Владимир Паутов - Шестой прокуратор Иудеи

Слуги Ханана тем временем быстро похоронили убитого слепого странника. Римляне уехали. И никто не слышал, как, отъехав на значительное расстояние от рощи и поляны, где произошло столь жуткое и трагическое событие, сотник Пантера обернулся и тихо с грустью сказал:

– Будь счастлив, сын!

Главный Храм Иерусалима поражал своим величием и роскошным убранством. Строивший его, видимо, хотел ублажить не только Господа, но и унизить перед Ним человека, дабы тот никогда не забывал своего места в бренном мире, созданного Богом. Находясь в чертогах Храма, люди должны были бы чувствовать себя песчинками в бескрайней пустыне, каплями в безбрежном море, ничтожествами перед великим своим покровителем, чьи заветы свято чтили, в которые верили и за нарушение коих умирали мучительно и жестоко.

Огромное строение из белого известняка и розового туфа длиной шестьдесят локтей, шириной в двадцать и высотой тридцать строили долго, начав в месяце Зифе и закончив в Буле по прошествии семи лет. Но прежде чем начать грандиозное строительство у долины Кедрон, что рядом с Гефсиманским садом, раскинувшимся на склоне Масличной горы, рабы, обливаясь кровавым потом и умирая от изнурительного непомерного труда, насыпали большой земляной холм. Любой путешествующий человек, простой странник или паломник должны были увидеть издали, не достигнув ещё даже городских окраин, сей памятник величия и гордыни, не небесного, но земного государя. Не пожалел тщеславный правитель ни средств, ни человеческих сил и жизней на возведение главного Храма Иудеи.

Часть наружной стены по всему периметру здания, что находилась между крышей и карнизом, украшали резные изображения цветов и деревьев. Покрытые позолотой они своей роскошью заставляли человека преклонить голову перед Господом и представить себе, как же должно выглядеть истинное убранство жилища Бога. Сам же Храм стоял на огромной каменной платформе высотой в два человеческих роста. Вокруг его стен уступами вперёд была сделана трёхъярусная пристройка, представлявшая собой анфиладу комнат и узких переходов, соединявших внутренние помещения между собой. Пристройка та не прикасалась основания Храма, но была словно стена крепостная, необходимая для защиты и обороны в случае нападения врагов.

Почти плоскую, от середины чуть выпуклую для стока дождевой воды, крышу помазанник приказал покрыть золотыми пластинами, дабы Господь видел бы с высоты небесного своего чертога праведность, благочестие и верность иудейского царя да избранного своего народа.

Большие решётчатые окна, глухие с откосами, сделанные высоко над землёй, не давали солнечному свету проникать в огромный центральный зал, создавая в нём тишину, сумрак и спокойствие. Вход в Храм закрывали тяжёлые двустворчатые двери, выструганные из толстых целиковых стволов кипариса в два человеческих обхвата, а украшали их резные цветы, пальмы и разные узоры. Косяки же для столь массивных дверей были изготовлены из досок масличного дерева, покрытых золотом, оттого, наверное, и ставшие называться Золотыми Воротами. Стены внутри Храма, обшитые альпийским кедром, также покрывала щедрая позолота.

В центре зала на полу, сделанным из кипарисовых досок, так плотно пригнанных друг к другу, что между ними нельзя было обнаружить ни одной щели, стоял величественный золотой алтарь – место Святого Святых – своими размерами в двадцать локтей и массивным жертвенником заставлявший человека трепетать перед могуществом Господа Бога. Двери в священное место, украшенные резными бутонами распускающихся цветов, имели пятиугольную форму. Петли для них были отлиты из чистого золота. Внутри весь алтарь при зажжённых масляных светильниках и лампах блестел ярким холодным и безжизненным цветом золотых пластин, которыми строители выложили пол его и стены. Огромные херувимы высотой в десять локтей, вырезанные из целикового масличного дерева, украшали внутреннюю часть алтаря. Их распластанные крылья касались стен и под потолком соединялись друг с другом. Они как бы осеняли святое место, защищали его, охраняли, укрывали от дурного взгляда и богопротивных помыслов.

Массивная наружная лестница в десять ступеней вела к Золотым воротам Храма, у которых словно караульные на часах стояли две медные колонны. Они украшали главный вход, и были огромны, высотой в 18 локтей. Литейщик Хирам, сын вдовы из города Тира, на века прославил колено Неффалимова тем, что именно он отливал из меди те великие колонны, и опояски в 18 локтей длины для них он так же отливал, и два венца 5 локтей высоты для колонн. Столбы же те медные были отполированы до зеркального блеска. Они получились столь красивыми и величественными, что дал литейщик своим творениям человеческие имена: правый он назвал Иахин, а левый – Воаз. Только работа медника Хирама на этом не закончилась, ибо отлил он ещё 10 умывальников с подставками под них, тазики разного размера, лопатки всякие, чаши разнообразные, лампады большие и маленькие, ножи острые, щипцы широкие и узкие, кадильницы и много прочей и всякой храмовой утвари.

Седьмой год пошёл, как Иосиф Каиафа являлся первым священником иерусалимского Храма и всё благодаря стараниям своего могущественного тестя, которого любил и уважал более, нежели родителей. Всё у него в жизни складывалось прекрасно. Доходы увеличивались, и богатство росло. Правда, одно «но» сильно мешало главному жрецу и омрачало его счастливое существование. Этим препятствием на дороге его успеха стал некий молодой проповедник, объявившийся вдруг в Галилее и своими речами смущавший народ Палестины, ибо называл себя посланцем Божьим. Но, не только самозванный пророк не давал Каиафе спокойно думать, есть и пить, был так же среди его заклятых врагов ещё один – прокуратор римский, не пожелавший взвалить на свои плечи дела, которыми следовало заниматься самому первосвященнику.

«С оборванцем этим я расправлюсь обязательно! Любым способом достану его, что бы мне это ни стоило», – думал главный жрец, с негодованием и содроганием вспоминая тот давний разор и ущерб, что учинил проповедник пару лет назад, когда впервые объявился в Иерусалиме.

– Я должен, просто обязан раз и навсегда заткнуть рот этому гнусному самозванцу, чтобы он не болтал ничего лишнего. Я кузнечными клещами вырву у него язык, я забью рот его камнями! Но, сделать это следует как можно скорее, и обязательно публично, перед всем народом, в назидание всем тем, кто засомневался в правоте Закона, кто по глупости своей пошёл за самозванным пророком, но ещё остались верны старому обету! Расправа с ним нужна не только для смирения, а и с целью предостережения правоверных от возможной ошибки.