Джеймс Ваддингтон - Хуже некуда

Простите мою горячность, но когда на ваших глазах бесчестно порочат имя человека столь правдивого, порядочного и мужественного, нелегко сохранять невозмутимый вид.

Да, я еще не рассказывал, что представляла собою та удивительная «Велогонка Мира», совсем не похожая на предыдущие гонки по нормальной, замкнутой кольцом дороге в каком-нибудь нормальном месте вроде Колумбии или Швейцарии. Лак-Кул-д’Авенир [26] Классное Озеро Будущего ( фр .). — совершенно особая точка на спортивной карте, целый комплекс, возведенный в горах, куда и без того здоровые и богатые приезжают урвать еще немного земных благ. Клиники здесь самые продвинутые. Молоко молодого осла и порошок из эмбрионов. Положим, я чуть-чуть утрирую, однако врачи достанут вам любые диковины, только заикнитесь.

И хотя многое в программе состязания соответствовало привычным эталонам, вспомним для начала: стартовый и финишный отрезки трассы проходили через Храм Неделимого Бытия, что на вершине горы Игфуан. Название звучит как бред, но это всего лишь очередное порождение коммерции, очень даже в духе здешних традиций. Среди главных экспонатов, к примеру, выставлен человеческий геном, причем каждый ген упакован в прозрачную оболочку с ярлычком фирмы, купившей права на данную частицу смертной души. Остальное вы без труда вообразите сами.

А то, что устроили вдоль трассы, — вообще полный улет. На старте и финише участников сопровождали величайшие гонщики всех времен, от первых победителей «Тур де Франс» до тех, чей прах, как говорится, едва успели развеять по ветру, — точнее, их манекены, которые крутили педали настоящих машин своего поколения. Не просто голограммы, как могут подумать любители «держать руку на пульсе». Нет, светлые дизайнерские головы решили, что эти звезды заслуживают вполне осязаемой оболочки. В итоге на свет появилось не меньше сотни отлитых из латекса роботов, не то чтоб уж очень реальных с виду, зато выразительно раскрашенных и с четко прорисованными основными группами мускулов, и все эти призраки мчали по обочине бок о бок с живыми велосипедистами. Самое ужасное, что в конце концов «модели» скрывались за барьером и ныряли под землю. Представляете? Пока мы, словно чумовые, гнали в одну сторону, они, как не менее чумовые, неслись в другую — вниз головой и под землей. Мороз по коже, правда? Словно в детстве в пещере страха. Или в крематории.

Вылетев пулей из Храма Неделимого Бытия, попадаешь прямиком на «техничный» спуск. Здесь гляди в оба, если не хочешь вылететь на обочину или раскровить кожу о дорожное покрытие. Следующий участок — скоростной: по лесу, то вверх, то вниз, плавные изгибы, поворот на северо-запад и по берегу озера. Далекие зубчатые скалы обрываются в зеркальную лазурь, однако любоваться красотами некогда: ветер дует в лицо, всегда в лицо, и ты выжимаешь из машины все силы, чтобы добраться к подножию нового склона. Считанные километры, дюжина узких поворотов-шпилек — и ты на вершине Шез-де-Диабле [27] Чертов стул ( фр .). .

А вот дальше начинается интересное. Та самая выдумка, что придала состязанию вкус настоящей, экстремальной опасности. Чувствуешь себя акробатом на ярмарке, а не участником солидной гонки. «Что мы им, циркачи, что ли? — возмущался Стонго. — Может, еще костюмчики в блестках нацепить?» Официальное название установки «Ла Редондес Комплеха» [28] Целая, замкнутая окружность ( исп .). , однако некоторые тут же окрестили ее Чертовым членом. Над прежней дорогой, что змеилась вниз по крутому стотридцатиметровому склону, возвели ужасно хрупкий с виду каркас из кевлара и стали, огороженную по сторонам тройную петлю с двадцатипроцентным уклоном. Техничная задачка, ничего не скажешь. Страдающий головокружением Тальбали с первого же взгляда на этот кошмар отказался продолжать гонку. Нашлись и другие, кто предпочел упаковать чемоданы, не дожидаясь заезда. Только не Саенц и Азафран. Испытать сладость полета — это ли не торжество? Взмываешь на Шез-де-Диабле, переходишь на низшую звездочку — и падаешь камнем, достигая ста двадцати км в час, разгоняешься с нарастающим ускорением по часовой стрелке, описываешь правосторонний вираж, а когда путь выравнивается, совершаешь бросок — это как перепрыгнуть с крыши на крышу над ущельем, не напрямик, а по гиперболе, на краю кидаешься влево, еще раз круто вниз, вверх по кривой, последний виток вправо — и ты почти свободно устремляешься к земле, на камни и битум родной планеты.

Со стороны сооружение походило на хлипкую постройку из палочек и паутины, однако на деле, когда два десятка парней метались по виражам, взлетая и низвергаясь рядом, колесо к колесу, локоть к локтю, никто не жаловался, чтобы конструкция дрогнула хотя бы на миллиметр.

Да, и еще. Дорога со всеми поворотами была выполнена из прозрачного полимера, ясного и гладкого, точно стекло, и лишь изящные черные линии очерчивали ее замысловатые формы и границы. Под колесами простирались острые выступы горного склона. Толпы зрителей там, внизу, смотрели запрокинув головы на участников гонки, будто бы впервые проницая глазами саму землю.

Очутившись на старой трассе, приходится немедленно тормозить, ибо перед носом вздымается утес Ле Барат, который можно обогнуть либо справа, либо слева, и никаких тебе предупредительных черных линий по краю ограждения. Далее вновь километры по равнине, очередной взрыв скорости, и вот уже дорога уводит обратно, на Игфуан. В принципе восхождение как восхождение, сто девяносто один метр, простой велотурист и ухом не поведет. Однако надо же учитывать, что к этому времени гонщики провели в седле семь часов кряду, покрыли двести шестьдесят восемь с половиной километров и, между прочим, дважды возносились на высоту Эвереста.

Но вернемся к Патрулю. Возможно, его и мучила вина из-за того, что «Гэлакси-сиклисм» преподнесла как «тактическую уловку прекрасно разыгранное безумие, сначала в виде низкого фарса, а потом и вовсе на уровне животного бешенства». Нетрудно догадаться, как это выглядело для журналистов, десятков тысяч наблюдателей и миллионной армии зрителей, прилипших к экранам телевизоров. С другой стороны, разве не имел Азафран достаточно поводов для паранойи? Шут возьми, да ведь Акил не разговаривал с ним пятьдесят четыре дня.

Было еще кое-что. Покоряя предпоследнюю гору по правую руку от Саенца, Патруль уже почти не сомневался, угроза исходила из другого источника. Вы, конечно, можете усмехнуться, мол, ну ты и тормоз, парень. Черт, я же объясняю: они с Акилом не общались пятьдесят четыре дня. Страхи не рассеялись, даже когда верный помощник прочел усталую мольбу в глазах и голосе лидера, точнее, обиду брошенного малыша, которого злой папа не хочет взять на ручки.