Хьюберт Селби - Глюк

Какой славный вечер! Или ночь? Нет, еще вечер, в это время года трудно отличить одно от другого. Который сейчас час? Неважно, на улице много народу, пора уже поесть, нет, лучше попозже, что-то мне не хочется, и будь я проклят, если помню, где побывал, то есть я знаю, где был, но подробностей не помню, хотя помню улицы… значит так: Лоренс, Хоббс, Селби, конечно, но на ней я живу, потому начал не с нее, значит, Селби, Бенкрофт, потом Лоренс, знаю, но еще кусочек улицы — просто «мостик» между Бенкрофт и Лоренс, не цепляйтесь, Соло-Корт, Лоренс, Хоббс, Темпо, Мейн, потом уже Вэлли-Серкл, я обхожу площадь, отлично соображаю, где нахожусь и где побывал, знаю, что вокруг люди, магазины, кафе, бистро, траттории, кафетерии, рестораны, все я знаю, скоро сверну на Гарден, посмотрим, куда я забреду, поесть можно потом, здесь меньше народу, похоже, я давно иду, но не чувствую усталости, здесь потише, меньше машин, суматоха где-то далеко, наверное, деревья поглощают шум, эту часть университетского городка я всегда любил, не скажешь, что крупный университет, больше похоже на пригородную зону, деревья да кустарник, даже тропинки, стоянку не видно, она за холмом, улицу тоже не видно, легкий склон — и уже ничего не видать, кроме деревьев и кустов, ненадолго присяду, вот наслаждение, будь благословен тот, кто решил поставить здесь скамейку, наверное, я быстро шел, похоже на то, и прошел немало, пару миль небось, а то и побольше, сидя чувствуешь усталость в ногах и спине… Дыхание тоже постепенно замедляется, запыхался, наверное… Ничего, немного аэробики полезно для здоровья. Симпатичное местечко. Даже ветерок — легкий, но чувствуется. Особенно на лице, наверное, бросило в пот. Такой упоительный воздух, без аромата цветов, просто чистый, это и называется запахом чистоты и свежести, так освежает, что здесь можно просидеть всю ночь. Кажется, уже поздно, но солнце еще не зашло, я вижу его отблески на верхушках деревьев. Красота! Искры. Нет, блестки. Великолепный закат. Что бы такое съесть? Вдруг засосало под ложечкой. Наверное, нагулял аппетит. Не чувствовал его, пока не присел в этом идиллическом уголке. Здесь можно вообразить, что остального мира не существует. Голод становится все более лютым. Чего мне хочется? Не знаю, все равно чего. Куда выйду, там и поем. Посмотрим. Приятно, прохладно. Бредешь себе и наслаждаешься видами. А Барнарду, наверное, худо. Не может есть. Жена спрашивает, в чем дело, он говорит: желудок, наверное, съел что-то не то. Скорее всего тухлого тунца. Звучит недурно, даже очень. Тухлый Тунец. Класс, повторяем за мной: Тухлый Тунец, Тух-нец. Очень хорошо. Еще раз: Тухлый Тунец. ТУХлый ТУНец. Чем нам грозит Тухлый Тунец? Все вместе: X В О Р Ь Ю. Ему самое место в сборнике невероятных рекордов Рипли: заказал салат и колу, а захворал от Тухлого Тунца…

Он энергично шагает между деревьями, по дорожкам и тропинкам; деревья и кусты, освещаемые вечерний солнцем, отбрасывают длинные тени. Походка его так весела и бодра, он так вдохновенно шествует по густой траве, часто останавливаясь полюбоваться цветами и втянуть чистейший воздух, что не замечает, когда трава сменяется бетоном. Он полностью погружен в свои мысли и в роскошные ощущения, рождаемые ими во всем теле, в легкость шага, в разворот плеч, он скользит сквозь удлиняющиеся тени, чувствует, как они гладят его по щекам, потом вдруг оказывается за столиком посреди тротуара и небрежным жестом заказывает фирменное блюдо, улыбка его широка и добродушна, он откидывается в кресле и потягивает аперитив, и тень его медленно вытягивается на мостовой.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем бактерии начинают действовать, то есть когда он что-то почувствует. Сведения на сей счет отсутствуют. Может, это будет только легкое недомогание. Тяжкий недуг совсем необязателен. Может, мы раз в месяц будем обедать вместе. Вот-вот, это даже лучше. Если его не так уж сильно скрутит, врач не догадается провести анализ на E.coli. Скорее всего выпишет ему маалокс или еще что-нибудь в этом роде. В конце концов спохватится, но сначала это будет просто «неопределенное хроническое состояние». Великолепно! Что это со мной, доктор, я больше не могу, это продолжается уже не один месяц. На работе не продохнуть, отстаю от графика, а через два месяца у меня проверка. Жена, понятно, жалуется. Я должен вовремя отсылать отчеты в Вашингтон, вы не представляете, что значит, когда за вас берутся эти бюрократы, им ничего не объяснишь. Даже если появится кто-то, кому можно попробовать что-то втолковать, это все равно что прибивать к стене студень, и я…

Спокойно, спокойно. Так вы только сделаете хуже. Пройдет какое-то время, и…

Про это я вам и толкую: нет у меня вре…

Прошу вас, мистер Барнард, возьмите себя в руки — легкий нажим на плечи, уверенная улыбка, — у вас сильный стресс, это значительно ухудшает ваше состояние.

Мистер Барнард со вздохом опирается о стол и кивает:

Наверное, вы правы. — Покачивая головой. он глядит в пол, потом поднимает глаза и смотрит на врача с такой грустью и мольбой, что врач невольно вспоминает, что у пациента медицинская страховка, не то возник бы соблазн выписать ему счет (хи-хи).

Вот фамилия врача, к которому я вас направляю. Это аллерголог.

Аллерголог? Ничего не понимаю. — Дрожание головы, перекошенная физиономия. — У меня не в порядке желудок, при чем тут…

Аллергия — хитрая бестия. Она может давать как раз такие симптомы, на которые вы жалуетесь, и я полагаю, что надо попробовать разобраться с этим, прежде чем начинать сложное и неприятное гастроскопическое обследование. И лечение несложное. — Самая обнадеживающая улыбка. — Если это аллергия, то вы просто попьете таблетки. — Ободряющее похлопывание по спине, целительная улыбка. — А пока успокойтесь, расслабьтесь. Позвоните доктору Янсену, как только вернетесь к себе в офис. Договорились? — И внушающий оптимизм удар по плечу.

Теперь даже внешность Барнарда говорит о том, что он подлец. Недуг поедает его, как проказа, забирается ему под кожу, буравит мышцы и сухожилия, ищет пути в самое его нутро, в кости, в костный мозг, в кровь и головной мозг; подобно раку, зарождающемуся в тайниках тела, вредоносные клетки проедают каналы в его скелете, мускулах, тканях, кусают, рвут, поглощают, но не разят насмерть, а пируют, наслаждаясь тем, что причиняют страдания и разрушения.

Барнардвилль в этот вечер будет безрадостным. Папаша, заранее ненавидя вечеринку, явится вместе со своей депрессией на порог, где его тихое приветствие будет поглощено ковром, дети не обратят на него внимания, жена встретит его ворчанием. Вот тебе и родной дом.

Десерт, сэр?

А??? Нет, спасибо. Только счет.

Его лицо озарено счастливой улыбкой. Любой, кто на него взглянет, возрадуется. Он испытывает заслуженное удовлетворение. Встав, он чуть потягивается, расправляет плечи и шествует по направлению к даму.