Ярослав Голованов - Королев: факты и мифы

Взять под свое крыло московскую ГИРД сложнее: ему не хотелось обострять отношения с Робертом Эйдеманом – совсем недавно, в марте 1932 года, его назначили председателем Осоавиахима, детищем которого была ГИРД. Вместо того чтобы помочь своему коллеге по Реввоенсовету, он, получается, посягает на его хозяйство. Впрочем, Роберт Петрович умен и поймет, что ракетчики военным нужнее, а ему и без ракетчиков дел хватит.

Поставив перед собой какую-нибудь задачу, Тухачевский мог на время отвлечься, но никогда не забывал задуманного: ГИРД постоянно в поле его зрения. 1 февраля 1932 года Королев докладывает о работе ГИРД в Управлении ВВС РККА, а через месяц в рабочем дневнике Цандера появляется короткая строчка:

«Поездка на засед. у т. Тухачевского...» Речь идет о большом совещании 3 марта в РВС, на которое Михаил Николаевич вызвал всех начальников своих технических управлений: артиллеристов, авиаторов, химиков и представителей Осоавиахима. Были на заседании и ленинградцы: в том же дневнике Цандера следующая строчка: «4.III.32... Ознакомление тов. Глушко из газодин. лаборатории в Ленинграде с нашими работами». Доклад делал Королев, и доклад Тухачевскому понравился. Тут же принимается решение о необходимости создания Реактивного научно-исследовательского института. Вернувшись домой, ленинградцы составляют и присылают Тухачевскому докладную записку ЛенГИРД, подписанную ее председателем В.В. Разумовым, начальником ГДЛ Б.С. Петропавловским, профессором Н.А. Рыниным, профессором физики М.В. Мачинским, известным пропагандистом науки Я.И. Перельманом и другими энтузиастами. Через неделю на стол Тухачевского ложится пакет из ГДЛ: проект положения о ГНИИ – Газодинамическом научно-исследовательском институте.

Тухачевский многое может, но создать новый институт своей властью он все-таки не в состоянии. Теперь ему предстояло убедить в нужности такого института людей, которые очень не любили, когда их в чем-то начинали убеждать. 26 апреля, собрав все ходатайства и проекты, Тухачевский идет к Ворошилову. Ворошилов не против. Но и не за! Он говорит дежурные фразы об экономии народных денег. Выкладки Тухачевского о перспективах ракетной техники не производят на него никакого впечатления, потому что толком в этих выкладках он ничего не понял. Да и понимать было необязательно. Куда важнее было узнать мнение на сей счет Сталина и Молотова, а тогда уже и решать. Кстати, в Совнаркоме есть Комиссия обороны во главе с Молотовым, которая может (и даже обязана!) такой вопрос рассмотреть и в законодательном порядке внести свое предложение на утверждение Совета Труда и Обороны, председателем которого был тот же Молотов. Такой ход делу и предложил Климент Ефремович, еще раз доказав, что если он не очень силен в ракетной технике, то по части «дворцовой дипломатии» является крупным специалистом.

16 мая Тухачевский представил Молотову подробный доклад «Об организации Реактивного института» с перечислением всех вопросов, которыми институт должен заниматься, и ориентировочной сметой на пять миллионов рублей. Доклад Тухачевского – еще один пример его замечательной прозорливости и ума. Заглядывая на многие годы вперед, он пишет, что ракетный принцип в артиллерии позволит забрасывать снаряд любой мощности на любое расстояние (осуществлено И.В. Курчатовым и С.П. Королевым через 25 лет), а в авиации «повлечет за собой резкое увеличение скорости полета и поднятие потолка самолетов в стратосферу и в конечном итоге разрешит задачу полетов в стратосферу». (Осуществлено А.И. Микояном, М.И. Гуревичем и А.С. Яковлевым через 14 лет.) Останавливаясь на работах ГДЛ и ГИРД, Тухачевский убежденно доказывает, что «результаты работы этих организаций уже на сегодняшний день дают все основания делать выводы о серьезных практических перспективах по применению реактивного двигателя в военном деле. Однако ни средства, ни возможности, ни методы работы ГДЛ и ГИРД не обеспечивают в их настоящем виде скорейшего и полного разрешения реактивной проблемы в части ее практического приложения к военной технике. На основе имеющихся достижений необходима скорейшая организация широкой научной и экспериментальной базы для продолжения этих важнейших работ в форме Реактивного института или другого какого-либо научно-исследовательского учреждения». Тухачевский даже предлагает «отнести строительство Реактивного института к числу ударных строек».

Несмотря на нетерпеливый нерв, который бьется в каждой строке доклада Тухачевского, Молотов не торопится с решением вопроса. Ему действительно не ясно, нужен ли такой институт, насколько все это серьезно, а если серьезно – обязательно ли докладывать об этом Сталину? Неделя проходит за неделей, а решения нет. Во всей предыстории РНИИ постоянно наталкиваешься на некомпетентность. Люди, которые должны принять решение, в самой проблеме не разбираются и, что самое печальное, – не стремятся в ней разобраться. Вместо этого срабатывает бюрократический прием, старый как мир: своей властью надо переложить решение задачи на плечи других. Ворошилов перевалил на Молотова, Молотов, выждав несколько недель, решает, что можно перевалить еще на одну комиссию и поручить ей рассмотреть доклад Тухачевского. Не без удивления увидел Михаил Николаевич в списках членов этой комиссии, так называемой Комиссии № 1103, свою фамилию. Теперь ему надо самому рассматривать собственное предложение. Прошло еще две недели. 5 июля председатель Комиссии № 1103 заместитель Ворошилова Иван Алексеевич Акулов представил, наконец, Молотову проект постановления об организации института. Прошло еще три недели прежде чем это постановление было возвращено на доработку: требовалось решить вопрос о строительстве, уточнить его сроки и размеры ассигнований. Одновременно было признано целесообразным расширить состав комиссии, ввести в нее дополнительно Ворошилова и Кагановича. 20 ноября Комиссия обороны делает Тухачевского председателем этой новой расширенной комиссии. Создается щекотливое положение: мало того, что Тухачевский должен решать судьбу собственного предложения, он, как председатель, должен еще как бы руководить теперь секретарем ЦК ВКП(б) Кагановичем, заместителем наркома Акуловым и даже самим наркомом Ворошиловым. Круг замкнулся: с Ворошилова Тухачевский начал, к Ворошилову пришел.

...Часто приходится слышать, что в сталинские времена все вопросы решались безо всякой бюрократической волокиты, с замечательной оперативностью. Решались. Сталиным.

Но тогда дело до Сталина не дошло: вопрос о каком-то реактивном институте сочли слишком мелким. А потому вся эта бюрократическая карусель продолжала вертеться. Собрать расширенную комиссию, состоящую из постоянно занятых и в большинстве своем не подчиненных ему людей, Тухачевскому было очень трудно. Да и у него самого, как у заместителя наркома, летом дел прибавилось: он очень хотел побывать на учениях. Вопрос о создании института затянулся.