Габриэль Витткоп - Образцовая смерть

— Хватит на этот год проветриваться… Возвращаюсь на зимние квартиры…

Его худые дрожащие пальцы с шариками на концах, как у долгопята, возились с бумажными мешками и теребили замок сундучка.

Сеймур навострил уши. Зимние квартиры?.. Ночлежка?.. За две недели он ни разу не видел, чтобы человек в маске устраивал себе ложе из газет в каком-нибудь проходе, когда над Бауэри поднимался резкий ночной ветер, и знал, что он никогда не ходит спать в «Армию спасения». Похоже, этот человек открыл золотоносную жилу, некую систему и, оставаясь отверженным, все же не доходил до крайности — в отличие от самого Сеймура, который питался отбросами и уже начал страдать от паразитов. Он очень быстро привык не мыться, однако не смог привыкнуть к тому, как спутанная борода царапает кожу под воротником, жестким от грязи. Привык докуривать подобранные окурки, но не смог привыкнуть испражняться в закоулках, когда от запоров скребло все внутренности. Привык спать на улице на старых бумагах, но боялся нападения какого-нибудь джанки, вооруженного традиционной клюшкой для гольфа.

— Меня зовут Кид, — сказал Сеймур.

Между ними повисла пауза, и, казалось, торопиться больше некуда. Кид поднял глаза в небо, которое городские огни осыпали фиолетовой пудрой. Облака висели низко, и в воздухе резко пахло выхлопными газами.

— Скоро снег пойдет, — сказал Кид.

— Потому и надо укрыться, — ответил другой, собирая свои пожитки, а затем, сделав пару шагов, вдруг обернулся:

— Пошли, Кид.

На уровне 13-го пути в стене Большого централа открывался коридорчик, устеленный бумагами и старыми билетами. Уже через несколько метров дорогу преграждала жестяная дверь, над которой горела блеклая лампочка, выкрашенная в синий цвет. Кто-то написал мелом: «Неге» . [19] Сюда (англ.). Вход запрещен. Человек в маске надавил на щеколду. Слабо освещенные цементные ступени спиралью вели в подвал с площадкой, откуда спускалась дрожащая металлическая лестница. Там царила чудовищная духота — влажный зной, который, подобно тропическому, мгновенно омывал тело волнами испарины, отчего это место и прозвали «Бирманским маршрутом». Дальше начинались туннели, выходившие из некоего подобия нефа: если бы не полумрак, он напоминал бы машинное отделение на большом судне или, скорее, инфернальную базилику. Все было покрыто черным слоем древней пыли и сажи, а также плесенью, чей затхлый запах перебивал извечный смрад гниения.

— Осторожно, нужно привыкнуть.

Глаза и впрямь довольно быстро адаптировались к темноте, прорезаемой там и сям звездами одиноких лампочек.

— Под землей — шесть этажей, — сказал человек в маске, но грохот поездов, проносившихся наверху, заглушил его голос, исказив слова настолько, что Кид понял их превратно: дескать, он объездил всю землю или стар, как мир, — какая-то бессмыслица.

Трубы городской теплоцентрали под Парк-авеню растянулись огромным лабиринтом пещер от Большого центрального терминала до «Вальдорф-Астории». Там было несколько выходов. Во мраке, населенном гигантскими тараканами и крысами, укрывалась целая колония хобо. Некоторые оставались здесь всего на пару дней, а другие жили годами, веками, и только шипение пара, приглушенный звук капающей воды и тряска поездов отмеряли бег времени, утратившего значение. Полиция Терминала никогда не отваживалась спускаться в эту преисподнюю, а рабочие, занимавшиеся техническим обслуживанием, заглядывали туда очень редко. Количество этих отбросов общества оценивалось то в тридцать-сорок, то в двадцать, то в шестьдесят человек — никто не знал точного числа, а их возраст определяли наугад, от семнадцати до семидесяти, выбирая наобум магическую цифру семь.

Лестницы и металлические мостки казались завершением или копией тех, которые штриховали во всех направлениях пространство во дворе welfare hotel , [20] Ночлежка (англ.). где Кид провел первую ночь после бегства. Они вели к коридорам, прорубленным в кирпичной кладке, к ходам, которые посреди массивных столбов разветвлялись над и под трубами с асбестовым покрытием. На стенах виднелись граффити (нередко даже греческими буквами), непристойные рисунки и послания, состоящие из загадочных рун или цифр, — порой наполовину скрытые накипью или пожираемые тьмой, кишащей целыми роями мух.

— Тут теплей, чем в отелях наверху, — сказал человек в маске.

Кид дышал влажным теплым воздухом и чувствовал себя защищенным, укрытым в огромном чреве. Вдруг что-то в нем решило никогда больше не выходить наружу и оформилось затем в мысль, которую он тут же высказал. Его провожатый напомнил, что нужно еще искать еду, — ведь даже тени жаждут пропитания, если только не крови, — и разъяснил, что это место вовсе не герметично и сообщается с миром дневного света. Человек в маске умел оптимально использовать ресторанные объедки, остатки из супермаркетов, содержимое шикарнейших урн, но главное — отбросы из йогуртовых баров и домов гигиены питания, благодаря которым он извилистыми путями получал перезрелые овощи, недобродивший творог и подгнившие продукты.

— Пошли сначала ко мне, — сказал он, взяв мешки и сундучок в одну руку, чтобы можно было держать в другой электрический фонарик, поскольку лампочки встречались все реже.

Они двигались меж стен, измазанных жирной грязью, переступали через гигантские steam-pipes , [21] Паровые трубы (англ.). спускались или взбирались по лестницам и сгибались под цементными балками. Наконец добрались до углубления с двумя столбами по бокам и шипящей, покрытой влагой трубой поперек. Человек в маске зажег свечу, воткнутую в стеарин. Рядом с ложем, состоявшим из афиши журнала «Форбс», которую отчасти прикрывала аккуратная стопка «Уолл-Стрит Джорнал», были разбрызганы на полу водяные звездочки. Он пощупал рубашку на веревке, натянутой между трубами:

— Тут, конечно, все мокрое… Но можно умываться и даже принимать душ в туалетах для рабочих, что трудятся наверху. Еще можно умываться горячей водой из трубопровода, если ее слегка остудить… Она есть везде, я тебе покажу… Ну и сортиры для рабочих…

В тот день Кид выбрал себе уголок в туннеле, прямо под электрической лампочкой, и, подобно другим хобо, сорвал с трубы асбестовое покрытие — чтобы греться.

Этот мир, закрытый для женщин, принадлежал мужчинам, которые, признавая лишь собственные законы, сбежали от стесняющей благотворительности и придирчивой полиции. Они выбрали недра вулкана и появлялись на поверхности лишь затем, чтобы просить милостыню, подбирать отбросы или воровать. Свободные и одинокие, они устраивали свои логова в нескольких сотнях метров одно от другого, всячески уклоняясь от общения, знали друг друга только по именам и никогда не говорили о прошлом. Таково было правило теней, негласное, но таинственным образом передаваемое из поколения в поколение людьми, едва знакомыми между собой.