Ярослав Голованов - Королев: факты и мифы

Шел август 1959 года. До полета человека в космос оставалось двадцать месяцев.

Давно вынашивал Королев идею собрать под своим крылом «стариков» – тех, кого он знал еще до Колымы, знал, как они умеют работать и как доверяют ему. Так он забрал к себе гирдовца Леонида Корнеева, с которым отнюдь не дружил в РНИИ, старых знакомых еще по коктебельским слетам планеристов: Сергея Анохина, Павла Цыбина, а еще раньше – Тихонравова вместе с его «ребятами». Уговорил Келдыша отдать ему Раушенбаха. У Королева работал Арвид Палло, с которым перед самым арестом делали они ракетоплан. Были люди, которых он узнал в Омске и Казани, ну и, конечно, немало тех, с кем свела его Германия. «Старики» были гвардией Королева. С ними хоть и разговаривал Главный по-дружески, но требовал с них втрое против нормы.

Поэтому так обрадовался Сергей Павлович, когда в мае 1958 года пришел к нему Петр Васильевич Флеров. Петя Флеров – едва ли не самый старый из «стариков»: ведь с МВТУ они вместе, планеры, Коктебель, шарага на улице Радио – есть, что вспомнить! Обнялись, расцеловались.

– Ну, как жизнь? Почему ни разу в гости не позвал? – спросил Королев.

– Не могу, – без улыбки ответил Петр. – Я себя знаю. Обязательно начну хвалиться: «У меня в гостях был Главный конструктор космоса!»

Королев улыбнулся. Ничего не мог с собой поделать: иногда ему было до чертиков приятно, когда слышал вот такую, незатейливую лесть. Но он успокаивал себя тем, что понимает: это лесть.

Флеров пришел с идеей крылатого спутника. Идею Королев отверг: Феоктистов уже доказал ему, что крылатый спутник, планирующий с орбиты на крыльях, – это многие годы трудов.

– Тут нужно авиационное КБ с большой культурой работы. А у нас контрить не умеют... 201

Отвергнув идею Флерова, Королев, однако, Петра от себя не отпустил: определил его в группу Феоктистова, обещал назначить персональный оклад, но не назначил, – смущаясь, объяснил потом: «Ну ты пойми, скажут, что я толкаю своих...»

Флерову быстро нашлось дело. К зиме 1959 года опытное производство уже выпустило несколько спускаемых аппаратов, и Королев решил провести испытания «шарика на тряпках» – посмотреть, как сработает система приземления корабля-спутника. Эту работу он поручает группе Феоктистова, а персонально – своим «старым гвардейцам»: Арвиду Палло и Петру Флерову. Перед этим Сергей Павлович совершает еще одно путешествие в прошлое – встречается с авиаконструктором Олегом Константиновичем Антоновым, с которым он познакомился на горе Узун-Сырт летом 1929 года. Они смотрели друг на друга, узнавая и не узнавая, и оба не могли поверить, что прошло тридцать лет, – ведь так недавно все это было: выжженный солнцем склон горы и Олег – совсем мальчик, который кричал ему что-то с земли, а он не понимал, не видел, что на хвосте его планера болтается штопор...

С Антоновым они договорились о выделении военного – «пузатого» – варианта Ан-12 для испытаний спускаемого аппарата. Антонов сам сделал все расчеты и дал добро на сброс «шарика» с высоты 10 тысяч метров. Однако, когда «шарик» был доставлен на маленький военный аэродром Сарышаган у озера Балхаш, оказалось, что все не так просто. Ан-12 лететь на такой высоте было трудно, а тут еще в момент сброса «шарика» менялась центровка, самолет клевал носом и становился плохо управляемым. Поэтому первый сброс решили сделать с высоты 8 километров. Его засекали кинотеодолитами с земли и снимали кинокамерами с двух самолетов сопровождения. Уже на земле вовремя не отцепился парашют, а так все прошло удачно. Второй сброс сделали с 10 500 метров. Не открылся люк, и поэтому не сработала катапульта кресла. Звонили в Подлипки.

– У нас вчера тоже не открылся, – сказал Феоктистов. – Увеличиваем число пружин, меняем затяжку, пришлю вам изменения...

Третий сброс прошел благополучно. Стояли тридцатиградусные морозы. Все очень мерзли. Флеров, набравшись храбрости, позвонил Королеву и, доложив об испытаниях, попросил прислать спирта. Королев долго сопел в трубку, потом буркнул: «Хорошо, жди...» Через день в кромешной пурге сел самолет с бидоном. На четвертый пуск прилетел сам Феоктистов. Когда увидели, что Константин Петрович в коротких бумажных носочках, и узнали, что он, пардон, в трусиках, взять его на борт отказались, пока он не облачился в высокие меховые штаны, прозванные испытателями «инкубаторами». Четвертый сброс тоже прошел отлично. На радостях почали бидон. На пятом сбросе решили посадить в «шарик» собак. Все сработало хорошо, но «шарик» куда-то закатился в неоглядной степи, и его долго не могли найти. Когда нашли, бедные собачки выглядели измученными, но были целы.

Только 10 апреля 1960 года экспедиция испытателей улетела с Балхаша. Выслушав доклад по итогам пяти сбросов, Королев остался доволен. Эти итоги были ему очень нужны: через месяц он планировал начать испытательные полеты беспилотных кораблей-спутников в космосе.

Требования, предъявляемые к кандидатам в космонавты, определялись в первую очередь возможностями ракетной техники. Американцы в 1957 году начали отбирать кандидатов для полета в космическом корабле «Меркурий». Тяга ракеты-носителя «Атлас-Д» лимитировала вес корабля двумя тоннами. На автоматизацию и дублированные системы резервов по весу не было. Иными словами, американскому астронавту требовалось больше работать, чем советскому космонавту, поскольку вес «Востока» более чем в два раза превышал вес «Меркурия», что позволяло аппаратуре разгрузить человека, освободить его от выполнения многих операций во время полета. Американский отбор кандидатов был более жестким, чем советский. Больше работы, значит, должно быть больше опыта. Опыт дают годы, и возрастной потолок американцев был отодвинут до сорока лет. Астронавтом мог стать лишь квалифицированный летчик-испытатель со степенью бакалавра наук и с налетом не менее 1500 часов. Для сравнения скажу, что к моменту поступления в отряд космонавтов налет Гагарина составлял около 230 часов, Титова – 240, Леонова – 250. Космонавты из последующих наборов: Шаталов, Береговой, Филипченко, Демин и другие, которым предстояло проводить в космосе работу несравненно более сложную, были и старше, и опытнее. Из 508 американских кандидатов к апрелю 1954 года, как уже говорилось, было отобрано 7 человек. Надо отметить и такую деталь, характеризующую то нетерпение, с которым американцы стремились взять реванш за «Красную Луну» – так называли в США наш первый спутник. Набор астронавтов в США начался до того, как был создан космический корабль и отработан его носитель. Между тем, когда наши медики просматривали медицинские книжки в истребительных авиаполках, в цехах опытного производства Королева уже стояли первые сферические оболочки будущих «Востоков», а носитель эксплуатировался более трех с половиной лет. После полета Гагарина в США, наверное, от досады нас упрекнут в излишней и неоправданной торопливости, чуть ли не в техническом авантюризме. Да, мы торопились. Но торопились не только мы.