Василий Веденеев - Премьера без репетиций

Кравец прошел еще с километр. Потом понял, что дальше идти не сможет, пока не узнает, в чем секрет медальона.

Вдали виднелась небольшая поливка. С двух сторон ее, словно стенкой, ограждал молодой орешник. Она показалась ему подходящим местом, и он направился туда.

Выйдя на поляну, он сразу нашел место, где было побольше света. Остановился, бросив на траву карабин, достал медальон.

Он не рассматривал красоту изящной решетки, сплетенной из золотых нитей. Лишь мельком взглянул на художественную миниатюру. Ему хотелось быстрее отыскать тайный рычажок, который открыл бы путь в роскошную жизнь.

Наконец он увидел, что одна веточка расположена не так, как нужно. Вот он, рычажок! Кравец забыл об опасности. Он не заметил, что в густых зарослях стоит человек и внимательно наблюдает за ним.

Кравец взял поудобнее медальон одной рукой. Пальцами другой он хотел нажать на рычажочек.

Человек в кустарнике поднял двустволку, прицелился. Но не стрелял. Он никогда не стрелял в спину.

– Кравец! – глухо окликнул он.

Кравец замер. Потом тихо стал поворачиваться на голос. Одна рука медленно поползла к кобуре. Главное – разрядить обойму в Филиппа. Он узнал голос.

– Кравец! – повторил Филипп. – Повернись!

Кравец поднял голову. Но не увидел глаз Филиппа. Он увидел два черных отверстия. Вот они начали расти, шириться, и из них вырвалось жгучее пламя…

Из болота Алексея вынесли на шинелях красноармейцы. После операции он был в беспамятстве. На четвертый день врачи вообще потеряли всякую надежду. Сильно поднялась температура. Помимо пулевого ранения, у него была еще и простуда. Еще два дня он был между жизнью и смертью. В тягучих кошмарах забытья к нему из невообразимой дали протягивала руки Василинка, потом ее вдруг загораживал неестественно бледный, перепачканный тиной пан Барковский, приказывавший мрачному небритому Чеславу и злому Кравцу пытать его раскаленными иглами. А Астахов спешил ему на помощь и никак не мог успеть.

И все же он выжил. Открыв глаза, увидел белый потолок, блики неяркого осеннего солнца на нем, показавшуюся необычно большой больничную палату. К нему никого не пускали. От слабости и потери крови он даже не мог разговаривать. Его кормили и заставляли спать.

Очнувшись в очередной раз от полусна-полузабытья, Алексей вдруг увидел Астахова. Ссутулив широкие плечи, тот сидел на белой больничной табуретке около его кровати. Поверх новой коверкотовой гимнастерки накинут больничный халат.

– Здравствуй, – почему-то очень тихо сказал Сергей Дмитриевич. – Вот едва пустили к тебе. Ослаб ты здорово, говорят. А я вижу – герой! Как есть, на самом деле…

Алексей слабо улыбнулся в ответ и тоже хотел что-то сказать. Но не получилось. Сил не хватило.

– Ты молчи, молчи… – предостерегающе положил ему руку на плечо Астахов, – а то врачи услышат, что мы тут с тобой болтаем, и выгонят меня. Сам знаешь – врачи! Так что молчок…

Потом подмигнул Алексею, пододвинул табуретку чуть ближе.

– А я, брат, прощаться пришел. Переводят меня. Поеду опять на северо-запад, в Ленинград. Большие дела там начинаются. Адрес вот оставлю, – он сунул под подушку записку, – пиши, как поправишься. Я человек одинокий, письмецо от тебя получить приятно будет… А ты молодец. Великое дело сдюжил. Нет больше Барковского. Мы его шинель всю в крови нашли. Судя по всему, его тело бандиты в трясине похоронили… И банды больше нет.

Алексей почувствовал, что Астахов что-то не договаривает:

– Тетка Килина привет тебе шлет. Приехала специально в Брест. Да…

Астахов снова замялся. Не умел он говорить обиняками, вокруг вертеться, да только ни к чему сейчас прямота, ни к чему…

– Ты прости… – глухо начал Сергей Дмитриевич, – не уберегли мы ее.

Алексей закрыл глаза. По щеке, оставляя влажный след, тихо скатилась слезинка.

В палату заглянул доктор.

– Уже все? – спросил Астахов. Врач кивнул. Сергей Дмитриевич поднялся. – Мы тебя к награде представили, скоро документы должны прийти. Выздоравливай, набирайся сил. Врагов у нас еще много, и бои предстоят жестокие… Ну, прощай! – Он наклонился и неловко поцеловал Алексея, что-то теплое вложив ему в слабую ладонь. – Тебе от меня, на память…

Алексей с трудом приподнял руку и разжал пальцы. Сквозь слезы, застилавшие глаза, он увидел старый медный ключ с замысловатой бородкой…

Дефензива – политическая полиция, занимавшаяся в буржуазной Польше борьбой с левыми силами.

Гренцшутцен – немецкая пограничная охрана.

АНСТ – отделение абвера.

Линия Сталина – «линией Сталина» фашисты именовали ряд укрепленных районов по линии государственной границы, существовавшей до сентября 1939 года.

Горловая – так в простонародье называли дифтерит.

Жолнеж – солдат (польск.).

Павяк – тюрьма в Варшаве во времена режима Пилсудского.

Конфидент – доверенное лицо (польск.).

Штраймл – еврейское название обшитой мехом бархатной ермолки.

Шеляг – мелкая разменная монета в Польше в конце ХVII века.

Подскарбий – казначей польского королевства в средние века.

Брюль – первый министр саксонского курфюрста Августа II бывшего одновременно и польским королем. ХVII в.

Нех бендзе похвалёны Езус Кристус! – Слава Иисусу Христу! (польск.).