Ярослав Голованов - Королев: факты и мифы

Королев закрыл папку, прижал ладонью к столу, спросил грустно:

– Успеем ли, Евгений Сергеевич?

– А разве это важно?... Другие успеют...

– Не согласен, – твердо сказал Королев. – Я сам должен успеть... Намеченные еще с Глушко огневые испытания продолжались до начала лета. Работу осложняла кислота – опыта обращения с агрессивными жидкостями не было, механики ходили с обожженными руками, в дырявых спецовках: постоянно что-то просачивалось, протекало, лопалось. Королев уже отметил, что на каком-то этапе стендовых отработок непременно наступает вот такая черная полоса неповиновения металла, и, как ни бейся, она будет длиться положенное богом время, а потом сама собой кончится, Щетинков говорил, что это мистицизм, а Палло был с ним согласен. Сейчас они как раз вошли в эту черную полосу.

13 мая взорвались баки на ракетной торпеде 212, по счастью никто не пострадал. Председателем комиссии по разбору причин аварии назначили Тихонравова, чему Королев был очень рад: Михаил Клавдиевич не будет искать в этом деле «вредительства». Разбирались целый день. Через неделю Королев составил программу новых испытаний ракеты. Теперь нужно было очень постараться, чтобы что-то взорвалось. Опрессовку новой системы водой проводил Палло. Вырвало штуцер: давление высокое – до сорока атмосфер. Королев торопил механиков, ему хотелось поскорее вернуться к ракетоплану. Когда все отремонтировали, дал команду залить основные компоненты. Палло показал: подтекает.

– Я предлагаю проводить испытания, – бодро сказал Королев.

– Я не буду, – хмуро отозвался Палло.

– Это почему?

– Потому что все надо переделывать... Иначе, когда выйдем на расчетное давление, может рвануть.

– А может и не рвануть, правильно? – Королев обернулся к стендовикам Волкову и Косятову, ища у них поддержки.

Саша Косятов молча вытирал ветошью руки. Волков отвернулся.

– Александр Васильевич, но вы-то что молчите?! – спросил Косятова Королев.

– Ненадежно все это, Сергей Павлович, – подумав, сказал Косятов.

– Я сам буду проводить испытания! – взорвался Королев. Все хмуро разошлись по местам.

– Поехали! – крикнул Королев.

Палло не отрываясь смотрел на дергающуюся стрелку манометра. Громкое шипение заглушало все звуки и голоса. Потом звук этот сразу сломался, стрелка упала влево, Палло оглянулся и увидел: Королев стоит, прижав руки к лицу, и между его пальцами льется кровь. В следующую секунду Королев выбежал во двор, выхватил носовой платок, прижал к окровавленному лицу и упал. Тут же вскочил. Палло держал его за плечи. Волков побежал звонить в «скорую». Косятов раздобыл бинты.

Вырвавшийся кусок трубы ударил Королева в висок. Как выяснилось потом, он пришелся по касательной, оставив трещину в черепе. Спасли Сергея Павловича буквально миллиметры.

Когда приехала «карета скорой помощи» (так на старинный манер называли эти автомобили с красными крестами на боку), Королев попросил:

– Свезите в Боткинскую, у меня там жена работает. Знаменитая Боткинская больница для коренного москвича была тогда как бы и не в Москве, потому что настоящая Москва кончалась для него у Бpянcкoгo 60вокзала. А дальше – новый стадион «Динамо», ипподром, Боткинская больница, и еще дальше – Петровский замок, Ходынка – какая же это Москва?..

В двухместной палате травматологического отделения пролежал он недели две. Страшная синяя гематома почти закрывала один глаз. Рядом с ним лежал молодой парень, спортсмен, которому ампутировали ногу. Он не хотел никого видеть и ни с кем разговаривать. Ксана приходила по нескольку раз на день. Приезжала мама.

Когда пришел Арвид Палло (он был единственным, кто навестил его в больнице), Сергей Павлович сказал:

– Ты был прав: надо переделывать...

Долечивался Сергей Павлович дома, на Конюшковской. Очень рвался на работу, а Ксане не хотелось его отпускать. В их доме почти каждую ночь кого-то арестовывали. Идешь утром на работу, а на двери висит свежая бирка с сургучной печатью. Подъезд, двор и вся улица были грязными, ветер таскал по мостовой какую-то бумагу, клубил пыль. И двор, и улицы теперь не убирали, потому что дворники ночью ходили как понятые, очень уставали от чужих слез и днем отсыпались. Ксении Максимилиановне казалось, что пока Сергей сидит дома, пока вот эта белая повязка на голове, никто его не тронет. Но сколько ни уговаривала себя, трезвый ум ее шептал свое: «Тронут, все равно тронут...» Наташку отвезла на дачу к бабушке Соне: если все-таки придут, девочка не должна этого видеть.

На работу Королев вышел только в 20-х числах июня. Новостей за время его отсутствия накопилось много. Приняты на вооружение в ВВС реактивные снаряды двух калибров. Гвай задумал работы по многозарядной реактивной установке. Иван Исидорович Гвай был крепким инженером и человеком очень энергичным, служил в армии, окончил в Ленинграде военную академию, а потом вместе с ГДЛ приехал в Москву. Это он сделал «Флейту» 62– установку для реактивных снарядов на истребителях И-15 и И-16. И бомбардировочная установка тоже его. И наземную он, конечно, до ума доведет, тем более что теперь в его распоряжении целый взвод толковых инженеров.

И еще одна новость, конечно, с этой связанная: 1 июня, когда Королев лежал в больнице, Слонимер издал приказ остановить работы по ракетоплану...

Прочитав приказ, Королев долго молчал, думал. Если теперь, после отличного отзыва из Военно-воздушной академии издается такой приказ, значит, наступает время настоящей войны, войны не на жизнь, а на смерть. Кто может помочь? Циолковского нет. Эйдемана нет. Алксниса нет. Тухачевского нет. Все его союзники теперь – Евгений Сергеевич, Арвид Палло, Борис Раушенбах, Саша Косятов на стенде. Не густо. Но победить необходимо, иначе вообще непонятно, зачем жить. Надо писать Сталину. Сталин поймет, как все это важно...

В воскресенье 26 июня были выборы в Верховный Совет России. У избирательных участков толпился народ, молодежь танцевала, люди смеялись, и невольно хотелось верить, что все обойдется, что все невзгоды пройдут, начнется, наконец, нормальная жизнь...

На следующий день по дороге на работу Королев развернул «Правду». Почти весь номер был посвящен выборам. Цитировалась записка, брошенная в урну:

«Пусть долго живет товарищ Сталин! За дело Ленина-Сталина мы готовы на все! Так думает весь народ».

»... Мы готовы на все...»

Вечером, возвращаясь из РНИИ, Королев увидел у подъезда своего дома двух «топтунов». Жарко, но «топтуны» были в темных душных костюмах – сама погода усиливала их ненависть к миру. Ксана просила купить хлеба, но, кроме французской булки, он купил ей сегодня новую патефонную пластинку. У них был патефон! В те годы обладателей патефонов было несравненно меньше, чем сегодня людей, у которых есть телевизор. Они с Ксаной подкупали разные пластинки, танцевальные – «Рио-Риту», «Брызги шампанского». А сегодня он купил «Русские песни».