Юнас Бенгтсон - Субмарина

— Да, — кричит он, — блин, да!

Я захожу к нему, прикрываю дверь. Вижу обыкновенный старый унитаз из белого фаянса. Глаза Ивана сияют. Да, повторяет он уже тише. Стягивает грязные джинсы и копается у себя между ног. Что-то вынимает, протягивает мне. Это клещи.

— Подержи-ка.

— Ну да!

— Да он не касался писуна, ты не думай.

— Иван, черт возьми…

Зажав клещи зубами, он достает из кармана брюк кусок зеленой материи. Иван с гордостью демонстрирует мне свою технику. Он вытягивает кнопку до конца, кнопка крепится на металлическом штырьке, который торчит из фаянсового бачка, этот штырек он и ухватывает клещами и, удерживая, наматывает материю на кнопку.

— А то она скользкая, — говорит. Он крутит и вертит изо всех сил, аж постанывает от усилия. — Не то что в новых туалетах, — говорит он. — В стенку вмуруют. Экономичный слив. Вот такой вот туалет — это настоящее качество.

Вытащив кнопку, он быстро сует ее в карман брюк, клещи отправляются обратно в трусы. Не оглядываясь, выходит из туалета. По дороге к выходу больше не тратит времени, изображая туриста, ограбление удалось, теперь — наружу, пока сигнализация не сработала.

Я предлагаю ему пойти в сторону Озер. Но он прямо сейчас хочет попасть домой. Иду с ним. Поднявшись на второй этаж, он садится на спальник. Достает спирт и тряпочку и трет. Круговыми движениями. Подносит к свету, проникающему через одно из разбитых окон. Любуется. Тут до него доходит, что я все еще здесь. Он начинает говорить, продолжая держать кнопку на ладони. Трофей. Похоже, он пытается объяснить мне.

— «Ифо», — говорит он, — Семидесятые. Обрати внимание, она цилиндрической формы. Такие делали всего несколько лет. Таких немного осталось.

Я делаю глоток пива, сажусь, прислонившись к закопченной стене. Иван смотрит на кнопку в руке. Обращается то ли к ней, то ли ко мне.

Он говорит:

— Многие думают, что у нас были только туалеты восточноевропейского производства. Только старые югославские и китайские марки. Но у нас были все туалеты. Крупных производителей. У нас были хорошие туалеты.

Он осторожно кладет кнопку на тряпочку и вытаскивает из-под спальника большую потрепанную книгу. Протягивает ее мне с изрядной долей торжественности: поаккуратнее, дескать, с ней. На обложке — логотип с надписью на незнакомом языке. Начав листать, я понимаю, что это — большой каталог оборудования ванных комнат. Профессиональный, со всеми подробностями. Туалеты сотен цветов. Круглые, четырехугольные, треугольные раковины.

Мне особо нечего было читать, когда мы сидели в подвале, говорит Иван. Непроданными книгами топили. И вот осталось это. Однажды его дядя забыл у них каталог, и тот лежал под кроватью, ждал его. Это еще до того, как дядя получил пулю в голову. Иван не позволил им взять каталог, не позволил скручивать из листочков сигареты, пустить на растопку. Ему нужно было что-нибудь разглядывать.

Где-то в середине книги страницы уже вываливаются. Кнопки для унитазов. Много кнопок. С датами, временем поставки и ценами, угадываю я. Марки и модели. Вот смотри, говорит он. Там они все. И «Ифо», и «Густавсберг». Ты, наверное, не ждал такого.

Плюгавая дворняжка бегает за крупной сукой овчарки, пытаясь лизнуть ее сзади. Хозяева разговаривают, не обращают внимания на собак. Я сижу в парке Нёребро. Полоса травы, окруженная большими деревьями, клочок земли, уцелевший после реконструкции железной дороги. София улыбается мне. Ее сын с довольным видом скачет по лужайке среди собачьих какашек. Я пью свое крепкое пиво.

Ночью я не мог уснуть. Пришел поздно, сел на кровать и смотрел «Магазин на диване». Она разбудила меня, постучав в дверь. Я хотел заорать на нее, ударить, разбить ей лицо. Но она держала за руку своего мальчика, он смотрел на меня.

Тобиас подбежал, сел между нами на лавочку, притулился к матери.

Протягиваю к нему руку. Сперва он вжимает голову в плечи, как будто я хочу его ударить, потом все же позволяет погладить по голове. По лавочке бежит паук Я хочу раздавить его донышком бутылки, но мальчик удерживает мою руку. Не надо, он же ничего не делает. Говорит, это паук-крестовик. Типичное явление в Дании. Ему хотелось бы повстречать бродячего паука, пизауру. Он произносит все это как заученный текст. Видел в книжке, но в жизни пока не сталкивался. Но старается. Правда, не выговаривает «р», так что крестовик превращается в «кьестовик». Паук-кьестовик.

Когда мы возвращаемся в общагу, София спрашивает, не выпью ли я с ними какао. Я говорю, что у меня дела. Захожу в свою комнату, раздеваюсь и иду в ванную. Включаю очень горячую воду. Струя колко хлещет по телу, по лицу. У меня странное настроение, не знаю отчего.

Вода все горячее. Снимаю бинт, не глядя, подношу руку к лейке, сжимаю зубы. Скоро от пара стало трудно дышать. Кажется, издалека слышны крики, но из-за шума воды я не уверен.

Беру пиво, сажусь на подоконник. На тротуар перед общагой заезжает полицейская машина. Вскоре из нашего подъезда выходят полицейские, мужчина и женщина. Они держат сына Софии. Он сопротивляется. Мужчина открывает заднюю дверцу машины. За ними выбегает София. Она кричит, она орет. Зияние огромного рта. Женщина-полицейский заталкивает мальчика в машину, а мужчина стоит перед Софией, раскинув руки в стороны, как вратарь. Она пытается обойти его, но он ее отталкивает. Она вновь пытается прорваться к машине. Мальчик смотрит на нее, его губы за стеклом движутся, теперь он тоже плачет. Мужчина быстро обегает машину и садится на переднее сиденье. Машина отъезжает. София бежит за ней, пока не падает на землю. Через какое-то время она встает и идет в общагу.

Я приканчиваю пиво, выпиваю еще одну бутылку. Затем прохожу несколько шагов, отделяющих меня от комнаты Софии. Дверь открыта. Она лежит на кровати, зарывшись головой в одеяло, подол легкого платья задрался, виден край черных трусов. Она дрожит, как будто через ее тело пропускают ток. Сажусь рядом на кровать. Не знаю, что мною движет, но я одергиваю подол ее платья, прикрываю ее. Она рыдает. Когда я дотрагиваюсь до нее, рыдания усиливаются. Неудержимые, истерические. Спустя какое-то время она затихает, только мелко дрожит под моей рукой. Так продолжается долго.

— На улице у денег совсем другая ценность, — рассказывает Иван, мы с ним едем в автобусе. — Десять крон — это не десять крон, это хот-дог, это бутылка крепкого пива. Десять крон — это ужин и немного тепла. Бутылки — это твердая валюта. Большие пол-литровые наиболее популярны, за них можно получить больше, но их трудно найти, и они тяжелые. Самые привлекательные, без сомнения, пластиковые пол-литровые. Места не занимают, весят немного, не бьются.

Автобус едет по городу, с Северо-Востока через центр, туристический центр: Стрёгет, Тиволи. И на Амагер, по Амагерброгаде, мимо ребят в подворотнях, у интернет-кафе, у пиццерий и кебабных, косячок в кулачке.