Ярослав Голованов - Королев: факты и мифы

Гагарин в своих обновленных мемуарах, вспоминая полет Леонова, непонятно зачем начинает фантазировать: «Он снимал кинокамерой и сам корабль, и далекую Землю, и звезды, рассыпанные над головой и под ногами». Естественно спросить: так где же эти кинокадры? Все дело в том, что кинокамера, закрепленная на специальном кронштейне, снимала самого Леонова, а он ничего не снимал. В кинокадрах видно, как Алексей как бы ощупывает свое бедро. Там находился затвор не кино-, а фотокамеры, укрепленной на груди космонавта, которая должна была сфотографировать снаружи космический корабль. Сделать это ему не удалось, кадров таких нет.

Леонов пробыл в открытом космосе 12 минут 9 секунд. Это вроде бы мало, но это очень много! Это – целая жизнь, если мерить по отданным силам, по воле, по переживаниям и впечатлениям. Леонов выдержал эмоциональный стресс колоссальной силы. Сколько ни изучай небесную механику и баллистику, а реальный полет – это совсем другое. Может быть, он умом и воспринимал себя как некое материальное тело, летящее с первой космической скоростью, но по-человечески он сам шагнул в бездну и летел в этой бездне. Не случайно частота пульса космонавта поднялась до 143 ударов, частота дыхания увеличилась почти вдвое, температура тела за 20 минут повысилась на 1,8 градуса, т.е. перевалила за 38, – дома при такой температуре мы сразу ложимся в постель. За сутки полета Леонов потерял шесть килограммов, пот залил скафандр до колен. Вот что такое «в цифрах» эти 12 минут жизни Алексея Леонова.

А в это время всегда спокойный, невозмутимый Беляев кричал на весь мир ликующим голосом:

– Человек вышел в космическое пространство! Человек вышел в космическое пространство!..

Возвращение в корабль тоже не было легким делом. Не сразу удалось отцепить от кронштейна киноаппарат и отправить его в шлюз. Да и самому втиснуться в шлюз оказалось не так просто. Вновь и вновь старался Алексей вплыть туда ногами вперед, как предписывала полетная инструкция, стравливал давление в скафандре, но ничего не получалось. Леонов поразмыслил и вошел в шлюз головой вперед...

– Привет, командир! – сказал Алексей, вплывая в корабль, когда все операции по шлюзованию были уже позади.

– Молодец! – отозвался Беляев...

На Земле все немного успокоились: главное – позади. Можно было перекурить, перекусить, поспать. Можно было просто лечь и закрыть глаза. После возвращения Алексея в корабль Королев отослал Нине Ивановне жизнерадостную записку:

«Летит наш „Восход-2“, и позади главный этап уже пройденный. Будем надеяться, что завтра мы успешно завершим полет...»

Но надежды Сергея Павловича не оправдались...

Выполнив главную часть своего полетного задания, космонавты, казалось бы, могли теперь расслабиться, но Леонов словно принес с собой из космоса целый ворох новых проблем, очень неприятных, если не сказать угрожающих. Неполная герметичность выходного люка привела к тому, что автоматика, стремясь исправить положение, перенасыщала атмосферу корабля кислородом. Это было очень опасно. Малейшая искра в электропроводке могла привести к мгновенному пожару, а может быть, и взрыву. Трагическая тень Валентина Бондаренко, сгоревшего в сурдобарокамере, витала над «Восходом-2». Оба космонавта приложили максимум сил, чтобы снизить содержание кислорода, что им удалось наконец сделать незадолго до запланированного времени посадки. Итак, теперь предстояла последняя серьезная операция – спуск с орбиты...

В небольшой комнатке на втором этаже монтажно-испытательного корпуса сидели четыре человека: Королев, Келдыш, Тюлин и Гагарин на связи с кораблем. Ждали последних известий от «Алмазов» – такой позывной был у Беляева и Леонова. В соседней, несколько более просторной и гораздо более прокуренной комнате сидели другие члены Государственной комиссии, развернувшись к маленьким сереньким динамикам «громкой» связи Земля-борт. Сообщение ждали, но прозвучало оно неожиданно. Очень спокойно Беляев сказал:

– Я – «Алмаз-1». ТДУ в автомате не сработала.

В переводе на язык человеческий это означало, что датчики ориентации не нашли то, что им положено было найти: Землю и Солнце, не сориентировали корабль в пространстве так, как ему полагается быть сориентированным перед посадкой, а потому автоматический сигнал на включение тормозной двигательной установки не прошел и ТДУ не включилась. «Восход-2» не мог сойти с орбиты.

– Не найду слов, чтобы передать наше состояние, – вспоминал много лет спустя Георгий Александрович Тюлин. – Что значит ТДУ, понимал каждый. Возможные последствия – тоже. Времени на принятие решения было очень мало. Считаные минуты!..

Напряжение было столь велико, что несколько человек, принимавших непосредственное участие в блиц-совещании, которое устроил Королев, не могли вспомнить потом, кто и что предлагал, и предлагал ли. Не могли точно сказать, сколько длилось это обсуждение. Тюлин вспоминал: около трех минут. Гагарин говорил, что меньше минуты. Келдыш вообще не запомнил никакого обсуждения. Просто Королев предложил перейти на систему ручной ориентации, и все сразу согласились. Но все запомнили, что решение было передано на борт корабля Гагариным:

– «Алмазы», – «Заря». Осуществить ориентацию и посадку вручную...

Баллистики быстро подсчитали, что «Восход-2» можно посадить на следующем – 18-м витке, а если не получится – на 22-м и 23-м. Королев успел сообщить об этом экипажу. Решено было садиться на 18-м витке. В этом случае точка посадки сильно сдвигалась на север.

Беляев спокойно, «как учили», с помощью «Взора» начал ручную ориентацию. Сидя в кресле, бега Земли он не видел. Леонов «всплыл» над своим креслом, поглядывал в иллюминатор и заодно придерживал Беляева, чтобы ему легче было работать. Наконец все закончено. Палец упирается в кнопку включения тормозного двигателя, и в тот же миг невесомость исчезает: ТДУ начала работать.

Надо сказать, что в это время Леонов еще не занял места в кресле. О том, что в результате этого могло произойти, он рассказал в юбилейной телепередаче 25 лет спустя. Ведь режим спуска рассчитан для строго зафиксированного положения центра масс корабля. Если Леонов не сидел в кресле, центр масс оказывался смещенным и работающая ТДУ могла создать опаснейшую закрутку – одному богу известно, как мог бы в этом случае полететь корабль. К счастью, этого не случилось, но и на этом злоключения «Восхода-2» не кончились. Не отстрелился в положенное время приборный отсек. Королев давно предусмотрел возможность такого отказа. Стальные ленты, соединяющие спускаемый аппарат с приборным отсеком, все равно должны были сгореть при входе в плотные слои атмосферы, но до того, как это происходило, корабль срывался в нерасчетный режим баллистического спуска, перегрузки возрастали до десяти единиц – а это много, это очень много, и очень трудно человеку становится жить, когда тело его весит 700 килограммов.