Герард Реве - Тихий друг

Я все еще считал ее дельной хорошенькой девочкой, но тот факт, что денег у нее не было вовсе, делал ее менее привлекательной в моих глазах. Гомосексуалист вообще не часто связывается с женщиной: куда ни шло, если она богата; вопрос, конечно, спорный, но, по-моему, тогда все «может быть гораздо проще». Богатый человек может позволить себе много путешествовать, «передвигаться», иметь просторное жилье; партнеры могут предоставить друг другу свободу действий и, например, принимать у себя любовника без того, чтобы акт неверности и разврата свершался на глазах у другого. Если бы такая женщина, например, занесла меня в список своих любовников и содержала, взамен требуя от меня регулярное выполнение мужских обязанностей, то я был бы совершенно не против, чтобы она содержала еще одного, тайного любовника; особенно если это не какой-нибудь мерзкий старикашка лет тридцати с лишним, а красивый, атлетически сложенный семнадцатилетний блондин только со школьной скамьи, которого я смог бы увлечь за собой в пропасть, то есть подвергнуть его воздействию своих грешных страстей, прижав к стенке так называемой ревностью, угрозами и шантажом. Я восторженно вздохнул и уплыл в мечты наяву, хотя попутно приходилось выслушивать Кристину. В ее рассказе пока не произошло ничего необычного или возбуждающего, но я ждал, балуя себя предвкушением нежного восторга: момента, когда она заговорит о «моем» таинственном, невероятном, судьбоносном «Германе», которого я так ловко описал, руководствуясь только «медиумической» пальпацией фотографии сквозь запечатанный конверт.

Между ними «что-то было»? Да, несомненно. Мысль о том, что она — предмет его страстей и желаний, вновь делала ее заманчивой для меня, а также, как говорится, идеальной приманкой в ловушке любви. Я, в сущности, отставил в сторону скептицизм и разочарование по поводу финансовой несостоятельности Кристины. Только бы мне удалось узнать как можно больше о «Германе». Он ведь должен стать моей великой Трагической Любовью?.. Он, может, еще и немец?.. Те несколько слов, что я успел прочитать в письме из большого немецкого города Дюссельдорфа, были на нидерландском, но это еще ни о чем не говорит. Это был, играл я дальше с мечтой, немецкий мальчик, конечно же, обожаемый женщинами, но на самом деле он ищет кого-нибудь вроде меня, сам того не подозревая, и как только он, в свою очередь, увидит мою фотографию или же меня во плоти, то тут же влюбится по уши. О… немецкий мальчик!.. Французские мальчики ничего собой не представляют; среди нидерландских мне редко попадались такие, чтобы стоило тратить на них время; английский мальчик мог — и это святая правда — стать утешением в долине слез; но некоторые немецкие мальчики… Если твоим возлюбленным другом становился немецкий мальчик определенного сорта со всем, что полагается в придачу — рабский, трусливый голосок и слезки, — то у тебя в кармане, считай, целый мир, и ничего больше не нужно, нет, даже врагов не нужно…

— Женщина, которая мучается одиночеством, выглядит непривлекательно, — кивнул я понимающе, но тут же добавил, поглаживая и разминая шейку Кристины, — но ты и не обязана быть одна. Такая женщина, как ты… Тебе приходится отбиваться от мужиков руками и ногами. Чтобы понять это, не обязательно быть ясновидящим.

Кристина вздохнула, польщено улыбнувшись.

— Я должен сказать, золотце, — продолжил я осторожно, — что мне вообще-то интересно, что у тебя там за… ну да, как это называется… мне интересны тайны твоего сердца, как это…

Я переждал мгновение, а потом решил забросить удочку:

— Он… это… у тебя какие-то проблемы с этим Германом? Ты не знаешь, чего хочешь от него… или нет?..

Это был, конечно, выстрел вслепую, но в наше безбожное, хоть и благополучное время, учитывая современные средства коммуникации, любая любовная история превращалась в утомительное занятие: «ведь вечно что-нибудь не так».

Кристина посмотрела на меня с удивлением. Стало быть, я опять сыграл ясновидящего, просто так и без дополнительной оплаты. Она уже приоткрыла рот, но, казалось, еще колеблется.

— Ты можешь рассказывать все, как есть, — подбодрил ее я, — мы ведь взрослые люди, правда?

«Так сказать», добавил я про себя.

Я надеялся, что между нами возникнет некая противоестественная, но и «возвышенная», доверительная связь: я буду играть роль благородного любовника, интересы которого заключаются только в счастье возлюбленной и ни в чем ином.

— Я не знаю, в чем дело, — прибавил я. — Ты ведь просто потрясающая, я не могу удержаться, чтобы не лапать тебя постоянно… но… в то же время мне и вправду жаль, что ты не приходишься мне сестричкой, очень красивой сексуальной сестричкой, которую я любил бы до безумия…

Вот так оно и было, и мне пришлось притормозить и дать слово Кристине: теперь-то я услышу все, что нужно, если она не оттолкнет меня сразу же после этих слов.

Я не ошибся. Кристина стала рассказывать, а я позаботился, чтобы атмосфера сохранялась интимная, но не слишком чувственная, и устроил все так: мы сидели на большом диване, я в углу, она рядом, но ей не приходилось смотреть на меня во время исповеди, в то время как я мог притянуть ее к себе и обнять, если страсти накалялись.

«Герман» уже несколько лет был ее поклонником. Еще до замужества он выражал свои симпатии, но, в конце концов, она вышла замуж не за него, а за другого, теперь уже умершего, мужчину. А до замужества между ними «что-то было»? И… может быть, даже после свадьбы, тайком?.. Нет, мне нужно быть осторожнее и не проболтаться невзначай о том, что разыгрывается в моем воспаленном ревистском воображении и от чего твердеет мой писюнчик. Я взял себя в руки и слушал, исполняя роль отца, брата или доктора, которому можно рассказать все, а вопросы задавал, в сущности, исключительно в форме краткого пересказа того, что Кристина только что поведала.

Герман ее хотел, она была ему нужна. Но что препятствовало? В его адрес еще не было сказано ни одного неблагосклонного слова, но в ее голосе сквозило сомнение и сдержанность. Какая она все же зануда. Но мне она все расскажет…

— А он хорошо зарабатывает, этот мальчик? Он ведь не бездельничает? — спросил я с налетом благонравия в голосе.

С мальчиками, которые знать не знали, что такое зарабатывать себе на хлеб, или с бродягами и всякого рода художниками, у меня редко что складывалось.

Нет, в этом плане все было в порядке: Герман прошел путь от подмастерья до независимого электрика и водопроводчика, он был владельцем довольно большой фирмы в Дюссельдорфе, которая вовсю процветала и постоянно расширялась. А в чем тогда проблема? Потому что проблема была, подумал я, и скорее всего, в самой любви. Он ее желал, давно хотел на ней жениться, он — трудяга с собственным, процветающим делом. И при взгляде на его фото можно просто упасть в обморок от восхищения: по крайней мере, я чуть не упал… Стало быть, если где-то скрывалась проблема, то в характере или сексуальном темпераменте, может, он не удовлетворял ее… как мужчина, в постели… Заодно я решил задарма помечтать дальше: не был ли он, наш Герман, «мой» Герман… может, как и я, «котом в мешке», да таким же «котом» в таком же «мешке»?.. Но тогда… кто знает… мы с Германом действительно созданы друг для друга, он и вправду — моя жизнь, моя судьба, и, когда я увидел его снимок, предчувствие меня не обмануло…