Том Маккарти - Когда я был настоящим

– Я думал, это потому…

– И поэтому тоже. Все это у меня в книжке есть. Я вам подарю экземпляр.

Он так и сделал, однако читать ее я не стал. Был слишком занят, наблюдая, как все складывается воедино. Три недели спустя после нашей первой встречи с Сэмюэлсом в «Проект-кафе» мы были готовы начать репетировать реконструкцию. На эту репетицию требовалось много. Она, как и предупреждал нас Сэмюэлс, включала в себя столько хореографии. Тут присутствовали реконструкторы-грабители, реконструкторы-сотрудники, охранники из фургона и публика, как внутри банка, так и снаружи – всего тридцать четыре реконструктора. Это была самая смелая – с большим отрывом – изо всех предпринимавшихся мной реконструкций. И самая сложная в смысле управления информацией. Стены офиса Наза облепили диаграммы: диаграммы планирования, пошаговые диаграммы, диаграммы Вена, списки и указатели, и пояснения к диаграммам, спискам и указателям. Когда я заходил к нему туда по вечерам после репетиций, он всегда был занят: то вычерчивал еще одну, то составлял аннотацию к уже существующей, а то просто сидел за столом посреди всего этого, молча, с остекленевшими глазами, а по всей комнате стояло беззвучное эхо его бешеного жужжания.

План у нас был такой: в крохотный тупичок рядом с банком должен заехать бронированный фургон, чтобы доставить новые деньги – те, что для кражи не годятся, поскольку их ничего не стоит отследить, – и забрать инкассаторские сумки со старыми банкнотами, которые нам и были нужны. В этом фургоне поедут четверо реконструкторов. Двое из них понесут новые деньги в банк, третий будет сопровождать их до самого входа, но внутрь не войдет, а четвертый останется в фургоне. Охранники поступают так, чтобы создать непрерывные линии обзора, от помещения банка до фургона, с помощью человека у дверей: вроде того, как стервятники парят, растянувшись длинной цепочкой, в миле друг от друга, так что, если один увидит пищу и направится вниз, те, что по бокам от него в этой цепи, тоже направятся вниз, к нему, и вскоре об этом станет известно всей цепи.

Попав в здание банка, реконструкторы-охранники номер один и два должны пройти к дальнему окошку, где их впустят – через тамбур с двойными дверьми, известный среди сотрудников как «шлюзовая камера», поскольку пока не закроешь одну дверь, не откроется другая, – в защищенное бронированным стеклом помещение. Благополучно добравшись до этого помещения, они должны передать новые мешки реконструктору-кассиру, который вслед за этим выпишет им квитанцию; они тем временем будут ждать, пока мешки со старыми банкнотами, хранящиеся внизу, в подвале, поднимут на уровень первого этажа на небольшом электрическом лифте.

Вся эта операция должна была происходить не на виду у зала обслуживания. Правда, имелась одна точка, откуда все было видно. Мы поставили реконструктора-сообщника в очередь к окошку информации; как только увидит, что лифт с деньгами пришел, он должен выйти из банка. Это у Сэмюэлса называлось «маяк» – сигнал реконструкторам-грабителям, что пора включаться в действие.

Мы должны будем ждать в двух машинах, припаркованных по разные стороны улицы. Первая должна подъехать и остановиться напротив въезда в тупичок, заблокировав бронированный фургон. Трое из нас должны выбежать из этой, еще трое – из другой машины, и все мы одновременно направимся к банку. Реконструктор-грабитель номер один должен швырнуть реконструктора-охранника номер три на пол и занять его место, держа дверь нараспашку, чтобы выстроить нашу собственную цепь обзора, как у стервятников. Реконструкторы-грабители номер два, три и четыре должны вбежать в зал банка и образовать фалангу; при этом номер два выстрелит «на испуг» из своего дробовика в потолок, затем опустит ружье, направит его на реконструкторов-сотрудников банка и велит им отойти от своих окошек, в то время как номер три также направит на них ружье. Тем временем реконструкторы-грабители номер пять и шесть должны пройти вперед и разбить двери шлюзовой камеры с помощью кувалд. Когда они окажутся внутри отсека, защищенного бронированным стеклом, к ним присоединится номер три, который, пока номер два держит под прицелом реконструкторов-сотрудников и клиентов, поможет им вынести из банка мешки – по одному на каждого, три больших мешка, которые надо держать обеими руками впереди живота, – а под конец номер четыре присоединится к номеру один у дверей, эти двое выйдут вслед за остальными, и все удерут на двух машинах. Вся сцена ограбления должна была длиться не более девяноста секунд.

Мы проиграли ее бесчисленное число раз. В начальных прогонах у нас все ходили с метками на спине: Г1, Г2 и так далее у грабителей, С1 и так далее у сотрудников, номера с буквой П у членов публики. Мы все походили не то на марафонцев, не то на участников конкурса бальных танцев. Мы то добавляли кое-что, то кое-что убирали. Например, когда грабитель номер пять в первый раз шел по залу со своим мешком, он споткнулся о дефект на ковре и упал. Все засмеялись, а я сказал:

– Всегда так делайте.

– Что, падать?

– Нет, просто спотыкайтесь, но до конца не падайте.

Я рассчитал, что, если он намеренно будет слегка спотыкаться, это предотвратит спотыкание по ошибке – так сказать, предвосхитит подобное событие. После еще нескольких прогонов дефект разгладился. Я велел Фрэнку подсунуть под ковер кусочек дерева, чтобы получился выступ, – пусть грабитель номер пять полуспотыкается каждый раз. Еще одной деталью, которую я подправил, был момент, когда сообщник, стоявший в очереди к окошку информации, покидал банк, – включение «маяка». На репетициях в первые несколько дней он просто делал шаг в сторону, поворачивался и уходил. Выглядело это неуклюже. Я чувствовал, что можно сделать лучше, но не вполне понимал, как. Спустя неделю меня осенило, и я сказал:

– Это надо делать, как тайт-энд.

– Чего? – переспросил реконструктор.

– Тайт-энд в американском футболе.

После аварии я часто смотрел американский футбол по телевизору, в больнице, поздно ночью, когда не мог уснуть. Он оказывал на меня гипнотическое действие – то, как фигуры на поле, выстроенные в бесконечно повторяющиеся статичные ряды, включались в игру по условным сигналам тренеров, подаваемым с боковых линий. Иногда сигнализировали даже двое, один подавал ложные сигналы, чтобы запутать дешифровальщиков команды противника.

– Это тот, который мяч бросает? – спросил меня реконструктор-сообщник.

– Нет. Это квотербек. Тайт-энд – это тот, который играет на линии, но имеет право еще и принимать мяч. Поэтому он часто размещается там же, где и остальные, когда они ждут, присев. А потом, перед самым началом игры, перед подачей-снепом, он от них отделяется и бежит позади других лайнменов, параллельно им. Я хочу, чтобы вы вот так выходили из очереди. Не бегом, естественно, но чтобы отделялись таким же образом.