Баян Ширянов - Срединный пилотаж

– Врешь ведь. – Покачал головой батянька. – по глазам вижу – врешь!

– Да, брошу я! – Развел руками Навотно Стоечко. – Я ж не на опиях. Это винт. А к нему зависимости нет.

– Нет зависимости? – Покачал головой батянька. – А чего ты тогда его употребляешь?

– Да я ж не каждый же день!

– А тут вот кто тебя знает. Может, и каждый… – Батянька встал. – Ну, а чтобы тебе легче было бросить: – И пошел в комнату Навотно Стоечко.

Навотно Стоечко за ним, понимая, что шмона уже не избежать.

– Ну. – Батянька остановился посреди навотностоечковской комнаты. – Сам все выдашь, или мне у тебя все тут переворошить?

Навотно Стоечко осмотрел свою каморку и едва не поперхнулся. Доказательства его винтового торчания были практически всюду. Фантики от баянов, гарахи, петухи, библиотеки. Даже несколько порожних пузырей сала стояли на книжной полке.

– Сам. – Потупился Навотно Стоечко. Нет, понятно, что он решил выдать лишь малую часть, чтобы оставить в сохранности самое ценное.

Навотно Стоечко полез под кровать и достал из-под нее пакет с баянами. Из-за стола он извлек бутыль с вторяками. Все равно он их отбивал дня два назад: Из-за батареи он извлек целлофановый пакет с мусором от прошлого зашира.

– Вот. – Грустно сказал Навотно Стоечко.

– Ой-йой-йой-йой! – Запричитала маманька, узрев из дверей кучу доказательств наркомании сынули.

– А теперь, не обессудь. Я сам пройдусь. – Заявил батянька и решительно

стал исследовать навотностоечковскую комнату. В результате этого беспрецедентного рейда куча на полу увеличилась вчетверо.

Батянька нашел и компот, и еще два пакета с баянами, и свежие вторяки, и библиотеки, и реакторы, и щелочильные емкости: В этой куче оказались предметы, которые даже параноидальный рассудок не смог бы ассоциировать с наркоманией.

Навотно Стоечко хоть как-то пытался защитить свое жилище от этой напасти:

– Эй. А зачем ты взял пирамиду?

Эту пирамиду Навотно Стоечко соорудил на замороке. Извел на нее несколько листов ватмана, спизженного на кафедре начерталки. Он где-то прочитал, что в таких конструкциях мясо не гниет, а лезвия самозатачиваются. И хотел похранить внутри винт и затупленные струны. Посмотреть, что из этого получится.

Ответ был шокирующ:

– С ее помощью ты дышишь наркотиками!

Не зная, что ответить на такое, Навотно Стоечко кинулся к следующему прибору. Это был самодельный микроскоп, сварганенный из кучи линз, который тоже неожиданно приобрел статус наркоманского дивайса.

– А линзы куда?! – В отчаянии возопил Навотно Стоечко.

– Ими ты наркотики рассматриваешь!

– А книги! Книги! Это чужие. Мне их вернуть надо!

– В них ты наркотики сушишь!

– А диски. Это же музыка!

– В них ты наркотики носишь!

– А фотоаппарат! Его-то почему?

– Чтобы своих друзей-наркоманов не вздумал фотографировать!

– А свечки? Зачем их забирать?

– Ты на них винт варишь!

– А утюг?.. Чем я гладить рубашки буду?

– Ты на нем тоже винт варишь!

– А бра! Лампочку зачем выкручивать?

– Чтобы ты на ней винт не варил!

– Это же мои рисунки! Мои записи!! Не надо!!!

– Надо. Они тебе будут напоминать о наркомании!

– Бать! Это же колонки! Музыка!!

– Знаю. А откуда я шприцы достал? Вот чтоб в них больше не прятал!

– Это же мой любимый галстук!!..

– Ты им перетягиваешь вены, чтобы колоться.

– А ремень? Подтяжки!!

– То же самое!

– Это радиодетали! Провода! Их зачем?!.. Я из них паяю!..

– Когда наколешься – тогда и паяешь. Нечего тут помойку разводить!..

– Это же карандаши. Они-то почему?!

– Ты ими толчешь и раскатываешь таблетки! Я уже все про это прочитал! Знаю! Меня больше не проведешь!

– Ой-йой-йой-йой!..

…

Через час в комнате Навотно Стоечко остались лишь кровать, девственный письменный стол, одинокий стул, полупустые книжные полки, на которых осталась лишь учебная литература, да комплект из одной ручки и одного карандаша, вся его одежда, да постельное белье…

Правда, через неделю-другую маманька постепенно вернула ему почти все. Ибо все это оказалось сгружено в запираемой комнате родаков и за каждый предмет Навотно Стоечко выдерживал многочасовой словесный бой, доказывая непричастность конкретной вещи к его пристрастию.

Ну, а все ширяльные принадлежности, неопознанные сразу, и не выброшенные в тот же вечер, Навотно Стоечко спиздил из этой кучи на следующее утро, едва предки двинули на работу.

Среди этих вещей был флакончик дезодоранта, в котором спрятанный, бултыхался фурик с винтом, которым Навотно Стоечко немедленно преспокойно втрескался в оборотку и пошел в колледж.

И еще года три маманька и батянька Навотно Стоечко были уверены, что их сынуля больше не торчит.

– Слышь, почему, как только у меня ремиссия чуть дольше недели, мною начинают овладевать прогибиционистские настроения?

– Втрескайся – и пройдет. Сразу

Аксиома: Эфедрин есть! Его не может не быть!

Лемма: Варщик всегда найдет из чего замутить винта.

Доказательство: Хата подавляла своей пустотой. Клочкед, тяжело переставляя ногу с фуфляком на лодыжке, проковылял на кухню, присосался к крану, смывая многодневную горечь и орошая потрескавшийся язык животворящей влагой. Несколько глотков воняющей хлоркой воды произвели с организмом торчка волшебное изменение. Клочкед явственно почувствовал флэш-бэк, словно не ядреного раствора солей кальция хапанул он, а поставился квадратом семарь-здрахарьского винтеца.

После чуда, мозги Клочкеда съежившиеся, похожие, если бы кому-то вздумалось провести домашнюю трепанацию, на две ягоды сушеного чернослива, моментально налились соками, взбухли, словно весенние сморчки, и, проснувшись от вынужденного анабиоза, принялись обрабатывать все то, что можно было расценить как информацию.

Сначала Клочкед понял, что он страдает. Осознание такого факта настроения не повысило. Вторым выводом оказалась причина страдания – ломы. Винтовые ломы, конечно, не чета синюшной белочке, но тоже штука достаточно некайфовая. Третьим вылез вывод: надо бы втрескаться.

Но вся беда состояла в том, что нечем было втрескаться. За неделю, без малого, зашира, протрескано оказалось все. Вторяки бились такое несчетное количество раз, что теперь походили на замешанный на бензине клейстер. Клочкед посмотрел бутыль с ними на просвет. Желеобразная масса и не думала расслаиваться. Лишь сверху образовалась микроскопическая бензиновая лужица, но она погоды не делала, а, наоборот, портила.

– Бля-я-я… – Огласил Клочкед порожнее помещение воплем безысходности.

Бабла не было, компота осталось хуй да ни хуя, и даже если кого-то вызванивать, предлагаться винтоваром, то один хрен, с такой бегемотьей ногой и думать нечего выйти из дома, не говоря уж о поездке за салом.