Ян Кефелек - Осмос

Около полудня, когда Лора Мейер уже в который раз повторяла матери, что она не хотела ее обидеть, что все, что она наговорила, нельзя воспринимать всерьез, и что не надо все так драматизировать, ее взгляд упал на сочинение. В мозгу молнией промелькнула ошеломляющая мысль… Она больше не слушала и не слышала, что ей там бубнила в ухо ее мать, прямо посреди фразы, даже не подумав, какой это будет иметь эффект, она повесила трубку и вызвала к себе ученика, претендовавшего на то, что он является автором сего опуса.

— Подойди поближе, Ксавье, зайди на минутку, — сказала она мальчишке, переминавшемуся с ноги на ногу на пороге и явно стремившемуся поскорее удрать. — А знаешь, ты что-то не выглядишь таким уж разнесчастным…

— И вы тоже, мадам, — ответил он несколько развязно, но было видно, что тема разговора его поразила и ошеломила. — Это все?

— Да нет… видишь ли, я не имею особых на то оснований… моя мать не уходила из дому, когда я была маленькой…

— Тем лучше для вас, мадам, — протянул он, изумляясь все более и более и выказывая свое удивление все в более дерзкой, граничащей с грубостью форме.

— А ну-ка присядь, — сказала она, заметив, что он уже повернулся и собрался уходить. — Меня кое-что беспокоит…

Он закатил глаза, словно желая показать, как ему все это надоело. Он продолжал стоять, слегка покачиваясь, выпятив грудь и засунув руки в задние карманы брюк, которые ему в соответствии с писком молодежной моды были велики и складки которых лежали гармошкой на огромных кроссовках; для «пущего понта», как говорится, шнурки кроссовок были завязаны так, что язык вываливался чуть ли не наполовину. Короче говоря, перед ней был современный малолетний главарь банды таких же малолетних преступников, перешедший от материнского молока прямо к кока-коле.

— Твоему отцу не слишком затруднительно воспитывать тебя одному?

Он окинул взглядом стены, словно призывая их в свидетели проявленного им великого терпения по отношению к этой приставале, и сжал губы, скорчив гримасу, означавшую: «Эй, поосторожнее на поворотах, дамочка! Я не какой-нибудь дуралей, чтобы со мной можно было разговаривать таким тоном! Я не какой-нибудь нищий косоглазый или переселенец из Индокитая! У моего папаши денег куры не клюют. Я — сын владельца ресторана, хоть кто-то и называет заведение моего папаши трактиром. И я тоже буду потом владельцем ресторана. Вот так-то!»

— К чему это вы клоните? — сказал он охрипшим от переполнявшей его спеси голосом. — Что это вы задумали? Вас что, мой отец заинтересовал? Вам что, надоело получать ваши шесть тысяч франков в месяц? Вы хотите узнать его номер телефона? Так это мигом, вызовем по мобиле, в чем вопрос-то?!

— О’кей, — сказала Лора и придвинула к мальчишке телефон. — Вот звони, а я зачитаю ему твое сочинение.

Он с трудом сглотнул, и было видно, как заходил у него на еще полудетской шее кадык.

— Какое сочинение?

— Вот это… Это ведь твое сочинение о твоих первых детских воспоминаниях?

— Какие еще воспоминания? — дерзко переспросил он, но все же соизволил опустить глаза и взглянуть на листки, которые показывала ему Лора.

Вдруг выражение его лица изменилось, словно он вспомнил о чем-то, о каком-то пустяке, о какой-то дурацкой истории или глупой затее. Он вытащил одну руку из кармана и вытер нос кулаком.

— Ну ладно, — сказал он, явно чем-то раздосадованный, с обидой в голосе, — я все понял. Ну, это все ерунда, какое это имеет значение… что за важность? Да и вам-то какое дело? Разве в этом заключается ваша работа? Ведь вы — социальная помощница? Ну и занимайтесь, чем вам положено, а в чужие дела не лезьте!

Он взял сочинение двумя пальцами, словно это были грязные трусы, и небрежно уронил на стол.

— Я не знаю, что там была за тема, я знать не знаю, что там написано, и мне плевать на эту писанину, я не нуждаюсь в помощи социальной помощницы, мне нужна только хорошая оценка для того, чтобы у меня был хороший средний балл за год, вот и все. И не доставайте меня с этой чепухой!

Лора слушала наглеца совершенно спокойно. Глаза у нее были светло-зеленые, прозрачные, и никогда нельзя было понять, о чем она думает. Правда, она сама этого порой не знала, когда возвращалась из Парижа и нервы у нее были на пределе, а надо было не подавать виду. Ну ладно, этот маленький самодовольный, надутый спесью болван сам идет в руки… Сейчас он получит, но так ему и надо!

— Ты знаком с Нелли?

Парень, казалось, был огорошен так, будто свалился с небес.

— А кто это?

— Пьер — это твое второе имя? Любопытно… Ведь тебя вроде бы зовут Ксавье…

— Да с какой стати мне зваться Пьером? С чего это вы взяли?

— Но ведь в твоем сочинении рассказ ведется от имени Пьера, это он, Пьер, описывает свои детские воспоминания. Объясни мне, пожалуйста, как это может быть.

Лицо парня исказила злобная гримаса. Он завопил:

— Так вот, значит, как! Он что же, не изменил свое имя на мое? Ах он, болван! Задница!

Опомнившись и сообразив, что наговорил лишнего, он попытался запудрить Лоре мозги и понес какой-то вздор, но она прервала его. Итак, она позвонит его отцу. Да, кстати, а почему именно отцу, а не матери? Она попросит их немедленно зайти к ней и прочитает им его сочинение.

— А еще ты при них произнесешь вслух все, что ты мне тут наговорил насчет огромной разницы между такими «косоглазыми» или переселенцами из Индокитая, как я, и такими богатеями, как вы, у которых денег куры не клюют!

Он покачал головой и принялся умолять ее не делать этого. У них с отцом и так постоянно идет война, отец-то нрава бешеного, у него уже этой зимой были проблемы с сердцем. И он грозится засунуть его в пансион.

— Знаете, почему я так поступил? — сказал мальчишка, хватаясь руками за край стола. — Потому что я не хочу отправляться в пансион. Это не мой уровень, это не по мне!

По его словам выходило, что в классе далеко не он один мухлевал с домашними заданиями. Он вместе со своими друзьями-приятелями наладили, опять же по его выражению, одно очень «симпатичное дело», суть которого состояла в том, что для того, чтобы избежать ненужного кровопролития, была полюбовно заключена сделка, довольно хитроумная, между ними и Пьером, который должен был, если употребить лексику, принятую в юриспруденции, «возмещать моральный ущерб».

— Вам известно, что за работу выполняет его отец? Он заявляется к людям с собаками и двумя-тремя подручными из числа «косоглазых», он забирает у них все, что есть ценного, грузит в грузовик и прямиком везет в зал, где имущество продают с молотка.

Итак, по его словам, выходило, что сын расплачивался за грехи отца, и это, по его мнению, было вполне нормально. Пьера держали в страхе и повиновении, на субботу и воскресенье ему сбагривали все домашние задания, в особенности по математике, чертежи и рисунки; время от времени его просили за кого-нибудь написать сочинение. Это и было с его стороны возмещением морального ущерба, причиненного его отцом жителям городка.