Поппи Брайт - Изысканный труп

Впервые после того как я до смерти убаюкал себя в Пейнсвике, мне было уютно, я был практически доволен. Ко мне в любой момент мог подойти милый парнишка, созревший для расставания с жизнью. Я нашел бы местечко, чтобы заняться с ним сексом снова и снова. Мне так этого хотелось, что было все равно, что случится дальше. Если меня поймают, я попрошу убить меня, я ни за что не вернусь в тюрьму. Если бы меня отказались умертвить, я бы силой воли ушел в другой мир и на этот раз остался бы там.

Я закрыл глаза и почувствовал приятное головокружение. Когда я открыл их вновь, то увидел его. – Простите за беспокойство. Голос был мягкий, но звучал отрывисто. Я пробился сквозь туман нахлынувших грез, как зубчатый нож через марлю. Справившись с ослепительным блеском бара и искажением чужих очков, я узрел любовь всей моей жизни.

Конечно, тогда я этого еще не знал. Передо мной просто стоял высокий, довольно стройный блондин в дорогой черной одежде. В каждой руке по бутылке охлажденного пива. "Дикси" – сорт, который я как Раз пил.

– Я увидел, что вы сидите один. Вы, кажется, никого здесь не знаете. Вот и подумал предложить вам выпить холодненького.

Не просто выпить, а выпить холодненького. Этот человек знал толк. Сколько времени я провел в камере, не в силах утолить жажды из крана с прохладной водой, мечтая об истинно холодной!

– С удовольствием, – сказал я. – Спасибо большое. Присаживайтесь.

Он улыбнулся, скользнув на стул напротив, и я заметил две особенности его лица. Во-первых, оно было красивым: длинный тонкий нос заканчивался изящным кончиком, гладко выбритый подбородок, чувственные губы с изгибом, который мог становиться сардоническим или жестоким. Во-вторых, его глаза были холодней горной воды: холод исходил из самой глубины, таинственно светился мятно-зеленым цветом, как кристально-прозрачный лед. Улыбка ничуть их не меняла.

Если б я не был так пьян, то сразу бы понял, кто он. Но тогда я лишь улыбнулся в ответ, сожалея, что рано или поздно придется расстаться с этой ледяной красотой, потому что он, очевидно, не соответствовал образу идеальной жертвы.

– Мне нравится ваш акцент. Откуда вы?

– Из Лондона, – ответил я.

Самый безопасный вариант – англичанин из Лондона представляет для американца наименьший интерес.

– Из Лондона, – повторил он, кивнув, как тут принято реагировать на полученную информацию. – Скучаете по дому?

– Отнюдь нет.

– Что же привело вас в Новый Орлеан?

– Климат.

– Моральный или метеорологический?

– Оба.

Мы на секунду замолчали, обмениваясь непринужденными улыбками, измеряя друг друга взглядом. Он был не мой тип, и я подозревал, что и сам ему не подхожу. Тем не менее мне не хотелось, чтобы он уходил, он же, видимо, никуда не спешил. – Как вас зовут? – наконец спросил он. Раньше, в моей прошлой жизни, я давал юношам настоящее имя. Никогда не возникало необходимости лгать. Сегодня я пользовался именем Артур, поскольку подходившие ко мне мужчины интереса не представляли. Однако этому я сказал правду: "Эндрю". – А я Джей.

Он потянулся через стол, чтобы пожать мне руку. Кисть оказалась холодной, сухой и вялой. Когда я жму руку потенциальному партнеру, то всегда скольжу мимо ладони и охватываю на мгновение запястье, оценивая его реакцию на столь интимное властное прикосновение. Теперь же я с удивлением заметил, что Джей проделал то же самое со мной. Мы оба отдернули руки и уставились друг на друга. Тишину прервал опять он: – Взять вам еще выпить?

Я даже не заметил, как опустошил бутылку. Подняв ее на свет, я убедился, что она пуста. Водка с тоником тоже закончилась.

– Нет, спасибо, – ответил я. Мне хотелось выпить, но я не до конца понимал, что происходит, и знал, что через десять минут стану пьянее, чем сейчас.

– Ну а я, пожалуй, возьму еще пива. Я отойду на минутку, Эндрю?

Прежде чем отойти, он дождался одобрительного кивка, Я смотрел, как он пробирается сквозь толпу – изворотливый, как сиамская кошка. Интересно, чего хочет от меня такой элегантный, стройно сложенный, подозрительно вежливый мужчина? Бар к тому времени был набит до отказа, и я вскоре потерял его из виду.

Через десять минут он не вернулся. Я ерзал на стуле, гадая, не решил ли он от меня улизнуть. При этом мне было крайне нужно в туалет. В тюрьме мой мочевой пузырь сузился, потому что ради избавления от скуки там считалось нормальным нацелиться на ночной горшок и произвести из себя пару капель мочи. Я боялся, что Джей вернется и подумает, что я ушел. К тому моменту я был весьма заинтригован, хотя не могу объяснить почему.

Зов природы взял свое. Когда я наконец встал из-за стола, не в силах более терпеть, пришлось схватиться за спинку стула, дабы не упасть. Бар наклонился под опасным углом. Держись, сказал я себе. Ты алкоголик и англичанин. Ты справишься.

Я словно стоял за штурвалом во время бури, но все же вывел корабль к мужскому туалету. К великой милости, это была маленькая комнатка с запирающейся изнутри дверью. После Сэма я не выдержал бы еще один ряд грязных раковин, еще одну линию тусклых кабинок. Я отлил, а уходя, посмотрел на себя в зеркало. Взъерошенные волосы торчат заостренными пучками, очки перекошены, в глазах легкое безумие: типичный турист-англичанин, вылезший напиться.

Джей прислонился к стене снаружи туалета. Он выглядел столь же окосевшим, как чувствовал себя я.

– Я шел облегчиться, – сообщил он мне, – но по пути в уборную выпил три текилы.

– Почему три?

– Ты трижды лишил меня присутствия духа. – Он искоса посмотрел на меня. – Первый раз – когда я тебя увидел. Второй – когда ты пожал мне руку. И третий – когда я обернулся на наш стол и увидел, что тебя там нет.

Я попытался схватить его за плечо. Моя рука зависла между нами, а затем приземлилась на грудь, в вырез рубашки, где ткань уступает место плоти. Джей притянул меня к себе. Я качнулся и упал на него. Он был немного выше, и мое лицо вмялось в шею, губы распростерлись прямо на горле. Мы стали целоваться так страстно, как я не целовался ни с кем за всю мою жизнь – ни с живым, ни с мертвым.

Пальцы запутались в его волосах, дергая так сильно, что, должно быть, причиняли немалую боль. Его язык ощупывал острые края моих зубов, грозя погрузиться прямо в глотку и удушить. От Джея исходил вкус крови и ярости. В его поцелуях сквозило неспешное наслаждение болью. Мне знакомы эти привкусы, они есть в моем собственном рту, это сущностный аромат моей жизни.

Я не знал, кто такой Джей, пока нет, но на инстинктивном, биологическом уровне я признал его. Я понял, что этот человек очень опасен. Я также был Уверен, что необходимо постичь его настолько глубоко, насколько он мне позволит.

Я терся о Джея словно с намерением вмолотить его в стену. Когда нашел в себе силы остановиться, TO отпрянул и посмотрел ему в лицо. Попытка что-либо прочесть в его глазах напомнила поиск монеты в мутной воде залива. Мне казалось, в них есть нечто, в самой глубине, но видел я лишь собственное отражение.