Джонни Псих - Красавица Леночка: психопаты не унимаются!

Когда «душитель» Кен Бианки понял, что полиция располагает неопровержимыми свидетельствами его причастности к убийству нескольких девушек, у него возникла интересная идея. Очевидно, он решил, что временное пребывание в психиатрической больнице всё же лучше смертной казни или пожизненного заключения. Ему удалось убедить экспертов по психиатрии в том, что он одержим диссоциативным расстройством идентичности (тем, что в народе называют «раздвоение личности»). В результате чего время от времени из него вылезает агрессивная оборотная сторона его личности по имени Стив, которая и совершала убийства.

Говорит Джон Уоткинс, профессор психологии университета штата Монтана: «после беседы с Бианки… я заключил, что он определённо был истинным случаем множественной личности. На самом деле, одним из наиболее явных из тех, что я видел, сталкиваясь с этой проблемой на протяжении многих лет».

Судья города Беллингхэма назначил своего эксперта, независимо от защиты и обвинения. Им стал психиатр из Калифорнии Ральф Эллисон. Согласно «обдуманному профессиональному мнению» последнего, Кен Бианки был невменяем по причине множественной личности.

И лишь блестящее профессиональное мастерство Мартина Орна и Маргарет Сингер, приглашённых в качестве экспертов в области клинической психологии/психиатрии, позволили вывести К. Бианки на чистую воду. В результате, в его недалёком будущем замаячил электрический стул. Тогда, согласно циничному замечанию известной писательницы ужастиков, а заодно эксперта по криминалистике, Кэтрин Рамсленд, «мы увидели раскаяние Кена Бианки. Он любил плакать!»

Кен Бианки отозвал своё заявление о «невиновности по причине безумия» и поспешил вступить в сделку с правосудием штата Вашингтон. Он доносил на своего сообщника, а по совместительству двоюродного брата, Анджело Боно, в обмен на сохранение своей жизни. Кен Бианки рыдал на протяжении большей части часа, что длилось заседание суда. Когда его спросили о том, есть ли ему что сказать перед вынесением приговора, он ответил: «Ваша честь, я не могу найти слова, чтобы выразить свою печаль по поводу содеянного мною. Я никак не могу унять боль, причинённую мною другим, и никоим образом не могу ожидать прощения ни от кого (всхлип)… Я должен принять на себя ответственность за содеянное, и сделать всё, что я могу, чтобы наказать Анджело Боно. И посвятить всю свою жизнь тому, чтобы никто, как хотелось бы надеяться, не последовал моему примеру (всхлип)».

Продолжает Кэтрин Рамсленд: «Выйдя из зала суда, Кен Бианки улыбается и шутит… Он разыграл раскаяние. У психопатов очень хорошо получается смотреть по сторонам и замечать, какие эмоции уместны, и имитировать их». Роберт Надсен, полиция Беллингхэма: «В первые три минуты после того, как мы покинули зал суда, я, детектив Нолти и ещё один офицер контактировали с мистером Бианки. Бианки сидел за столом, положив ноги на стол и скрестив их. Он курил, откинувшись на спинку кресла, и смеялся. А всего за три минуты до этого слёзы катились у него из глаз в зале суда, и у него был очень опечаленный вид».

М. Сингер: Начиная с детских лет, история мистера Бианки — это история типичного психопата. Даже его мать сказала, что он «лгал, лгал, лгал». Вся его жизнь — это история практически бессмысленной лжи, которая является характерной чертой привычного психопатического вранья, когда легче соврать, нежели сказать правду. И враньё обычно совершается просто с тем, чтобы убедить другого человека, или чтобы психопат лучше себя чувствовал в данный момент.

Журналист: Когда Бианки уже был в тюрьме, он написал почти 50 любовных писем молодой женщине, которую он знал в Беллингхэме. Доктор Сингер видела в этих письмах свидетельство лжи и манипулятивного обаяния психопата. Они были адресованы парикмахерше Энджи Кинберг. Наивно полагавшей, что Кен Бианки «очень искренний, добрый. Он обладал определённым магнетизмом, притягивавшим к нему всех женщин… Я не совсем понимаю то, что касается множественной личности, но личность, которую я знала, не могла совершить это» (имелись в виду убийства — Д.П.). Примечательно, как ей в этом вторит Келли Бойд — девушка Кена Бианки, у которой от него был ребёнок: «Кен, которого я знала, не мог сделать никому больно, тем более кого-то убить».

Говорит Энджи: Он интересовался мной. Был честен со мной, беспокоился за меня, и был очень убедителен даже в своих письмах. Я верила всему, что он говорил, и он сказал мне, что невиновен. Он сказал как-то, что хотел бы, чтобы как в кино, в конце кто-то встал в зале суда и сказал, что был с ним в тот вечер. Тем временем, после того как его арестовали, я получала от него письма наподобие того, в котором он пишет: «Я не могу объяснить, где я находился с 8.10 до 9.50. Вероятно, я умру в газовой камере за содеянное кем-то другим. Если бы я тогда встретился с тобой, у меня было бы алиби, которое спасло бы мою жизнь». Я читала между строчек, и решила, что он хотел, чтобы я написала алиби для него, что я и сделала, и отправила ему в тюрьму.

Журналист: что при этом было у Вас на уме?

Энджи: Вначале я подумала: как такой человек может сделать что-то плохое?.. Последний раз, когда у меня получилось с ним увидеться, я сказала ему, что я решила не делать этого (имелось в виду предоставление ему алиби — Д.П.), и он ответил: «поступай, как считаешь, что будет лучше».

Из разговора Кена Бианки с Доном Лундом, психиатром с медицинского факультета Стэнфорда:

Кен Бианки: Энджи по-прежнему пишет мне время от времени, и у неё в голове этот волшебный роман со мной, хотя между нами никогда ничего не было.

Лунд: как Вы объясняете это? Я имею в виду, Вы когда-нибудь… Хорошо, давайте вернёмся.

— Проявлял ли я когда-либо инициативу или давал ей причину, чтобы…

— Да.

— Нет.

— Вы когда-нибудь спали с ней?

— Нет. Никогда.

— Никогда?

— Никогда не спал с ней, никогда не встречался с ней, никогда не целовался с ней, никогда не держал её за руку.

— Но Вы ведь действительно как-то прислали ей цветы, не правда ли?

— Ей и Кэти. И причиной тому…

— Да, причина есть. Я имею в виду, такие вещи производят большое впечатление на девушек. Я имею в виду, может, дело было в этом, а?

— Это было… я… они пришли ко мне в офис и плакали.

— Да, я помню это… пытаюсь сообразить… Я хочу сказать, может быть, причина именно в этом.

— Она думала… она думала, что это самое замечательное, что кто-либо когда-либо сделал по отношению к ней… Это было что-то такое (имелось в виду чувство Энджи к Кену — Д.П.), что становилось всё сильней и сильней… Я хочу сказать, я дам Вам почитать кое-что… У меня не все её письма, я уничтожил многие из них, потому что они были всего лишь… Но я хочу сказать, что оно (чувство — Д.П.) становилось всё сильней и сильней — это просто был такой односторонний волшебный роман. Она просто безумно влюблена. Она теперь подписывает свои письма: «я очень тебя люблю».