Ольга Фомина - Я решил стать женщиной

— Ольга, — впервые представилась я публично.

— Хорошо: Ольга: так Ольга, — Андрей опустил глаза, видно было, что вопросы полового самоопределения — не его рабочее хобби.

— Поверил, дурья башка?

— А чего нет то. От тебя всего можно ожидать. Так что?

— Пока нет. Но пришел я к тебе именно по этому вопросу.

— А я тут причём? — испугался Андрей окончательно.

— Мне прописали гормональные средства: Ох! Лучше начну так. Только успокойся. У меня транссексуальные наклонности. Знаешь, что это такое?

— Ну:

— Баранки гну. Это когда чувствуешь себя женщиной, — пояснила я вкратце.

— Ну да, я знаю. Грамотные мы, — Андрею стало весело.

— Люблю я при этом женщин, — я знала, что Андрею неприятна была бы другая моя ориентация, как и многим другим, и решила успокоить его хотя бы этим.

— А такое бывает? — удивился он.

— Бывает. Короче: Я сейчас от эндокринолога. Она мне выписала «Андрокур». Пить мне его много и долго, а стоит он сто долларов упаковка. Выпускает его «Шеринг». Я вспомнила, что ты с ними работал много:

— Работал, сейчас не работаю. Но тетка там знакомая осталась. Позвонить что ли? Если у них это средство есть, то они его скорее всего бесплатно дадут, — Андрей с радостью был готов мне помочь, лишь бы я отвязалась от него со своими историями о своём внутреннем половом неустройстве.

— Хотя бы со скидкой, тоже было бы хорошо, — обрадовалась я.

— Вот так друзей теряешь: Был друг: и бац!:и вдруг подружка! О, как! — Андрей шарахнул себя ладонями по коленкам и встал. — О, ёбт! — ещё одно восклицание вырвалось из него. Он вышел за телефоном:

— Записывай адрес и телефон, — через пару минут он уже входил в комнату.

— Неужели договорился?

— Три упаковки обещали, — гордый своими связями, объявил Андрей.

— Здорово! — я готова была его расцеловать. — Ты сэкономил мне триста долларов.

— Цени. Для «подружки», что не сделаешь, — при этом Андрей толкнул меня в плечо и рассмеялся — «всё равно ты хороший мужик», означал этот знак.

На следующий день я заехала в офис «Шеринга», где-то напротив уголка Дуровых находился он, мне презентовали три упаковки «Андрокура», я подарила большой замороженный торт: Ещё один шаг сделан.

На четыре часа я договорилась о съёмке с Вейсманом. Мы договорились, что он с товарищами-стриптизерами приедет к нам в студию к трём. Ими займется наш визажист и будет их красить. А я подъеду в студию к четырём после другой съёмки. Утром я отвела Лизу в детский сад, — в предыдущий день она была у меня, и сразу поехала снимать групповой портрет с Путиным. Путин на этом портрете занимал мало места, с ним хотели запечатлеть себя еще человек двести членов Центризбиркома. Съёмка должна была произойти в нашей академии. Я не была уверена, что съёмка состоится, для съёмки первого лица требовалась аккредитация за три дня. У нас с Катюшоном не было никакой. Я не снимала никогда Путина, но снимала несколько раз Ельцина, и пару раз меня не пускали на съемку из-за не вовремя оформленной аккредитации.

Я без проблем проехала на машине на территорию академии, у меня был постоянный пропуск на въезд, и было удостоверение сотрудника академии. У входа во второй корпус охрана, внутри тоже — наши академические менты в штатском и сотрудники ФСО*, крупные парни с бесцветными наушниками в ушах.

Это была предельно простая съемка, но минимум оборудования для нее вмещался в огромных двух кофрах — две студийные вспышки по 1000 джоулей, камера 6х7 плюс мой большой штатив CULLMANN за 600 долларов. Всё это мы вволокли под изумленными взглядами охранников в открытые, приготовленные уже для нашего Президента двери.

— Вы откуда, девушки? — охранники обалдели от такой наглости. Уже за два дня по академии бегали кинологи из ФСО с собаками, искали взрывчатку, проверяли все помещения, многие из них опечатывались. Подготовительная работа перед приездом Президента меня впечатляла всегда, когда я еще снимала Ельцина. Было задействовано такое колоссальное количество людей и средств! Запомнилась живописная картина: Перед приездом Ельцина в построенную Межпромбанком церковь недалеко от Арбата по оцепленному району едет вышка с поднятой люлькой, в ней огромный мужик в ослепительно белой рубашке и черном костюме, он был похож на жениха, сбежавшего со свадьбы. Он, стоя в поднятой на высокой стреле люльке, проверял все многочисленные рекламные щиты в округе — не подложена ли в них бомба. А тут, возможно, бомбу вносили в двух огромных, не проверенных никем, сумках. — Вы откуда, девушки? И куда? Поменьше сумочки не могли найти?

— Мы на съемку, — ответила я, и показала свое академическое удостоверение. Оно не давало мне никаких прав снимать, но все-таки объясняло причину моего присутствия в стенах академии. Сотрудник ФСО посмотрел удостоверение, потом на меня. Поморщился.

— В списках прессы вы есть? — спросил он.

— Нет. Нам заказал съемку Вешняков, — соврала я, не став перечислять фамилии академических чиновников, которые со мной договаривались и, на которых охраннику было глубоко наплевать, и назвала сразу фамилию Председателя Центризбиркома.

— Если в списках нет, тогда снимать нельзя, — и лицо охранника приняло привычную для неё кирпичную форму.

— Хорошо, — я пожала плечами. — Мне наплевать, меньше работы:, - я с готовностью взяла сумки и двинулась к выходу.

— Куда? Сейчас узнаю, постой, — остановил меня охранник.

Он испугался ответственности, что сорвет он, может быть, важную съемку и вздуют его за это по службе. Он связывался долго со всеми, никто, естественно, о нас не знал, и никто не хотел брать ответственность послать нас подальше — вдруг исторический момент встречи Президента с Центризбиркомом для кого-то всё-таки важен.

— Ладно, открывайте сумки, — буркнул охранник, и я открыла. На охранника выглянули синенькие с разными переключателями задние стенки вспышек. — Так, это что такое?

— Вспышки, а это фотоаппарат, — объяснила я, не вдаваясь в подробности.

— Так, убирайте сумки за угол. Президент проходит, тогда готовитесь к съемке. По команде. Понятно?

— Понятно, — мы задвинули их за ряды зеленых диванов. И сами уселись на них — хорошее место для просмотра происходящего.

У входа для поклонов уже стояло академическое начальство — ректор Егоров и пара проректоров; Вешняков и еще несколько незнакомых мне людей; охрана в избытке — конечно, всё то же самое ФСО и, конечно, руководство нашего ментовского отдела в лице очень «видного» его начальника полковника Кузнецова и ещё пары лиц его заместителей в компании с ним поглазеть на Президента. Все в напряжении, все поглядывают в сторону въезда. Вдруг все напрягаются еще больше, вытягиваются, как военные, мы с Катей жмёмся друг к другу. К входу подлетают несколько черных гелендвагенов, несколько машин сопровождения рассыпаются на площади перед входом, два огромных «мерса» останавливаются, быстрый охранник открывает дверь, и: маленький бодренький Путин выскакивает из машины. Все бросаются ему навстречу, здороваются и говорят все одновременно, поэтому совершенно неважно что. В дверь перед процессией вбегает сотрудник ФСО, рука нервно на рукояти пистолета, он дико озирается: В таком месте и при такой предварительной подготовке глупо ожидать засад и нападений, поэтому мы понимаем, что эти безумные действия из вестерна положены по инструкции. Мы сразу его обозвали «Стрелок» — лицо красное, череп лысеющий, лицо страдающее, только что брошенного мужа. Путин легкой походкой убегает по лестнице, группа встречающих с трудом и отдышкой догоняет. Путин должен был выступить на встрече с Центризбиркомом. Выступать он будет недолго.