Дин Сухов - Юрей теу

Смотритель изобразил на сморщенном лице подобие улыбки и молча, полез в широкий карман сюртука. К удивлению Петти он извлек из него вполне реальный японский CD player, и деловито распутав наушники, водрузил их на свои оттопыренные уши.

— Когда мне становиться не по себе от внимания привидений, я слушаю музыку, и она помогает мне пережить все неприятности жизни.

— А что больше всего вы предпочитаете слушать? — полюбопытствовала Петти, с трудом вспоминая, что слушали американские меломаны двести лет назад.

— Моя любимая музыка Aphex Twin «SAW2», — жестоко нокаутировал Петти, «продвинутый» старикан.

— Selected Ambient Works Volume 2! Вопросов нет, — безвольно сползая вниз по канатам, ошеломленно выдохнула Петти.

— Ну, если ты у нас такой популярный среди местного «бомонда», тогда веди нас, знакомь! — нетерпеливо вскинулся «новый миссия».

— Как скажете, сэр. Но у меня к вам большая просьба.

— Какая еще просьба?

— Ни в коем случае не отходите от меня больше чем на пять-шесть метров. Здесь очень легко потеряться.

— Не вопрос!

Покинув скучный тюремный морг, туристы, возглавляемые новым гидом, подошли к стальной двери, которая вела в северный блок. Перед тем, как открыть дверь, смотритель обернулся к посетителям и еще раз назидательно посоветовал им:

— Не отходите от меня далеко. Будьте все время рядом. Сверчки только и ждут момента, чтобы ударить из-за угла.

Фушиги и Хэншин, осознав вдруг, что шутки закончились, трансформировались в два кусочка кальция и выпали в осадок. Им стало дурно до тошноты, но вернуться назад, значило покрыть себя позором до конца дней своих. И взявшись за руки, они стоически вошли в распахнутую дверь вслед за остальными. Родриго был на удивление спокоен и его спокойствие благотворно повлияло на идущую рядом Петти. Двойное путешествие по параллельным мирам значительно закалило психику обоих, и они без тени страха вошли в распахнутые двери пред-смертья.

Оно предстало перед ними в виде длинного узкого коридора, по обеим сторонам которого тянулись решетки одиночных камер. Они располагались друг над другом в два яруса, наподобие сот для пчел. Но эти соты когда-то предназначались не для райских насекомых, производивших янтарный мед и белый воск для пропитания и жизнедеятельности колонии. В этих клетках содержались хищные изуверы, не признающие законов человеческого общества и вставшие на тропу истребления себе подобных.

По всему периметру блока горели яркие лампы, равномерно освещая всю площадь коридора, включая камеры. Поверху над вторым ярусом с камерами, были проведены под потолком лестничные переходы для надзирателей, производивших оттуда наблюдение за своими подопечными. Судя по количеству оборудованных точек для стрелков и толстым прутьям решеток, сбежать из этой темницы было практически невозможно.

— Северный блок, дамы и господа! Здесь когда-то жили и умирали самые гадкие твари на свете, — выскочив вперед смотрителя, не удержался от яркого комментария коротыш Тимм.

— Иногда мне кажется, что многие из них все еще живы, — к ужасу Фушиги и Хэншина произнес загробным скрипучим голосом смотритель Олби.

— Низнаю, по-крайней мере, я еще ничего такого не чувствую, — с вызовом выпалил «новый миссия». Он так и нарывался на приключения и ради солидных барышей, был готов снимать хоть самого Вельзевула. Войдя в блок, он сразу же проигнорировал просьбу смотрителя и, уподобившись рыщущему в поисках поживы, койоту, заметался по всему коридору.

— Сэр, ну я же просил вас, — сокрушенно покачал головой старик, расстроенный поведением неугомонного фотографа.

— Ну, где, где прячутся ваши беспокойные соседи, старина? — игнорируя слова смотрителя, сунул мистер Виджэй нос в одну из запертых камер.

— Это камера № 23, — смирившись, указал старик на темницу, которой заинтересовался «новый миссия».

— Я и сам вижу, что это камера, — грубо парировал «новый миссия», щелкая кнопкой фотоаппарата.

— Здесь когда-то сидел заключенный по кличке «Lorry».

— Откуда вам об этом известно?

— Он сам мне об этом сказал.

— Неужели? — презрительно бросил «новый миссия», снова теряющий веру в старика.

— А что еще вам рассказывал этот «Lorry»? — поинтересовалась викканка, более терпеливая и чуткая в работе.

— До заключения «Lorry» был обычным учителем колледжа. Преподавал физику и химию. Он не был никогда женат и не имел детей. Зато он очень любил их есть.

— Он был каннибалом!

— Самым, что ни на есть, каннибалом… Всего за три года «Lorry» съел около двадцати пяти детей в возрасте от пяти до пятнадцати лет.

— Какой ужас?

— Перед тем как убить свою очередную жертву, «Lorry» долго играл с нею…У него была такая странная игра, напоминающая прятки. Он раздевал свою жертву и заставлял ее прятаться от него в темном подвале своего гаража. После, «Lorry» раздевался сам, завязывал себе глаза черной тряпкой и, взяв в руки заженную паяльную лампу, искал спрятавшегося от него ребенка. Если в течение тридцати минут, он не находил свою жертву, то он снимал с глаз повязку, включал свет в подвале и уже без труда разыскав объект своих поисков, совокуплялся с ним.

— Он насиловал пятилетних девочек? — содрогаясь от омерзения, воскликнула Петти.

— А что в этом удивительного, мисс? — как ни в чем не бывало, пожал плечами смотритель. — В наше время врятли кого можно удивить прелестями традиционного секса. «Lorry» был продуктом своего времени. Массовая индустриализация, небывалый приток имигрантов и сельских жителей в города. Теснота, шум и грязь мегаполисов, пропаганда мультикультуризма и популяризация насилия на экранах и в поп-музыке способствовали развитию в нем склонности к садизму и нигилизму. Он не сразу почувствовал в себе неприязнь к людям и почти двадцать лет числился на хорошем счету у дирекции колледжа. «Lorry» любил людей и был от природы очень ранимым и закомплексованным человеком. Ему с трудом давалось общение с женщинами, по причине их врожденной безнравственности и алчности. Он мечтал о совершенной женщине и даже одно время писал стихи. Хочу заметить, что его стихи были неплохими. Но вот беда, их чрезмерная романтичность была чужда его времени.

— И поэтому, этот урод стал насиловать девочек? — громко скрипнула зубами Петти, не впечатлившись аргументами в защиту сексуальных отклонений бывшего учителя.

— Что поделать, людям с тонкой душевной организацией приходиться тяжелее всего на этом свете, — кротко вздохнул смотритель, закатывая безумные глазки к потолку.

— А вот с этим, я, пожалуй, соглашусь! — неожиданно поддержал старика «новый миссия».

— Насилие присутствует в каждом из нас в той или иной степени. Все мы по природе своей насильники и тот, кто станет утверждать обратное, лжет против природы своей…До войны, я и мухи не мог обидеть, не то чтобы убить человека, а тем более христианина, — философски изрек смотритель. — Но мое первое сражение, в котором я участвовал, многое отняло у моей души и веры. Это случилось 31 мая 1862 года при Севен-Пайнс. Всего месяц назад меня зачислили стрелком в дивизию генерала Дэниела Хилла, а перед самым сражением я был переведен в пехотную бригаду Гарланда. Рассыпавшись густыми цепями, мы наступали на земляные редуты северян, хорошо защищенные с флангов, и у нас не было иного выбора, как штурмовать их в лоб.