Ярослав Голованов - Королев: факты и мифы

Как раз в это время Сталин приступает к осуществлению своей последней, по счастью, незавершенной репрессивной акции. Говорить о троцкистах или зиновьевцах теперь, после войны, вроде бы смешно, и новым жупелом становится мировой сионизм. По всей стране покатилась мутная волна антисемитизма.

Устинов никогда особенно не интересовался национальностью своих подчиненных. Главное, – как человек работает. Среди вооруженцев было немало евреев – крепких специалистов, с которыми Устинов проработал всю войну и которым он всегда доверял. Но теперь даже ему не удалось уберечь своего любимца – Льва Робертовича Гонора, Героя Социалистического Труда, настоящего генерала тыла. Гонор был снят с поста начальника НИИ-88 и арестован. Правда, вскоре его освободили. Верный сталинец, Устинов обвинял во всем Берия, который стремился погубить кадры, с таким трудом выпестованные Дмитрием Федоровичем, и как мог защищал своих людей. Однажды среди ночи он позвонил Рязанскому:

– Михаил Сергеевич, разбудил?

Рязанский не сразу сообразил, кто с ним говорит.

– Выйди через полчасика, – надо пройтись, – продолжал Устинов.

Вот тут Михаил Сергеевич сразу проснулся: если министр зовет тебя погулять среди ночи, значит что-то серьезное. Быстро оделся, вышел на улицу. Вскоре подъехала машина Устинова. Улица была пустынна. Прошли метров сто.

– Ни о чем не спрашивай. Завтра отправишь Евгения в командировку. Не тяни, оформи все быстро, и с утра пусть уезжает.

Евгений Яковлевич Богуславский был заместителем Рязанского, в командировки ездил часто, но все командировочные дела решали они всегда сами, без вмешательства министра.

– Куда ему ехать? Зачем? – оторопело спросил Рязанский.

– Миша! Куда угодно!

Только теперь Михаил Сергеевич все понял...

Такая же угроза, как над Богуславским у Рязанского, нависла над Чертоком у Королева. Борис Евсеевич стал уже крупным специалистом по системам управления, и Устинов не хотел отдавать его Берия на растерзание, не говоря уже о чисто человеческих симпатиях. Черток на посту начальника отдела просто резал глаза. Его нужно было задвинуть, упрятать в тень и попросить не высовываться некоторое время: Устинов знал, что эта кампания, как всякая подобная кампания, имеет строго отмеченные временем границы. Волна накатывала, а потом спадала. Вот этот накат и надо теперь переждать. Он решил прикрыть Чертока Янгелем. Правда, у Янгеля тоже была какая-то «подозрительная» фамилия. Невозможно ведь всем объяснить, что происходит она от «янга» – ковша, черпака, в котором казаки варили в походе похлебку: предки Михаила Кузьмича были с Черниговщины. Новое назначение помогало Чертоку переждать смутное время в тени нового начальника, Устинову – сохранить очень нужного ему специалиста, а Янгелю – приобрести знания в новой для него области, что никогда не мешает, как и выяснилось через несколько лет, когда Янгель стал Главным конструктором.

Но, конечно, поначалу он чувствовал себя не в своей тарелке.

– Мне, сама понимаешь, не легко, – говорил он жене, – я сложившийся самолетчик...

Янгелю, по природе своей – лидеру, ужиться с Королевым – человеком очень нелегкого характера, было трудно. Их «отношения складывались не очень гладко... Похожи у них характеры, упрямства хватит у обоих. Коса и камень», – свидетельствует Владимир Губарев в своей книжке о Янгеле 146. Ирина Викторовна Стражева, ставшая женой Михаила Кузьмича, напротив, считает, что характеры Янгеля и Королева совершенно разные. Но итог – тот же. «Могу сказать, – пишет она 147, – что близкими друзьями они никогда не были. Много было у них и во время недолгой совместной работы, и после, когда каждый шел своим путем, принципиальных и жарких споров, острых дискуссий...

– Королев горяч, но отходчив, – говорил Янгель».

– Они стоили друг друга, и сравнивать эти два самобытных характера невозможно, – считает биограф Янгеля Владимир Петрович Платонов.

Янгель начал с того, что собрал весь отдел управления и устроил собрание, которое длилось три дня.

– Давайте вынесем сор из избы, чтобы стало чисто, – сказал он. – Высказывайте все свои претензии и выдвигайте конкретные предложения, как нужно дело поправить там, где его нужно поправить...

Люди выговорились, обстановка разрядилась, дела пошли лучше. Королев, конечно, внимательно за всем этим наблюдал, сразу угадав в Янгеле талант организатора. Через год Михаил Кузьмич становится заместителем Сергея Павловича. Еще через год, в мае 1952 года, утвержденный начальником вместо Гонора, Константин Николаевич Руднев ушел на повышение – заместителем Устинова по ракетным делам, и Янгель назначается начальником НИИ-88, т.е. начальником Королева.

Вот это пережить Королеву было трудно! Да и то сказать, ракетный стаж Королева, если считать с ГИРД, – уже двадцать лет, а в начальники ему назначают человека не только более молодого, но и заведомо менее опытного, который только два года назад узнал с какого конца ракету поджигать надо. Наверное, это понимал и Устинов, но изменить систему, в которой деловые качества, опыт, знания и творческие способности всегда отступали, пропуская вперед социальное положение, партийность, национальность и другие, не имеющие к прогрессу решительно никакого отношения, обстоятельства, он не мог. Да вряд ли и хотел ее менять, поскольку сам был вскормлен и взращен ею. Королев – бывший зек, беспартийный. Как он может быть директором?! Янгель – талантливый организатор, член партии, не говоря уже о том, что он – парень из глухого сибирского села!

Обиженный Королев решил сразу показать свой норов. На первое большое совещание, на которое Янгель пригласил Глушко, Пилюгина, Рязанского, Кузнецова и других смежников, Королев не явился, придумав (или организовав) вызов в министерство. Оглядев присутствующих, Михаил Кузьмич сказал:

– Королева нет? Жаль. Кто от Королева? Мишин? Ну и отлично! Давайте начинать...

Королев появился к концу совещания, извинился, что не мог присутствовать, поскольку...

– Ничего страшного, – весело перебил его Янгель, – мы тут без вас уже все вопросы решили...

Это был хороший урок для Королева, который понял, что хочешь не хочешь, а считаться с новым назначением Янгеля ему придется, иначе он рискует вообще остаться не у дел, а более страшной перспективы для Королева не существовало.

И еще один урок преподал Янгель Сергею Павловичу. Именно с появлением в ОКБ Янгеля Королев остро почувствовал свою партийную изоляцию. Янгель очень часто обращался в партком, выносил вопросы на собрания коммунистов, решения которых шли куда-то наверх и возвращались уже затвердевшими от резолюций, превращаясь из пустой институтской писульки в Документ. Беспартийный Королев, используя известные и им самим изобретенные рычаги власти, к рычагам партийным никогда не прибегал и прибегать не мог. И теперь он убеждался, что его положение вне партии – ущербно, оно мешает делу, тормозит его. Он решает вступить в ВКП(б). Относится к этому очень серьезно, неторопливо, подбирает и внимательно читает политическую литературу, даже возит ее с собой в командировки. Еще летом 1950 года Королев оканчивает вечерний университет марксизма-ленинизма. Что уж там ему рассказывали о нарастании классовой борьбы, что он по этому поводу отвечал, – не знаю, но университет он оканчивает, да еще и с отличием! Активную помощь в подготовке ответов на всевозможные каверзные вопросы, которые ему могут задать на выборном собрании, оказывала ему Белла Эммануиловна Апарцева, заведующая парткабинетом НИИ-88. Несколько вечеров просидели они, чеканя формулировки. Мудрая пропагандистка никак не могла растолковать Сергею Павловичу, что просто знать – мало, надо знания свои облечь в единственно допустимые канонические формы, забвение которых карается строже невежества.