Ирвин Уэлш - Порно

— А тебе не кажется, что это как-то звучит… слишком уж свысока… когда ты объясняешь Керту, что думают молодые люди? — говорю я, но получается у меня совершенно неубедительно. Тем более что Саймон на сто процентов уверен в своей правоте.

— Я говорю о том, как все это видится мне. Я пытаюсь снять фильм.

— Так что согласие или несогласие людей, которые у тебя снимаются, для тебя ничего не значит?

— Согласие и несогласие — это все относительно. А если нет, как же тогда нам расти и развиваться? Как нам эволюционировать? Развитие — оно есть всегда. Должно быть. Смена взглядов с течением времени, и все такое. Согласие — понятие эластичное, я бы сказал.

— А вот мой анус, он не эластичный, Саймон. И придется тебе с этим как-то смириться.

— Никки, вопрос не в этом. Если ты не хочешь анального секса, хорошо. Ты в своем праве. Но как режиссер этой кинокартины я оставляю за собой право ненавязчиво так указать одной из моих ведущих актрис, что она строит из себя непрофессиональную недотрогу, — улыбается он.

Если он думает, что он выиграл этот мудацкий спор, то он в корне не прав.

— Мы, между прочим, ебемся по-настоящему, а не делаем вид, что ебемся. У нас тут самые что ни на есть настоящие сексуальные отношения. А в таких отношениях главное — это согласие. Если нет согласия, это уже не отношения, а принуждение или насилие. Вопрос номер один: хочу ли я, чтобы меня изнасиловали для того, чтобы сделать фильм? Ответ — нет. Может быть, кто-то другой смотрит на это иначе. Но это их дело, — говорю я, старательно избегая смотреть на Мел. — Вопрос номер два: захочешь ли ты стать насильником для того, чтобы снять этот фильм?

Он смотрит на меня широко открытыми глазами.

— Я не буду заставлять людей делать то, чего им не хочется. Ни под каким видом.

Я почти верю ему — до тех пор, пока не подслушиваю, что он говорит Кертису под кокаином в такси, когда мы едем обратно в Лейт.

— Если задействован только член, это ебля и ничего больше. А заниматься любовью — это совсем другое. Когда любовь, это не только тело, но и душа. Члену бы только где поебатца. На самом деле я тебе больше скажу: член может стать твоим злейшим врагом. Почему? Потому что члену всегда нужна дырка. А это значит, что девушка всегда управляет ситуацией, пока отношения строятся лишь на физической основе, то есть на трахе. Не важно, какого он у тебя размера и как ловко ты им орудуешь, своим членом, все равно незаменимых нет. Тысячи, миллионы членов стоят в очереди на твое место, и хорошенькая девушка с некоторой долей смекалки об этом знает. К счастью, большинству не хватает ума это осмыслить. Нет, единственный способ победить в борьбе с девушкой за контроль в отношениях — это воздействовать на ее мозги.

Ага. Я приму это к сведению. Предупрежден — значит вооружен. Стало быть, мне не за задницу надо тревожиться, а за мозги.

Но сейчас я тревожусь за задницу Мел. Защищаю ее, как свою собственную. Так, надо бы сдать назад, а то я прямо чувствую, что превращаюсь во вторую Лорен. Это партия Мел; и она мне сама говорила, что ей это нравится.

Мы возвращаемся к Саймону, и он принимает еще кокса, и я слышу его разговор с Кертом, пока Мелани переодевается.

— Кертис, дружок, у тебя уже кое-что получается с твоим орудием. Ты уважаешь девушек, да, и это правильно, но для этой сцены нам нужно побольше экспрессии. Ты когда-нибудь слышал такое выражение «пусть эта сука вопит от боли»?

— Ага, но мне нравится Мелани… Саймон, псих ненормальный, качает головой.

— Начинай нежно и ласково, но когда ты уже внутри, то засаживай энергичней, они любят боль. Они лучше ее переносят, чем мы. Они же детей рожают, еб твою мать.

— Но не через задницу, — вмешиваюсь я.

Он понимает, что я слышала его речь, и хлопает себя по лбу.

— Я стараюсь помочь Керту освоиться с ролью, — бросает он, — так что, может быть, ты позволишь мне делать мою работу, Николя, дорогая? Все уже поняли, что ты очень щепетильно относишься к анальному сексу, так что позволь нам продолжить.

— Пусть эта сука вопит от боли, вот от чего ты пляшешь, от этого женоненавистнического дерьма?!

— Никки, пожалуйста, давайте сначала закончим фильм, а потом будем дискутировать.

Слава Богу, понадобилось всего по одному дублю по каждой из анальных позиций: с прижатыми ногами спереди, сзади классическим раком и обратная анальная наездница. Потом я отвожу Мел в сторонку, и она делится впечатлениями.

— Как это было? — спрашиваю я.

— Больно, ужасно больно, — морщится она, дыша сквозь сжатые губы. — Но и хорошо тоже. Просто когда начинало казаться, что это просто непереносимо, вдруг становилось хорошо, а когда казалось, что хорошо, — становилось непереносимо.

— Ого, — говорит Псих, обнимая ее. — Хорошо поработали, ребята, вот и последний братец, Терри Сок, получил свой кайф. Мел, я хочу, чтобы вы с Терри изображали позиции, а для проникновения крупным планом мы покажем член Кертиса. Нам еще нужно доснять кое-что для оргии, несколько постановочных кадров, но все братья у нас оприходованы. Так что съемки почти закончены! В общем, мы молодцы!

Здорово было снова увидитца с Марком, и еще меня очень порадовало, што он одобрил идею насчет мою книги. Я был в таком замечательном настроении, когда вернулся домой, и хотя я был малость удолбанный, все равно вытащил свою рукопись и еще раз перечитал последнюю главу. Рент вроде как меня вдохновил. Последняя глава — она про наркоту, и СПИД, и про сторчавшихся парней, полных уродов и вполне нормальных ребят вроде Томми.

И я, значит, просмотрел книгу и глазам своим не поверил, она, оказываетца, закончена, друг. То есть орфография там, конечно, хромает, но этим они уже сами займутца, к тому же я не хочу, штобы книжка слишком прилизанной вышла — што-бы ребятам в редакторском отделе было чем занятца.

Гляжу за окно — уже утро, так что я решил вообще не ложитца, а сразу же сходить на почту и отправить рукопись в издательство, то, которое печатает всякие штуки по истории Шотландии. А потом можно сходить повидать Али и рассказать ей про деньги, рассказать, што мы все вместе поедем в Диснейленд, ну штобы порадовать ребятенка и все такое. Я пытался рассказать ей об этом на днях в «Порте радости», но она была занята, а я был удолбанный в хлам, и у нас как-то не получилось нормально поговорить. Она хотела только одного — штобы я ушел. В общем, спать уже поздно, да и колбасило меня не по-детски, так што я поставил кассету «Алабамы» и немного потанцевал, так, чисто для себя.

Потом я пошел в магазин, купил большой конверт и отправился прямиком на почту. Поцеловал этот конверт на удачу и опустил его в почтовый яшик.

Красота, блин!

Я подумал, што надо бы привести себя в порядок и пойти повидатца с Али, когда она будет забирать пацана из школы — надо рассказать им новость про Диснейленд! Может, даже не тот, который в Париже, а тот, который во Флориде! Да, там, на солнышке, будет еще даже лучше, после этой хреновой погоды, которая тут у нас. Терри Лоусон говорил, што он типа был в том Диснейленде и что там круто.