Джеймс Ваддингтон - Хуже некуда

— Я могу попробовать, — вызвался Патруль: — В канализациях я дока. Должен же быть у дома Этторе люк.

— Бариса круглосуточно охраняют полицейские. — Сеньора Гомелес покачала головой, словно говорила с неугомонным ребенком. — Во избежание заказного убийства. Того, кто рискнет ковыряться поблизости в сточной канаве, уложат на месте. Не просто пристрелят, а изрешетят. Не советую пытаться.

— А копы из охраны, почему бы им самим?..

— Это противозаконно.

— Черт, я не имею в виду официально. Но если узнать наверняка, что за дрянь он принимает, полиция изобрела бы легальный способ…

Габриела насмешливо повела плечом: дескать, телохранители для гонщика отбирались явно не за их пристрастие к отвлеченному понятию «правосудия», а скорее за умение метко стрелять.

— В честности вам не откажешь, — вздохнул Азафран. — Добавите еще что-нибудь?

Собеседница опять пожала плечами.

— Только одно, — взмолился спортсмен.

— Ну? — Инспектор посмотрела на него, ожидая четко сформулированного вопроса.

— В смысле, скажите мне только одну вещь. Большую такую и важную, полезную вещь, которая на данный миг сокрыта от моего разума.

— Синкретичный значит «всякая всячина, сваленная в одну кучу».

Габриела поднялась и протянула руку для прощания. Ее рубашка распахнулась, как у мужчины. Патруль не стал притворяться, что не пялится. Он даже указал подбородком в сторону открывшейся груди:

— Э-э-э… Остается лишь сожалеть…

— Как-нибудь в другой раз.

И вот невдалеке показался Этторе Барис; катил он на средней скорости, ровно, плавно, как вода в ручье, стремительно, однако без напряжения. У него было все, чем обладал Акил Саенц, и вдобавок еще нечто.

Азафран поставил ногу на педаль, запрыгнул в седло, поймал другую педаль и разогнался вслед за первым на текущий момент номером в мире, размышляя об этом «нечто». О непомерном источнике силы, которая вырывается наружу крайне редко, зато позволяет Барису останавливаться у дороги для молитвы — и все-таки побеждать, в то время когда Саенц лезет из кожи вон, а приходит вторым.

— Да пребудет с тобою мир Божий, брат Патруль, — прокричал Этторе с противоположной стороны дороги, когда спортсмены поравнялись.

Азафран успел услышать шум подъезжающей машины. «Полиция», — мелькнуло в голове. В следующий миг автомобиль охраны вклинился между гонщиками, резко завернул вправо и отшвырнул велосипед Патруля вправо на обочину со сломанными тормозами. Азафран полетел на землю. Правая нога застряла в креплении педали. На лайкровых шортах со стороны бедра растеклось багровое пятно. Колено, лодыжка и локоть закровоточили. Переднее колесо мерно вращалось на солнце, сверкая спицами. Этторе продолжал тренировку в сопровождении второй машины. Зато из первой выскочили двое полицейских в штатском и направили на поверженного дула пистолетов.

— Ах, чтоб вам… — Из уст упавшего полился поток вполне ожидаемых и уместных для данного случая выражений. — Вы что, не соображаете? У меня в субботу гонка!

Копы выглядели настоящими громилами, но при этом достаточно расторопными, чтобы простому человеку начисто расхотелось иметь с ними дело, в особенности если бы он распластался на земле и не мог вытащить ногу из крепления.

Азафран попытался привстать.

— Лучше не двигайтесь, — предупредил тот, который носил бороду и усы. — Пуля в колене вряд ли увеличит ваши шансы на победу.

— Было бы очень жаль, — прибавил второй, гладко выбритый. — Мы, знаете ли, страсть как любим «Тур де Франс».

— Что возвращает нас к теме разговора: зачем вы преследовали нашего подопечного? Каким именно способом вы намеревались повредить ему, вынудив свернуть на обочину и подстроив аварию? Какого рода технические повреждения рассчитывали нанести?

Патруль рухнул обратно наземь.

— Ничего я не собирался наносить. Просто потолковать с глазу на глаз, как профессионал с профессионалом. Не смейте заявлять, будто я хотел напасть на него.

— Глядите-ка, вы порезались! — Гладко выбритый прикоснулся тонкой подошвой ботинка из черной кожи к шишковатой косточке у коленного сустава (осколки гравия вдавились на пару микрометров глубже в живую ткань) и вытер ногу о траву.

— Надо бы скорее промыть, — согласился бородач, — а то хуже станет. Разумеется, вы хотели напасть. Иначе мы бы не стали вмешиваться, верно? К счастью, угрозы больше нет.

— Обычное спортивное соперничество, как мы полагаем. Но вы правда не думали его убивать?

— Нет, — угрюмо подтвердил Патруль. — Не думал.

— Вот и хорошо, — произнес бородач. — А что же вы не вытащите свою ногу? Мы посмотрели бы, чем тут можно помочь. Пройдемте в машину.

В автомобиле единственный полицейский, на котором была форма, ловко поколдовал с бинтом и перекисью водорода, так что когда через десять минут, расписавшись во всех протянутых блокнотах и оставив еще несколько автографов «для детишек», Азафран забрался в седло, раненая нога обещала полностью выздороветь к началу гонки.

— Значит, просто желали поговорить, — сочувственно повторил бородач, помогая велосипедисту поставить ногу на педаль. — Досадно, что прежде вы не спросили нас. Теперь его не догнать. Сеньор Барис умеет набирать скорость… С таким талантом, наверное, надо родиться.

— Удачи, сеньор Азафран.

Они легонько подтолкнули его, вернулись в машину и разом захлопнули двери. Автомобиль на всех оборотах ринулся вслед за Этторе.

В тот год желтая майка «Тур де Франс» шесть раз меняла владельца. Карабучи, Тисс, Гештальт, Мехьопес-Эрвидос, Пелузо. Все из разных команд. Молодые парни в расцвете сил, на третьем или четвертом году профессиональной карьеры. Немилосердная скорость и жесткое соперничество заставили девятнадцать гонщиков сойти с дистанции в полном изнеможении.

Всю неделю Саенц и Барис держались бок о бок. Акил (чей прадед, должно быть, приканчивал служителей культа большим камнем, подкарауливая их в поле поодиночке) уже на старте, подражая Этторе, склонял голову под молитвы отца Блерио, становившиеся все более исступленными после знаменитой «Джиро» и сопровождавшиеся все большим количеством воскуряемых благовоний. Возжигание фимиама вызвало новую волну возмущения со стороны австралийцев и америкашек, почему-то уверенных, будто бы одна миллионная часть священного дыма способна засорить их фильтры.

С самого начала гонки Саенц и Барис ехали вплотную друг к другу где-то во главе пелотона, однако со временем перебрались в тыл и покатили не спеша, погрузившись в собственные мысли.

По-видимому, состязание не напрягало ни того, ни другого. Пока вокруг неверные язычники лезли вон из кожи, лишь бы двадцать — пятьдесят секунд помаячить впереди всех, истинные герои катили подобно автоматам, чьи маховые колеса вращаются с неизменной, раз и навсегда заданной скоростью в сто десять оборотов в минуту.