Саймон Ингс - Бремя чисел

Многие из местных жителей даже не знали, что их родная страна называется Мозамбик. Боевики из РЕНАМО были для них обычными бандитами — матсангас. А слово «социализм» — пустым звуком. Если они когда-то и слышали о Южной Африке, то в их представлении это была всего лишь страна сказочного богатства. Люди обрабатывали свою землю. Они хотели, чтобы их оставили в покое. Они сами оставили друг друга в покое. В этом и заключалась проблема: функционеры вроде Личении практически никак не могли их защитить.

Разумеется, в этих местах было небезопасно.

Футболка не первой молодости. По ее «фасаду» вздымались к небу небоскребы из стекла и бетона. «Небо» это когда-то было голубым, однако время и частые стирки придали ему линялый зеленый оттенок. На фоне небоскребов — уходящий вдаль пляж, вдали — выступающий в море мыс, на первом плане под солнцезащитным зонтом — красотка в бикини с бокалом коктейля, покрытом каплями влаги, а в нем плавают льдинки. По всему «небу» рассыпаны розовые буквы, складывающиеся в два слова: «Солнечный Бейрут».

Живот красотки растянулся и кое-где порвался, бокал раскололся: владелица футболки сделала вдох.

— Они сожгли школу, разграбили все имущество и заставили детей тащить на себе мебель до самой границы.

Эта крупная женщина оказалась представителем ФРЕЛИМО в Голиате. На ее лице явственно читались тяготы двухгодичной засухи: оно было сморщено и как будто покрыто синяками, словно плод, слишком долго пролежавший на солнце.

Бейрут ? Футболка была старше детей, которых мне предстояло учить.

— Потом они отрезали мальчикам носы и скормили их девочкам.

Входя в эту комнату, я опасался самого худшего: надписи «RENAMO МОТО» на ее стенах. «Мото» означает «огонь». Пока мы разговаривали, в комнату молча вошел какой-то мальчишка и стал заклеивать надписи плакатами с изображением президента ФРЕЛИМО Чиссано. (Клей ужасно вонял. Неужели расклейщик сам его сварил?)

— Одна девочка, ей было восемь лет, отказалась съесть нос своего брата. Тогда главарь бандитов решил в назидание остальным изнасиловать ее.

Мы в кабинете Нафири Каланге. Сама Нафири стоит напротив меня у стола, собранного из обломков мебели. Сидеть не на чем. Лампы под потолком не было, ее вырвали вместе с проводкой, полоска осыпавшейся штукатурки тянется от середины комнаты до двери. Пол завален цементным крошевом.

— Она оказалась слишком маленькой для него, и он расширил ее своим мачете.

В окнах не было не только стекол, но и дешевой противомоскитной сетки. Но куда больше удручало то, что отсутствовали даже рамы, их тоже выбили и унесли. Однако правильная прямоугольная форма отличала окна от артиллерийских амбразур, которыми были изуродованы стены других городских домов.

— Добро пожаловать в Голиату.

В комнате имелось два окна. Нафири стояла спиной к одному из них, второе — справа от нее. Через первое окно мне было видно, что в городе почти не осталось домов, в которых сохранились бы все этажи. Главным образом это развалины, уже поросшие сорняками и ползучими растениями. Те из них, которые по счастливому стечению обстоятельств уцелели, либо вообще не имели крыш, либо были покрыты ветвями деревьев — зрелище, мягко говоря, убогое.

— Что случилось с крышами? — поинтересовался я.

— Их украли, — ответила Нафири. Затем рассказала мне, что люди из РЕНАМО, захватившие в плен жителей деревни, заставили их по всей Голиате снять с крыш листы цинка и нести через саванну до границы с Малави, где металл можно обменять на запчасти к мотоциклам, батарейки для радиоприемников, масло, сахар и соль.

Через второе окно в комнату проникал яркий дневной свет, смягченный тенистыми ветвями и напоенный ароматами деревьев жакаранды, росших рядом с португальской церковью. Это были последние деревья, уцелевшие в Голиате. Церковь бандиты из РЕНАМО не тронули, она осталась стоять совершенно неповрежденной. Если смотреть из окон этой комнаты, то можно увидеть недавнюю историю города: до вторжения — и после.

— Взгляните! — Нафири жестом предложила мне посмотреть в окно, выходящее на развалины.

С этого расстояния невозможно определить, какое здание разрушено полностью, а какое приспособлено для жилья. Нафири показала мне улицу, которая, судя по всему, некогда была прелестной частью города. Магазины — а там когда-то имелись магазины! — сохранили обломки колоннады, укрывавшей их фасады от безжалостного солнца.

— Новая школа.

Я подумал, стоит ли поблагодарить ее.

— Если найдете там спрятанные ящики с джином, сообщите мне, — попросила она. — Там когда-то находился клуб владельцев чайных плантаций.

Нафири предоставила мне не целый дом, а одну лишь веранду. Точнее, половину той веранды, что сохранилась после оккупации города отрядами РЕНАМО. Я внимательно изучил разрушенную часть. Она не подверглась артиллерийскому обстрелу, как показалось сначала. Ее изуродовали вручную, причем это было сделано настолько тщательно, что я решил: такое редкостное терпение мог проявить только закоренелый психопат.

— И как оно вам?

Я приспособился быстро. Выбор самого места имел смысл. Здесь имелась тень. От улицы нас отделяло лишь минимальное расстояние. Было хорошо видно, кто к нам приближается. Со всех сторон трава вымахала до высоты стен.

— Спасибо, — поблагодарил я.

Все, что можно было забрать, люди из РЕНАМО унесли с собой: кровельные листы, медную проводку, фурнитуру, транспортные средства. С улиц исчезли даже уличные указатели. Что не удалось вывезти, было разбито вдребезги. Дожидавшиеся ремонта машины подожжены. Водопроводные и канализационные трубы выкопаны из земли и разбиты молотками. Декоративная тротуарная плитка лежала грудой перед развалинами старой парикмахерской — каждая плитка была аккуратно разбита на мелкие осколки.

Но наибольший урон нанесли городу следующим образом: все генераторы и насосы, снабжавшие местных жителей водой, оказались разбиты вдребезги или сожжены. Их раскуроченные части валялись тут и там, и по блестящим царапинам было видно, где металл бился с металлом.

— Все это мы обязательно расчистим! — объявила Нафири, проведя меня по улицам Голиаты.

А что после расчистки? Все в городе называли недавние события оккупацией, однако истина состояла в том, что боевики РЕНАМО не просто оккупировали Голиату, а практически сровняли ее с землей. Труб, которые следовало проложить взамен тех, что разбили ренамовцы, не было. Не имелось и метра электрического провода для электрификации зданий. Даже деревья, некогда украшавшие центральные улицы и создававшие обильную тень, были срублены под корень и сожжены.

— Все это будет расчищено! — настаивала Нафири с нотками отчаяния в голосе. — Мы расчистим улицы землеройной машиной. Мы уберем весь мусор! Да мы уже расчистили много улиц. Это хорошая машина.