Джон Кинг - Английский путь

— Ну и как тебе? — спросил Эдди.

— Впереди полисы, — сказал Барри.

Эдди сосредоточился на дороге. Полицейская машина медленно ехала им навстречу.

— Без паники, — Барри зашептал Эдди на ухо, делая вид, что сейчас укусит.

— А не пошел бы ты, — прошипел Эдди. — Из-за тебя я потеряю управление, и эсэсовцы сядут нам на хвост.

Полисы не обратили внимания на них; Эдци проверил, посмотрев в зеркало.

— Повезло. Всегда нужно опасаться вражеских патрулей, когда выполняешь задание за линией фронта, пытаясь доставить этого жалкого пидора Барри домой в Англию одним куском. Это самое главное. Какая разница, что ты делал заграницей, если домой вернулся одним куском. Ты следующий, Билл, потом Барри. Скоро приедем.

— Поставь что-нибудь другое, — попросил Барри, но Эдци только ухмыльнулся.

Совсем скоро Эдди высадил Фэррелла прямо перед его домом. Он медленно вылез из машины, попрощавшись и пообещав вместе с ними поехать к Рэю, помочь тому и заодно выпить. Фэррелл захлопнул дверь, и вскоре он уже был дома. Он включил свет и поставил чайник. Он был пьян, но не чувствовал тошноты. Давно он так не напивался. Он поцеловал фотографию жены и пошел отлить, потом вернулся на кухню и заварил себе чаю. Размешал сахар и прошел в гостиную, уселся в свое любимое кресло у окна. Фэррелл ждал, пока остынет чай, тишина и покой убаюкивали его. Он посмотрел на картину, на которой была нарисована монахиня с фонарем; на улице было жарко, стояла чудесная летняя ночь. Он видел подпись дяди Гилла на пожелтевшей бумаге, и казалось, что монахиня манит его к себе, испуганного подростка, который боится, что никогда не увидит Англию вновь.

— Я сошел вниз по трапу и увидел океан лиц. Играл оркестр, и в моей душе было ощущение праздника. Я слышал трубы и барабаны, но не узнавал мотив. Может, это было «Боже, Храни Короля», а может, это был похоронный марш. Я рад, что не погиб в последние дни войны и не попал в список пропавших без вести, что, в общем-то, одно и то же. Капитуляция Германии была всего лишь вопросом времени. Мы победили их. Я не могу представить, что должны чувствовать близкие человека, погибшего в последний день войны. Пройти через все и бессмысленно погибнуть — это кого угодно может свести с ума. Многие люди этого просто бы не перенесли. Мою смерть больнее всего ощутила бы мама. Она не пережила бы шока. Вскормить и вырастить ребенка, потом проводить и похоронить за сотни миль от дома — это убьет любую женщину. Многие люди не оправились бы в такой ситуации, но мама растила меня одна, потому что мой отец умер рано, так что я для нее особенный. Я — особенный для нее, она сказала мне это, когда я еще был совсем маленьким. И я рад не только за себя, но и за нее. Она молилась за меня каждую ночь, умоляя Бога присматривать за мной и следить, чтобы я не высовывался. Молилась за все, что могло помочь ее мальчику выжить. Когда речь идет о жизни и смерти, все остальное не имеет значения. Вернуться в Англию и сойти по трапу — это мой величайший триумф. Это настоящая победа, возвращение на английскую землю. И если я умру, то похоронят меня дома. Это важно. Здесь смерть меня не страшит. Флаги больше ничего не значат в этом новом мире. Я вернулся домой, и это значит, что я — мужик. Я счастлив и весел, но я устал. Завернутые в Юнион Джеки фобы достались другим. Лица вокруг меня слились в одно целое. Музыка с трудом доносится до меня, и над Ла-Маншем повис туман. Море спокойно, я слышу, как волны тихо плещутся о берег, голоса вокруг звучат неясно, так что внезапно меня охватывает ощущение, будто я остался один. Но я знаю, что это не так. Здесь тысячи лиц, ждущих нашего возвращения. Их так много, и я надеюсь, что меня тоже кто-то встречает. Никто не может прожить жизнь один. Я не могу разглядеть никого в толпе, и спрыгиваю на берег. Земля под ногами кажется неровной. Наконец я встаю твердо и медленно иду, яркий солнечный свет пронизывает облака и туман, свет слепит глаза. Внезапно я замечаю их, хотя и с трудом могу разглядеть их лица. Они еще далеко, но мне кажется, что я не ошибся. Моя мама здесь. Я вижу Стэна, Гилла и Нолана. Какое-то мгновение мне кажется, что я вижу отца, но я знаю, что он мертв. Он умер, когда я был совсем маленьким. Все здесь. Они пришли, чтобы встретить меня. Я пробираюсь к ним сквозь толпу. Мои дяди воевали и вернулись домой больше чем четверть столетия до меня. Они рады видеть, что Билли цел и невредим. Мне кажется, что на горизонте я вижу Лондон, и мне приходится напомнить себе, где я. Мои дяди приятно удивлены, но даже сейчас, много лет спустя, уже сам став стариком, я чувствую гордость за те годы. Я восхищался ими. Я хотел быть как они. Ведь я одной с ними крови. Гордость занимает место облегчения, уносит прочь шок. Я мысленно перебираю свою жизнь, события и даты. Я возвращаюсь домой. Что сделано, то сделано. Время не повернешь вспять. Я твердо стою на ногах и не собираюсь сдаваться. Я — выжил, а это более почетно, чем быть убийцей и насильником. Все, что я делал, было правильно. Я не был бы здесь, если бы это было не так. Бог видит правду. Я все сделал правильно.

Фэррелл прогнал духов и выпрямился. Он вернулся в Англию совсем другим, и он с тех пор ни разу не был заграницей. Он боялся уезжать, хоть и не признавался себе в этом. В Англии он чувствовал себя в безопасности, в то время как остальной мир таил в себе угрозу. Хватит с него. Даже сейчас было больно. Может быть, его время прошло, и вскоре инфаркт или еще что-то решит все проблемы, но нет, он ощущал себя вполне здоровым. Это была просто фантастика — вернуться домой после войны. Вначале он чувствовал только усталость, но чем ближе к Англии подплывал корабль, тем сильнее он становился. Он чувствовал радость, и это контрастировало со страхом, который он испытывал перед высадкой, но когда он наконец вернулся, то забыл обо всем, кроме матери, проталкивающейся к нему сквозь толпу. Все в жизни идет по кругу; значит, он все сделал правильно.

Он ел свой бисквит, запивая его чаем. Он был доволен тем, как провел этот день. Как это он смог так много выпить? Теперь он понимал, почему старые солдаты стараются держаться друг друга. Потому что это правильно. С Эдди, Барри, Тедом и Рэем ему было легко. Он хотел бы увидеть их снова. Он пересмотрел свои взгляды на фронтовую дружбу. Он вернулся.

Германия здорово поднялась в послевоенные годы. Западная часть страны получила демократию. США стали ведущей мировой державой, а остальные в какой-то степени потеряли часть своей независимости. И Англия в чем-то тоже. В любом случае, они были на волоске от гибели. Конечно, потом вернулись все старые проблемы, богатые присвоили победу себе. Всем было все равно, и это неправильно, просто потому что так не должно быть. Но у обычных мужчин и женщин есть гораздо более важные дела. После немецкого вторжения во Францию, когда Сталин заключил с Гитлером пакт, а американцы не хотели ни во что вмешиваться, Британия осталась с нацистами один на один. Фэррелл гордился этим, несмотря даже на то, что подобный взгляд часто оспаривали. Даже сейчас он гордился этим, и плевать на все остальное, на то, что сделает правительство с его пенсией, квартплатой и медицинской страховкой. Фэррелл заслужил право носить свои медали, которые никогда не носил.