон так и не работает, тамада орет без микрофона, но ничего не слышно: все галдят.

– За молодых! – кричит мужик с широким красным галстуком.

– За молодых! – орут остальные.

И сразу:

– Горько!

Йоган со Светкой встают и сосутся, а гости хором считают:

– Раз, два, три, четыре…

Охереть надо – сосаться по заказу. Все смотрят, лыбятся, как дурные. Я Йогану не завидую. Только вмазали – Батон уже льет по второй.

– Кто его знает, много они водки купили или нет, – говорит он. – А народу вон сколько. Будем еблом щелкать – останемся без ничего.

– Правильное решение! – орет Куля, и все гогочут. Выпиваем. Я не закусываю, только нюхаю хлеб. Надо, чтоб дало по мозгам: свадьба все-таки. Все жрут, а я ору:

– Давайте сразу по третьей! За Йогана!

– Ну, ты, Бурый, даешь стране угля, – хоть мелкого, но до хуя. – Куля лыбится. – Пять минут не посидели, а ему уже по третьей. Успеем еще. Или ты хочешь здесь мордой в салат заснуть?

Бабы ржут, но мне до лампочки.

Я беру бутылку, разливаю. Какой-то мудак орет:

– Горько!

Йоган со Светкой сосутся, а мы не ждем, пока они кончат, чокаемся и пьем.

Нормально, теперь можно и пожрать. Наваливаю на тарелку салата, жую.

ЗМЗ дрочит на своей гармошке. Возле него на табуретке – рюмка с водкой и тарелка со жратвой.

Я ору:

– ЗМЗ, домой! Включайте нормальную музыку!

Пацаны и бабы ржут. ЗМЗ затягивает вальс, Светкина мамаша вытаскивает Йогана со Светкой – танцевать. Они упираются, потом выходят, обнимаются и начинают топтаться на месте. Несколько человек крутятся вокруг них, гогочут и хлопают в ладоши. Морды у Йогана и Светки красные: видно, уже вмазали рюмки по три. Танец заканчивается, и я снова ору:

– Ставьте нормальную музыку!

Другие молодые пацаны и бабы тоже возбуха-ют. Типа, что это за мудистика такая: пришли на свадьбу, а тут вместо музыки – хер с гармошкой. ЗМЗ отваливает, и спец по аппаратуре врубает магнитофон – «Ласковый май».

Все прутся танцевать: и молодые, и старые. Мы становимся своим кругом – молодые пацаны и бабы. После второй темы Батон идет к столу, наливает себе водяры, пьет – и опять к нам. Я вижу – с ним что-то не то: морда белая, голова болтается. Он тошнит себе под ноги и смотрит на свою рыготу.

Подскакивает мамаша Йогана с половой тряпкой, затирает пол.

– Вы што, адурэли, хлопцы – так напицца? Тольки яшчэ сели. Атвядите яго куды-небудь.

Мы с Кулей поднимаем Батона и ведем к выходу.

– А мне по хую, кого куда ебать! – орет Батон на всю столовую. – Скажите, пацаны, а?

На улице его опять рвет – на ступеньки столовой. Мы с Кулей закуриваем.

– Шел бы ты домой, а? – говорит Куля. – С тебя уже хватит на сегодня. Ато затошнишь всю столовую.

– Не пизди, мне уже лучше. Пошли назад – потанцуем.

– Ну пошли.

Мы идем обратно. За нами хотят протиснуться двое малолеток, но Куля ревет на них:

– Куда прете, салабоны?

Они отваливают.

В столовой все танцуют под «Ласковый май». Мы садимся ка свои места, наливаем водяры, чокаемся.

– Ну, за Йогана.

Выпиваем и идем танцевать.

Светка прыгает посредине круга, держит руками длинное платье, чтоб не наступить на край. Йогана нигде не видно.

– А где жених? – орет Куля, перекрикивая музыку.

– Не знаю, – отвечает Зеня.

– Пошли поищем – мало ли что? – говорю я.

Мы с Зеней идем за загородку, к кухне – оттуда носят жрачку. Навстречу – мамаша Йогана.

– А где Сергей? – спрашивает Зеня.

– Там. – Она машет рукой. – Только вы, хлопцы, не трогайте яго, няхай он атдахнеть.

Йоган сидит на стуле. Рубашка расстегнута, без галстука. Морда белая, губы синие.

– Э, Йоган. – Зеня трясет его за плечи.

– Не трогай его – бесполезно, – говорю я. – Пусть посидит – может, отойдет.

Музыку вырубают, все опять садятся.

Светка надела поверх белого платья куртку и стоит около дверей с Ленкой и шаферкой. Тут же трутся Йоганов друг с учила и еще один пацан.

– Куля, пошли спросим, куда они намылились, – говорю я.

Мы подходим.

– Э, вы куда?

– Так, прогуляться – надоело здесь сидеть.

Если хочете, пошлите с нами.

– Ну пошлите.

Идем к пятиэтажке, где аптека. Светкины белые туфли все в грязи, у остальных – тоже, но не так заметно. Заходим в Ленкин подъезд, поднимаемся на второй. Ленка открывает ключом дверь и говорит:

– Проходите. Можете не разбуваться.

Садимся на диван. Светка достает из куртки два пузыря водяры, Ленка приносит стаканы. Разливаем, пьем.

Я показываю Куле на пацана, который приперся с нами. Он сейчас сидит со Светкой на одном кресле, и они трындят между собой.

– А это что за хер?

– Светкин бывший пацан, – говорит Куля. – Может, она еще и сейчас с ним крутит. Бабам верить нельзя, все они – бляди.

Я пересаживаюсь к Светкиной подруге, шаферке.

– Привет.

– Привет. Сигареты есть?

– На, держи.

Я сую ей «космосину» и зажигалку. Она подкуривает, потом я. Я трогаю ее груди.