Теннесси Уильямс - Рыцарь ночного образа

Билли Спанглер сидел у стойки и смотрел, как новая девушка, Большая Эдна, укладывает кусочки яблочного пирога, оставшиеся не распроданными, снова по картонным коробкам, чтобы пекарня забрала их обратно и продала со скидкой, а Спанглер на этом заработал. Для этого ей надо было немного наклоняться, и каждый раз, когда она наклонялась, она немного краснела. На ней был лифчик, но не очень тугой, а ее груди были немного великоваты для ее возраста и для ее девического состояния. Хотя Спанглер не произносил неприличных слов, фразы из его простого детства иногда всплывали в его голове, вроде «пара зрелых титек». Пара зрелых титек, сказал он себе, наблюдая за ней, и девушка закашлялась и покраснела, прежде чем заговорить с ним, как будто слова, возникшие в его голове, были произнесены вслух.

— Что мне теперь делать с этими коробками? — спросила она.

Он велел оставить их на прилавке. Посыльный из пекарни заберет их утром.

А потом она спросила:

— Это все, мистер Спанглер?

— Да, — ответил Билли, — можешь снять свою униформу, если хочешь.

Она покраснела еще сильнее и слегка кивнула головой. Потом повернулась к нему спиной и стала копаться в своей сумочке в поисках ключа от туалетной комнаты, где девушки оставляли одежду, когда переодевались. У каждой из девушек был свой ключ, и всего было три ключа. Большая Эдна все никак не могла найти свой и уже начала впадать в панику, продолжая шарить по сумочке. А все дело было в том, что у нее там было слишком много всякого хлама. Она вывалила его на стойку, и Билли Спанглер засмеялся у нее за спиной, когда увидел все, что там было — почти весь косметический отдел из магазина тысячи мелочей, вплоть до бутылочки духов за 25 центов с изображением душистого горошка. Билли смеялся, но глаза его прилипли к ее заду и не отрывались все время, пока она продолжала свои неистовые поиски ключа. «Если бы эти габардиновые слаксы были на полразмера меньше, ей бы приходилось надевать их только с помощью мыла, правда». Билли оторвался от стойки, прошел вдоль нее к Большой Эдне и положил свою ручищу на ее плечо, потому что заметил, что она снова начала плакать, и нежно сказал ей:

— Ну, милая, перестань расстраиваться из-за пустяков. Ключ здесь, и если бы ты так не нервничала, давно бы его нашла. Давай посмотрим. Все это сложи на место. Теперь отдай сумочку мне, а сама отправляйся в мужскую комнату, умой свое личико, выкури сигаретку, и когда вернешься, я найду тебе твой ключик. Спорим?

Билли вовсе не хотел, чтобы его рука скользила вниз по спине девушки, но руки иногда делают, что хотят, сами по себе. Что и случилось. Рука сама соскользнула по спине вниз, потом по изгибу ее ягодиц и почувствовала там мягкость и тепло, которое, казалось, передавалось прямо от этого места на ее теле к соответствующей параллели его тела. И теперь уже Билли Спанглер почувствовал себя смущенным, и не по себе стало ему. Он вспыхнул и повернулся спиной к Большой Эдне, вернулся к своему краю стойки, плотно зажав в руке ее сумочку, а она продолжала стоять на том же месте, как будто пустила там корни, и в той же позиции, в какой она стояла, когда его мятежная рука позволила себе недопустимое нарушение приличий. Рука Билли Спанглера только что преступила через его собственное фундаментальнейшее правило поведения: никогда не иметь никаких связей со служащими у него девушками, вступить в которые они сами были иногда не прочь.

Следует заметить — в защиту Билли — что он, холостяк двадцати семи лет, не был в постели с девушкой уже несколько недель, с тех пор, как Комитет по связям с общественностью Проекта выдал маленькой Юле Мэйберри стоимость проезда до ее дома. Юла была последней представительницей некогда процветавшей индустрии проституции, вычищенной Проектом в его стремлении создать сообщество, достойное с любой точки зрения Великой Новой Идеи, у которой теперь появился Центр. Билли планировал жениться, как только найдет подходящую девушку, но до этого не хотел рисковать, связываясь с неподходящей, потому что нет ничего хуже для мужчины, чем неумный брак. В жизни Билли было достаточно доказательств его притягательности именно для плохих женщин, и он верил, что существует только два типа женщин — хорошие и плохие, и как-то так все время оказывалось, что именно плохие женщины проявляли к нему наибольший интерес. Ему казалось, что он пройти не может мимо женщин этого сорта, чтобы они не коснулись его или не сделали так, что он коснулся их.

Этого не следовало делать. У Билли были амбиции, и женитьба была одной из его амбиций. Он собирался найти себе хорошую девушку из того круга, который был бы значительно выше его собственного. Может, ему предстоит ждать еще три-четыре года, пока это случится. Может, это вообще не случится, пока он не откроет еще два или три автокафе, и не станет — наверняка — предприимчивым молодым игроком на коммерческой и общественной сценах. Терпение и спартанская выдержка требовались до наступления этого момента, хотя и бывало необходимым позволить себе подрочить разок в неделю, чтобы подстраховать себя и не ходить постоянно с приподнятым членом в белых форменных штанах, заставляя клиентов тихо ржать. Как раз сегодня на ночь у него был запланирован этот маленький меланхоличный акт облегчения, и внутри у него разливалась тихая грусть при одной мысли, насколько слаще и приятнее было бы сделать кое-что другое, тем более, что кругом было столько замечательных шансов проделать это другое. Но Проекту нужны мужчины крепкие, как скала. А Билли считал себя частью Проекта — пока еще скромной частью, но это был правильный путь — через смирение, покорность и спартанскую выдержку к положению куда более важному и более близкому к Центру, чем то, что он занимал сейчас.

Билли Спанглер никак не мог сосредоточиться на том, что он собирался делать с сумочкой, то есть на поисках потерявшегося ключа. И постепенно, очень медленно, вынимая предмет за предметом, он вынул содержимое сумочки, но даже если бы он и наткнулся на ключ, то едва бы заметил его. Он все время слушал. Он слышал, как девушка раздевалась в мужском туалете, который был как раз у него за спиной, потом он услышал, как она откинула туалетное сиденье, и услышал звук текущей мочи, и подумал, наденет ли она трусы, если собирается переодеваться, или нет. Но она, по-видимому, не собиралась. Как она могла? В женской комнате у них были женские гигиенические салфетки «Котекс», а в мужском — только бумажные полотенца и туалетная бумага. Он думал, не забудет ли она об этом и не попытается ли надеть старые, или захочет промокнуться туалетной бумагой или жестким бумажным полотенцем. Но если она столь рассеянна, то, наверное, смоет старые трусики в унитаз, когда закончит писать. Он услышал, как она закончила, и шум спускаемой воды, и если она действительно совершила эту ошибку, то должна была уже осознать ее. Билли Спанглер слушал. Он ничего не мог с собой поделать. Он стоял там, ждал и слушал, держа в руке ее пыльную, сладко пахнущую сумочку, и даже сумочка, казалось ему, пахла темно-красным органом молодой девушки.