Крис Вормвуд - По дорожкам битого стекла

— Я просто готовился, — ответил Макс.

Когда они вышли на сцену, в зале повисло недоумение. Кто-то свистнул из темноты. Макс уж было решил, что это может стать последним концертом в его карьере. Но он решил, что в таком случае разумнее всего будет сжечь клуб вместе с собой и всеми людьми. Сейчас он был практически серьёзно на это настроен. Он знал, что, стоит ему запеть, они все станут его рабами. Они пойдут за ним, в этот маленький ад в его голове. Именно здесь, в городе отбросов, Макс полностью осознал свою силу. Он пел с закрытыми глазами, урывками глядя в зал. Реальный мир стал набором слайдов.

Он извивался, буквально насилуя микрофонную стойку. Его переполняла нездоровая энергия. Бледный, тощий, израненный. Полностью лишённый привлекательности, но полный харизмы. Ему совершенно не хотелось быть очередным сладким мальчиком в глазах толпы. Он бешеное чудовище, демон, маньяк.

После концерта он просто отключился на диване в гримёрке и пробыл в небытие около двадцати минут. Макс проснулся от того, что Герман гладит его по спутанным и залакированным волосам.

— Весь твой ад можно терпеть только ради того, чтобы видеть тебя на сцене, — сказал Воронёнок.

— Пошли куда-нибудь? — предложил Макс.

Они переоделись из концертного в обычное и вышли на улицу, оставив ритм-секцию праздновать окончание тура в баре. Город просто светился от множества фонарей. Ночь здесь была просто продолжением праздника, а не временем для отдыха. Кругом люди, музыка и вывески многочисленных баров. По ночам здесь пахло жасмином, он словно оттенял дневную вонь пережаренной Одессы. Они двигались к набережной, стремясь слиться с темнотой.

— Лукреция выслала мне денег, — сказал вдруг Герман. — Я хочу зависнуть здесь ненадолго. Ты со мной?

— А что мне ещё остаётся? — усмехнулся Макс. — Конечно, я с тобой.

Макс проснулся в белом безмолвии, с ужасом оглядываясь по сторонам. Из полярного ужаса постепенно проступали силуэты мебели и собственные руки цвета топлёного молока. Увидев рядом спящего Германа, он успокоился совсем. Чёртова мансарда! Снова преподносит сюрпризы.

Вчера им удалось снять эту мансарду за смешные для Москвы деньги. Герман ради приличия предложил Дани остаться с ними, но тот сказал, что устал и хочет обратно.

— Я просто хотел воссоздать атмосферу прошлого лета, только уже не в Москве, — сказал Герман. — Я просто хотел побыть рядом с тобой в иной реальности.

Время застыло в белой комнате. Большие настенные часы шли в обратную сторону, шипел перевёрнутый телевизор. И больше ничего не напоминало о внешнем мире. Виноградные лозы оплетали балкон. Сквозь витражное окно свет падал на ковёр загадочным полукругом. Макс развалился в большой кровати. Она казалась ему просто огромной после всех неудобств тура. Герман спал рядом, раскинувшись крестом. Солнце сделало его кожу совсем смуглой за какую-то неделю пребывания вне дома. Наверное, он и сам уже успел позабыть про свою готическую бледность, которую обязывала хранить Москва.

Четыре часа дня — идеальное время, чтобы добраться до уютного кафе и позавтракать. Макс пытался заставить Германа есть. Он и сам сильно исхудал, потому что мог есть только за компанию. В последнее время они оба перебивались кофе и сигаретами.

— Ну съешь салат хотя бы, — уговаривал его Макс.

Герман сжался и заказал себе вегетарианских роллов с огурцом. Максу казалось, что ещё немного и Воронёнок приблизится к дистрофии. У него были такие тонкие запястья и совершенно паучьи пальцы. Удивительно, как он мог ими играть на гитаре.

— Зачем тебе это? — спросил Макс.

— Я люблю быть на грани, — ответил он. — Да и что ты со мной носишься, как мамочка?

— Наверное, просто надо о ком-то заботиться.

Герман фыркнул.

— Тебе самому нужна нянька.

— Может быть, всё же запишем альбом, когда вернёмся? — спросил Герман, желая сменить тему.

Макс странно уставился на свой стакан с виски.

— Я не знаю. Мне просто кажется, что мы ещё не готовы для этого. Музыку всё равно качают в Интернете, всё выкладывают в сеть. Мы, скорее, больше потеряем на аренду студии, чем отобьём это на продажах. Лейблы несут такие убытки. Однако, я сам качаю музыку и не помню, когда в последний раз покупал диск.

— А я покупаю, — вздохнул Герман. — Люблю коллекционные издания и всякий раритет.

— Ну мы не та группа, чьи альбомы станут покупать.

— Я думаю, Мария что-нибудь придумает на этот счёт. У этой бабы стальные яйца.

— Дало даже не в этом. Я хочу, чтобы альбом был самым лучшим. Это дебютник, тут нельзя выпускать проходной материал. Я хочу отобрать действительно классные песни. Я всё ещё недоволен собой.

Когда начало темнеть, они поехали на заброшенный пляж подальше от города. Туда, где среди обломков кораблей и строительного мусора можно было спокойно поплавать в бухте. Там не было людей и громкой омерзительной музыки, только крики чаек и пристальное око луны. Море билось у самых ног.

— Я, кажется, понимаю, за что люди любят море, — вздохнул Макс. — За его бесконечность. Мы не видим ничего за этим бескрайним синим пространством. Там только пустота, край света. Оно настолько глубоко, что мы не можем себе представить, что так бывает вообще. Это то, что сопоставимо со смертью. Огромный неживой зверь, а мы лишь можем осторожно играть с ним. Поистине хаотическая природа. Я немного боюсь его. Умею плавать, но не могу не бояться. Море — пространство нашего страха. Днём этого не замечаешь.

— Днём оно вообще отвратительное. Кругом люди, они валяются как тюлени на нагретом песке. А вода словно суп, переполненный телами. И всё кипит, смердит и живёт, — Герман кинул в воду камушек, тот потонул в белой пене.

Почти до рассвета они просидели на берегу пустынного моря, пока в бухте не начали появляться первые рыбацкие лодки. Это знак, что пора возвращаться домой, пока жизнь не вступила в свои права, пока свет не начал щипать глаза. Днём всё кажется совсем другим, улетучивается романтический флёр, тяжёлой лапой наступает обыденность. И не спастись. Такова участь современных вампиров, тех, у кого нет клыков и бессмертия, но они всё ещё любят смотреть на кровь издалека и боятся солнца.

Только здесь, на раскаленном южном берегу, можно почувствовать настоящее лето, не тот самый дешёвый суррогат, что можно встретить в средней полосе России. Комариный рай и сезон дождей. Макс задумался о том, что когда-нибудь он точно переедет туда, где тепло круглый год и жизнь легка и проста. Придуманный рай манил своей утопией. Но где-то там, за линией горизонта, в какой-то из сторон света, точно есть это счастье. Иногда становилось проще жить, стоит только включить воображение.