Евгений Люфанов - Великое сидение

За минуту до этого Митька хотел просить царского дозволения съездить на недолгую побывку на Урал, где отец построил железоделательный завод, повидаться с ним и про все его дела разузнать. Писал отец, что по милости государя ему, новому промышленнику Артамону Лукичу Шорникову, уральскими властями три повинных башкирских аула в постоянное владение к заводу приписаны, что заводское дело ходко пошло и от того следует ожидать хороший прибыток, или, говоря по-негоцианскому, дивидент.

Хотелось бы Митьке отца повидать и на завод посмотреть; льстило молодецкому честолюбию явиться начальствующим лицом в Либаву и Виндаву, где все тамошние власти будут беспрекословно послушны ему, посланцу самого государя, но разве можно все это сравнить со счастливой возможностью увидеться с нею, с той, не раз во сне снившейся, самой распрекрасной царевной. Подождет отец со своим заводом, подождут и Либава с Виндавой, нет и не может быть ничего дороже и желательнее незамедлительного посещения Митавы. Первым делом – туда. А потом, осмотрев причалы в Либаве и Виндаве, он снова вернется в митавский замок, чтобы поставить Бестужева в известность о состоянии тех портов, и снова увидит ее – герцогиню, царевну, властительницу его дум и чаяний.

Не на тройке, непрестанно подгоняемой ямщиком, а на крыльях летел по Курляндии Митька Шорников, нет-нет да ощупывая в кармане флакончик «Вздохов амура». В одной из новомодных петербургских лавок сумел раздобыть, чтобы от самого сердца преподнести эти «Вздохи» Анне Ивановне. Как-то она встретит его? Припомнит ли посещение лавки в гостином дворе и его, Митькину, расторопность, когда примерял на девичьи ее пальцы разные перстенечки? Вдруг узнает и улыбнется! Да для ради такой минуты он, он… Никак не мог придумать, что бы он мог тогда сделать с лихой радости, переполнявшей сердце, да и задубасил кулаками по спине ямщика, чтобы мчал скорее.

– На водку рублем одарю. Гони знай! – кричал ему.

А когда подкатил к митавскому замку – оторопел. Обещанных ямщику денег за лихость езды не пожалел, расплатился сполна, а как дальше быть – от волнения дух захватывало.

Во все годы навигацкого своего учения вспоминал о ней, и казалось, что рука все еще продолжала ощущать прикосновение к ее пальцам, а на этой вот левой щеке будто навсегда запечатлелось царственное дыхание ее высочества. Царевна ведь! Словно в сказке все было, и для него, Митьки Шорникова, живой явью сказка та обернулась. И вот – снова явь, возникшая из мечты.

Коробочка со скляницей «Вздохов амура» зажата в руке, – и не духи даже это, а самые нежнейшие Митькины чувства наполнили благоуханный сей пузыречек, чтобы их вдыхала царевна в себя.

С замирающим сердцем вошел Митька под своды герцогского замка. Мысленно перекрестился, готовясь к предстоящему свиданию, и сказал служанке, чтобы доложила о нем, окончившем навигацкое обучение младшем офицере морского флота Шорникове.

А служанка перепутала, сказав:

– Навигацкого обучения младший шорник.

– Шорник?.. Хомуты, что ли, делать?.. Не надобно мне.

Служанка передала посетителю слова герцогини, повергнув его в замешательство.

– Доложи, что я приехал либавский и виндавский порты осмотреть.

Долго переминался Митька с ноги на ногу, стоя перед дверью, за которой скрылась служанка.

– Чего он пристал? – возмутилась Анна. – Турни его хорошенько… Постой… Нацеди мне еще романейки.

В третий раз пришлось Митьке просить доложить о себе:

– Из Петербурга я. По государеву повелению.

Анна по-своему поняла это: очередной подосланный соглядатаем явился. Раскрасневшись от негодования, она притопнула на служанку и сильным толчком ноги распахнула дверь.

– Кто такой? Чего пристаешь?..

Перед Митькой стояла озлобленная, растолстевшая, неряшливо одетая, с плохо прибранными волосами герцогиня, мало что сохранившая в своем облике от той шестнадцатилетней царевны, какой помнилась ему все эти годы.

– Кто такой? – повысив голос, повторила она, и на Митьку пахнуло терпким винным перегаром, словно исходившим от ее гневных слов.

Он растерялся, почувствовал, как мгновенно пересохло во рту, а язык будто одеревенел. Анне показалось, что она где-то видела этого человека, но где и когда – припомнить не могла. Да и не для чего вспоминать, мало ли кто и когда ей на глаза попадался.

– Отвечай, когда спрашиваю! – прикрикнула на него.

– Прибыл в Курляндию для осмотра морских портов. А в том году, когда вы приехали в Петербург, имел честь видеть ваше высочество, и в память о том дозвольте преподнести… – торопился, захлебывался словами Митька, подавая Анне «Вздохи амура».

– Что это? – с некоторой настороженностью пригляделась она к овальной атласной коробочке, отороченной будто бы золотым позументом, на которой был изображен короткокрылый, пузатенький, задравший вверх одну ножку амур. И сразу как бы поднялась невидимая пелена, скрывавшая от Анны ее отдаленное прошлое; явственно припомнился петербургский гостиный двор и та лавка с заманчивыми товарами, среди которых пленяли ее и этакие вот нежнодуховитые «Вздохи амура». Что следовало делать теперь? Не умилиться же этому воспоминанию и тем самым как бы поддаться на предложенную приманку. Поморщившись от неприятной отрыжки, вызванной романеей, коротко поколебавшись, Анна решила, что лучше всего проявить строгость и даже негодование: – Вон как ловко придумал! – язвительно проговорила она и хрипло захохотала. – Подкупить, задобрить меня захотел, чтобы комендантом в порту тебя сделала, – и хохотала еще громче, отфыркиваясь и брызгая слюной.

– Никак нет, ваше высочество… Не хотел я… – возражал Митька.

– Ух, расчувствовал, умилил… коробочку преподнес… – не слушая его, продолжала хохотать Анна и отмахивалась рукой.

– Я к вам, ваше высочество, с самыми лучшими чувствами, – лепетал обескураженный Митька. – Ни о какой служебной выгоде не помышлял, аот чистого сердца, от души…

Должно быть, сильнее подействовала романея, возбуждая кичливость герцогини. Еще перечить смеет! Вздумал духами прельстить, будто она их никогда не видала. У нее в спальной вон сколько разных пузырьков понаставлено. Да и что она долго с ним разговаривает?!

– Вон отселева! – с подобающей герцогине властностью выкрикнула она и притопнула ногой. Коробочка со «Вздохами амура» в руке… И отшвырнула ее в угол комнаты. – Запороть прикажу! – кричала на Митьку герцогиня Анна Ивановна, и он, не успев опомниться, выскочил наружу.

Разгоряченная от хмеля и от негодования, Анна отхлестала по щекам служанку – зачем приводит к ней всякого худородного?.. А потом, отхлебнув еще романейки, несколько одумалась; может, зазря шумствовала? Явившийся человек вполне по виду приглядный и по разговору почтительный. Тот самый, что в гостином дворе в Петербурге товары показывал. Может, что-нибудь интересное рассказал бы, чего она в этой Митаве никогда не узнает, время веселей бы прошло. Не жалко бы за то и романеей его угостить. Может, и ночевать бы оставила, хоть он и невысокого звания. Бирон и Монс, что недавно был, тоже незнатные.