Сборник - Битва рассказов 2013

И вот теперь он лежит здесь, нянча сломанную руку и проклиная нацистов. Одинокий, всеми покинутый.

С насыпи свалилось несколько камешков. Хьюго оскалился. Только покажись, проклятое отродье, я порву тебя на части, даже если это будет стоить мне жизни! Но когда на верху показалась маленькая стройная фигурка, Хьюго вздрогнул. Виктория.

— Где эти ублюдки? — тупо спросил он, не сумев придумать ничего получше.

— Мертвы. Все 11. Поезд сошел с рельсов при попытке торможения.

— Так не бывает.

— Я тоже так думала. — Виктория усмехнулась, и достала четвертую фигурку, чем-то похожую на ящерицу. — Но, как оказалось, бывает… Все же хорошо, что ты бегал по кругу, иначе бы я не смогла тебя догнать. Пойдем, я знаю место, где они нас не найдут. И даже датчики им не помогут.

Он кивнул.

— Пойдем.

Линза, находящаяся перед ними, была желтоватого цвета.

— Куда она ведет? — спросил Майкл.

— 17 век. Мы сможем начать нашу жизнь заново, свободными, вдали от всех. Например, стать колонистами и принять участие в создании Штатов. А если нам не понравится, найдем другую линзу и перенесемся в иное время. Ну как?

— Очень заманчиво, — признался Майкл, протягивая ей незабинтованную руку. — Ну что, вперед?

И, взявшись за руки, они шагнули в навстречу прошлому.

Неплохой рисунок, хотя больше похож на монтаж… да и текста рассказа и даже названия в открытом доступе нет. Впрочем, он вряд ли интересен, судя по низким оценкам (см. Итоги тура ).

Сброшенный с поезда, рассыпающийся на ходу, он лежал под насыпью, нянча сломанную руку. Кажется, ему все-таки удалось оторваться. Но ненадолго. Фэбээровцы снова выйдут на его след. И тогда ему придется опять стать тем, кем он быть не хочет. Он (задранная к небу белая морда, желтоватый грязный мех, отвисшее брюхо, огромные зубы, от кормежки до кормежки) помотал головой. Нет, никогда. Но Виктории больше нет, никто ему не поможет. Фэбээровцы взяли ее. Или взяли серые. Но все, ее нет. Нет. Нет.

Он повторил это еще несколько раз, потом понял, что сидит и раскачивается в жутковатом трансе. Смерть… он бы почувствовал ее смерть, разве нет?

Нет, нет, нет. Не-не-нет.

Хьюго встал. Замотанная в грязную тряпку правая рука (лапа) отдалась болью. Ему нужен доктор. Как ни смешно, подойдет даже ветеринар. Он усмехнулся сквозь красные полосы боли, накатывающие на него. О, ветеринар было бы хорошо. Возможно, он единственный из пациентов, который смог бы сказать, что у него болит. Мечта. Пациент-мечта. С насыпи скатились несколько камушков. Хьюго вздрогнул и поднял голову. Нет, показалось.

Он опять помотал головой. Себе-то можешь признаться, Хьюго? Ему все время чудится, что на насыпи будет стоять Отто Кляйн. Ерунда. Даже фашистские ублюдки-вивисекторы не настолько всемогущи, чтобы перенестись сюда из Аризоны в мгновение ока. А когда Хьюго в последний раз говорил с ним по телефону («я убью тебя, Кляйн. Обещаю, я сделаю это») Кляйн был на той стороне, в подземной лаборатории. Номер был обычный аризонский, но дома, на который он был зарегистрирован, и хозяина дома не существовало. И проект 213 никогда не существовал. И он, Хьюго, не существовал, и никогда не убивал тех охранников.

И, главное, никогда не существовало Виктории Кард.

Хьюго вдруг понял, что плачет, сам того не замечая. Виктория.

Как странно смотрелись крупные слезы, скатывающиеся по грязно-белой свалявшейся шерсти. Глупо вот так стоять и плакать. В память о Виктории он обязан выжить, выжить и отомстить всем, кто так с ними поступил.

Первый шаг дался с трудом. Преодолевая боль и неимоверную слабость во всем теле, медведь брел, тяжело переступая на трех лапах. Несмотря на свои размеры и хромоту, двигался зверь бесшумно, не забывая запутывать след, проходя время от времени по каменистым осыпям, пересекая вброд небольшие речушки, которыми изобиловали эти места.

Путь ему предстоял долгий, через леса и болота к Верхнему озеру, где, возможно, ему смогут помочь. Хьюго раньше никогда не бывал в этих местах и только приблизительно представлял маршрут. Поэтому он предпочел положиться на звериное чутье, в последнее время оно не раз спасало ему жизнь…

В памяти возникло юное смеющееся лицо Виктории. Сколько ей тогда было? Кажется, девятнадцать? Как мы все тогда были молоды и безрассудны. Замелькали лица друзей — веселый Бад Грин, невозмутимый Кем Точои. Они были слишком разные, учились на разных факультетах, но их объединяло одно — они обладали предметами. Общая тайна и принадлежность к «избранным» надежно скрепляли их маленькую компанию.

Бад владел стрекозой, она досталась ему при весьма загадочных обстоятельствах, о которых он очень не любил говорить. Иногда Бад, дурачась, перемещал по воздуху бутылки с пивом во время их совместных пьянок. «Я мог бы стать идеальным грабителем», — хвастался он. Но не стал. Старина Бад погиб в автокатастрофе спустя два года после окончания университета.

Самым странным предметом обладал Кем Точои. Он происходил из древнего рода индейских шаманов племени Потаватоми. Гордый и независимый, с вызывающими разноцветными глазами, он не пользовался популярностью у сокурсников. Фигурка змеи с небольшими крыльями, которую индеец называл Химерой, досталась ему как старшему сыну в день его совершеннолетия. Предмет помогал хозяину принимать облик зверей. Фигурка была очень своенравной, и далеко не каждому шаману удавалось с ней справиться: требовалась долгая тренировка и сила воли, чтобы обуздать предмет. Кем получил фигурку от своего отца, старого Кэнги, два года назад и еще не умел правильно ей пользоваться, но это не мешало ему смотреть на своих товарищей свысока.

У меня, Хьюго Карда, была фигурка панды. Мой отец когда-то выиграл ее в карты, а потом подарил мне. В чем заключалась ее сила, я точно не знал, но постоянно носил ее на шее. При этом приходилось носить цветные линзы, чтобы скрыть разноцветные глаза.

У Виктории была фигурка рыси, она наделяла ее сверхъестественным даром понимать скрытую сущность человека. Она всегда знала, чего ждать от людей, угадывая тайные мотивы чужих поступков. Но даже это не спасло ее. Когда мы начинаем слишком сильно надеяться на фигурки, они предают нас…

Возвращаться в реальность с каждым разом становилось все трудней. Инстинкты медведя работали отменно, и мне не было нужды вмешиваться. Но даже огромное тело белого медведя не могло противостоять воздействию двух предметов одновременно. Боль в сломанной лапе нарастала, голод вовсю давал о себе знать, и мучила жажда. Я подошел к ручью и начал с жадностью пить ледяную воду, что на какое-то время чуть приглушило боль в лапе…