Ярослав Голованов - Королев: факты и мифы

На листке в клеточку аккуратно переписана главка «Я мертв» из книги американского летчика Джимми Коллинза «Летчик-испытатель»:

«Скосит нас беспощадная смерть. Все уйдем туда, откуда нет возврата. Но огонь еще тлеет и друзья сидят вокруг чаши. Прославим богов, щедро наполняющих вином кубки, сердце весельем и душу сладкой пищей».

На том же листке:

И еще одно стихотворение:

На отдельном листке переписано стихотворение в прозе «Как хороши, как свежи были розы...»

Очевидцы рассказывают, что в комнате Королева жили Иванов, Геллер, Крутков и Шекунов. А, оказывается, там жили еще и Тургенев, и Тютчев, и Гейне, и Олдингтон...

День от дня становилось холоднее и голоднее. Первая военная зима в Омске была яркая, солнечная, синее чистое небо, громко скрипит снег на деревянных тротуарах, румянит крепкий мороз – замечательная зима, если ты можешь сытно поесть. Зеки получали восемьсот граммов хлеба, двадцать граммов масла, крохотную пайку сахара. Совсем плохо было с куревом. После табачного разгула в ЦКБ это особенно чувствовалось. Вольняшки иногда отсыпали им немного махорки, которую выменивали у наезжавших на рынок казахов: за бархат и блестящий шелк казахи отдавали что хочешь. Никто из вольняшек врагами зеков не считал. Кстати, по нескольким деталям, случайно оброненным фразам Королев понял, что Кутепов, Балашов, Крапивин, который командовал зеками-строителями, тоже не считали их «врагами». Точнее сказать – именно «считали», поскольку так полагалось, но при этом знали, что никакие они не враги. Пожалуй, только самые тупые, зачуханные вертухаи думали иначе.

В отличие от ЦКБ, правила которого всячески препятствовали общению зеков с вольняшками, здесь этого не было. Да и быть не могло, потому что трудились они рядом, в буквальном смысле плечо к плечу и не будь подле зеков «свечек», отличить их от вольняшек было бы невозможно. Однажды какой-то парень сказал Королеву:

– Ты так вкалываешь, я думал, ты вольный...

Перед Новым годом вольняшки притащили для зеков несколько бутылок самодельного вина, домашних ватрушек, пирожков – они не то что вкус – запах всего этого уже забыли. А Тимофею Геллеру знакомая девушка даже галстук подарила.

Девушки, девушки, одна отрада в жизни... Мужчин в городе не было, жизнь у девушек была тоскливая. А зекам даже не любви хотелось, на любовь уже сил не оставалось, а хотелось тепла, чтобы кто-то к тебе прижался, обнял, погладил, жарко зашептал в ухо забытые слова, чтобы кто-то тебя просто ПОЖАЛЕЛ, – даже самому сильному человеку трудно без этого жить. И настоящая любовь была, и интрижки, и просто молодое жеребячество – недаром же красавцу Серафиму Купленскому дали прозвище «Совокупленский».

Свиданиям с девушками мешало постоянное внимание к твоей персоне вертухая, особенно если вертухай, как у Королева, был персональный. Однако известно, что неразрешимых проблем нет. Способ борьбы с недремлющим вертухайским оком предложил Саша Алимов по прозвищу «Слон». (Прозвище это он получил от Туполева еще в Болшеве, когда ухитрился наступить на его очки, оно сохранилось за ним на всю жизнь. И в 60-х и в начале 70-х годов Туполев писал ему: «Дорогой Слон...») В гидравлическую систему бомбардировщика заливалась смесь спирта с глицерином. Достать чистый спирт было довольно сложно, а смесь, получившая название «Ликер Ту-2», была доступнее. Непривычному человеку сладкая эта гадость сокрушала желудок, но при регулярном потреблении понос утихал, наступала благостная адаптация. Вертухаи быстро пристрастились к «ликеру» и за четвертинку готовы были оставить своего подопечного на некоторое время без надзора. Все омские зеки, с которыми довелось говорить, в один голос подтверждают: Королева девушки любили. И он их тоже.

Сталин был недоволен Туполевым: все требования Верховного Главнокомандующего обеспечить серийное производство Ту-2 не выполнялись. «Великий вождь» неукоснительно следовал мудрому правилу Наполеона Бонапарта: если есть хотя бы малая вероятность того, что твой приказ может быть не выполнен, отдавать этот приказ не следует. Поняв, что Омск не может давать самолет в день, Сталин перестал задавать вопросы о Ту-2. Это тоже было страшно. Каждый день Кутепов и его подручные просыпались с леденящей мыслью, что сегодня Сталин вспомнит о них и начнется нечто ужасное. Если бы просто разнос, даже тюрьма за невыполнение приказа, но ведь могли взять круче: саботаж в военное время, а значит точно – к стенке.

Рядовые завода № 166, в отличие от «руководства», спали спокойно и о карах не думали. Люди работали изо всех сил и создали завод на пустом месте. На всю жизнь запомнил Сергей Павлович день, когда собрали они первый «носок» бомбардировщика, и втроем: два вольных – Лев Италийский, Венедикт Помаржанский и зек Сергей Королев – несли его примеривать к фюзеляжу. Оказалось, что «носок» не стыкуется и тогда в один день он, Королев, сделал так, что стал стыковаться.

15 февраля 1942 года на Юго-Западном фронте отбили три деревни, на Калининском устроили засаду и перестреляли двести немецких лыжников, под Москвой сбили три фашистских самолета, но, наверное, самая важная победа в день 15 февраля была одержана в тылу, в далеком Омске, когда полетел первый серийный бомбардировщик Ту-2.

Как и в ЦКБ, Королев ведет в Омске никому не известную, потаенную творческую жизнь: что-то чертит, рисует, считает, пишет; как и в Москве, никому своих записей не показывает. Когда Эсфирь Рачевская спросила Шекунова, почему Королев всегда такой угрюмо сосредоточенный, Евграф Порфирьевич честно признался:

– Не могу понять! Черт его знает, он чокнутый какой-то. Видите ли в чем дело, он постоянно о чем-то думает, но о чем – никто не знает...

Королев думал о ракетах. Когда его покинули единомышленники – Коренев и Термен, – он продолжал работать в одиночку. Никто в ракеты не верил. Он попробовал однажды показать свои выкладки Италийскому. Тот посмотрел и сказал:

– Сосчитано все верно. Но зачем это?

– Нам надо слетать на Луну обязательно! – в каком-то запале выдохнул Королев.

В цехе было ужасно холодно, градусов восемь, котельная не справлялась. Италинский дышал в ладони, грел руки, не расслышал, спросил рассеянно: