Владимир Паутов - Шестой прокуратор Иудеи

Он уже собирался уходить, как я, римский наместник, вдруг подошёл к Нему и, положив свою руку на Его плечо, сказал тихо и скорбно:

– Прости меня, Иисус! Не хотел и не желал Тебе столь жуткой и мучительной смерти.

– Я знаю! – ответил Тот, улыбнувшись.

И после этих слов я, прокуратор, вдруг опустился перед нищим Оборванцем на одно колено, склонив свою голову вниз. Почему так произошло, что заставило меня совершить сей необычный поступок, отвечать не берусь. Да, и не подлежало объяснению то странное моё поведение. Я стоял, преклонив колено, и, не поднимая глаз, и вдруг почувствовал, но не увидел, как Он положил мне на голову Свою Руку и строго произнёс: «Прощаю тебя, Понтий Пилат, ибо нет на тебе крови моей! Встань!» Я поднялся, но уже не увидел перед собой Назорея, одетого в лохмотья, но совершенно другого Человека. Это был уже не тот нищий оборванец и бродяга, что в прошлую пятницу беседовал со мной в этом же самом зале, дабы в конце нашего разговора отказаться от предложения жить, выбрав смерть, жуткую и мучительную. Иисус здорово изменился. На Нём не было старых и грязных лохмотьев, но чистые белые одежды, сверкающие яркой своей белизной. Светлые волосы Его волнистыми прядями ниспадали на плечи, и только на кистях рук были видны страшные сквозные раны, нанесённые калёными железными гвоздями, забитыми тяжёлым молотком в дерево креста, на котором Он был распят. Назорей кивнул мне на прощание головой и двинулся к террасе, от ступенек которой начинался сад. Мне даже показалось, что ночь отступила на мгновение, и на улице стало светло словно днём, и птицы, вроде как, защебетали, запели и засуетились сильнее обычного. Он шёл прямо в направлении солнца, которому ещё было рано показываться из-за горизонта, но которое будто бы специально поднялось, освещая Его уход из моего дворца. Галилеянин прошёл сквозь невысокие перила балкона, словно их не было вовсе на Его пути, и растворился в лёгком тумане, поднимавшимся вверх к багровому от восхода небу.

После того как мой Гость ушёл, ночь вновь мгновенно окутала город, а солнце скрылось не медленно, как подобает дневному светилу, а словно упало за горы, как бы сорвавшись вдруг с небесной высоты. Ночь продолжалась.

– Игемон, игемон! – раздался чей-то голос позади меня. Одного прикосновения до моего плеча было достаточно, чтобы я, вздрогнув от неожиданности, тут же проснулся. Это был помощник. Он стоял за моей спиной и старался разбудить меня. По-видимому я заснул прямо в кресле, так как действительно сегодня был очень тяжёлый день, и неудивительно, что усталость сморила меня. Я открыл глаза, но прийти в себя, как это иногда бывает после пробуждения, сразу не удалось, ибо перед глазами всё ещё стоял уходивший прямо по воздуху мой необычный гость…

«Да, конечно, то был сон, ибо в настоящей жизни так не бывает. К тому же не могло случиться и того, чтобы я, римский прокуратор, встал бы перед каким-то нищим проповедником на колени, да ещё просил у него прощение», – энергично вспоминал я видение, посетившее меня во время короткого сна.

– Игемон? – снова осторожно дотронулся до моего плеча центурион, решив, что недостаточно настойчиво будил меня, ибо я никак не ответил на его первое прикосновение.

– Ну, что там, Савл? Как дела?

– Мы ещё несколько раз обыскали весь сад, заглянули в каждую щель и под каждый куст, люди вместе с собаками валятся от усталости, но тело Галилеянина не обнаружено! Продолжать ли нам поиски, прокуратор, или их можно прекратить?

Я встал из кресла, походил немного, разминая затёкшие ноги и делая вид, что принимаю решение, но на самом деле, в моей голове метались сомнения и размышления: был ли то, действительно, сон, или фантазия моего возбуждённого и уставшего за день сознания, или всё таки явь?

«Глупости! Это был сон! Я веду себя не как воин, а словно какая-то экзальтированная девица!» – молча отругал я самого себя, но, громко сказав вслух, – искать мы больше никого не будем, Савл! Всё ли готово для допроса? Мы выезжаем в крепость немедленно, сейчас же!

– Давно всё готово! – чуть настороженно ответил Савл, так как во дворе все уже заждались, когда же я выйду. Мне хотелось что-то сказать своему помощнику, дабы успокоить его, но я не успел даже начать говорить…

Мой взгляд случайно упал на сжатую в кулак ладонь моей правой руки. И я внезапно почувствовал, что мне вновь стало жарко, а мурашки волной пробежали по спине, и внутри всё похолодело. Дыхание вдруг перехватило, и в голове промелькнула догадка…

«Не может быть!?» – удивлённо и вместе с тем растерянно подумал я и со страхом разжал кулак. На моей ладони, поблескивая в лучах горевших факелов, лежали два маленьких железных крестика.

Окончательное прекращение поисков. Сомнения прокуратора. Встреча с заложниками. Непристойное поведение бывших учеников. Тайная поклонница Назорея. Любимое наказание. Страшная весть для первосвященника. Негодование главного жреца. Новое задание верному Малху. Дельный совет храмовника. Очередная встреча подельников. Повторная сделка с Искариотом. Дорогая любовь. Горе Марии из Меджделя. Заманчивое предложение жреца. Унижение и позор Каиафы. Попытка побега. Побитие камнями. Неожиданная помощь прокуратора. Последняя встреча с Искариотом. Награда за службу. Воспоминание о будущем.

По моему приказу поиски в саду и его окрестностях продолжались ещё в течение всего следующего дня. Для меня было вполне очевидно, что тело где-то спрятано именно там. «Но вот кем и для чего?» – на данный вопрос ответа у меня не было, пока не было.

Я не мог поверить, что этот поступок, требовавший отчаянной смелости и решительности, могли совершить трусливые галилеяне: рыбаки и крестьяне. Ученики, разбежавшиеся при первой же опасности от страха быть брошенными в тюрьму и даже не пришедшие в суд защитить своего друга и учителя, способны лишь только на пустые восхваления и славословия, дабы бездельничать, используя себе во благо чужое признание и популярность.

Они все были схвачены моими легионерами на пути из Иерусалима в Галилею. Других последователей казнённого проповедника поймали тем же вечером в городе. Со всеми заложниками, схваченными для того, чтобы с их помощью найти похищенное тело Назорея, никто не стал беседовать, а тем более устраивать им допрос. Их продержали пару дней в крепости, а затем отпустили. Правда, каждый из заложников, прежде чем оказаться на свободе получил по паре десятков ударов кнутом за прошлые проступки и с учётом будущих.

Я помиловал их не потому, что поверил в чудесное воскресение Иисуса из Назарета. Его явление ко мне во дворец и разговор с ним можно было истолковывать как необычный сон или наваждение, ставшее результатом моей накопившейся за день усталости, моих эмоций и переживаний. Ведь событий тогда действительно произошло весьма много. Конечно, поначалу то странное сновидение произвело на меня определённое впечатление, но и только, ибо уже к вечеру следующего дня, хорошо отдохнув и выспавшись, я просто забыл и о нём, как, впрочем, и о самом казнённом проповеднике.