Иван Стаднюк - Война

– молодцы! Надо будет Рукатова восстановить в прежнем звании, а Быханова – к ордену представить, да пока не та обстановка.

Федор Ксенофонтович вышел из блиндажа в теплую полутьму, пахнущую смолой хвои. Выбрался из траншеи и оглянулся вокруг. Далеко впереди и слева полыхал большой пожар. Облачное небо румянилось от него, как от зарницы. В отсветах пожара полосатилась в медленных волнах багрово-белесая рожь, подступая к изрезанной оврагами возвышенности – командно-наблюдательному пункту генерала Чумакова.

– Товарищ генерал, попейте чаю, – услышал сзади себя тихий и какой-то ладный голос ординарца Саши Косова. – Только заварил.

Федор Ксенофонтович одобрительно посмотрел в смущающиеся глаза, в темное от загара юное лицо бойца и взял у него дымящуюся алюминиевую кружку.

Косов – проворный и расторопный малый, как и полагается быть ординарцу.

Понравился он Федору Ксенофонтовичу тем, что старался быть полезным не только ему одному, а и полковнику Карпухину, и полковому комиссару Жилову. Они охотно принимали заботы Косова – посылали его на кухню, заказывали чай, поручали при переездах укладывать в машины свое нехитрое имущество.

Отхлебывая душистый, заваренный в котелке чай, Федор Ксенофонтович увидел торопливо приближающегося полковника Карпухина. Полы его плащ-палатки, накинутой на плечи, уже были мокры от росы.

– Вы что, Степан Степанович, с утра за девчатами по кустам бегаете? – усмешливо спросил генерал.

– Спускался на узел связи, – недовольно ответил Карпухин, кивнув в сторону оврага и потирая рукой небритую щеку. – Телефон в вашем блиндаже не отвечает.

Федор Ксенофонтович окликнул стоящего рядом ординарца:

– Саша, полковнику чаю!

Взяв у Косова обжигающую пальцы кружку, Карпухин укоризненно взглянул на генерала и заговорил о другом:

– Федор Ксенофонтович, у меня такое впечатление, что полковник Гулыга умом тронулся.

– Что случилось? – встревоженно спросил Чумаков, угадывая за всегда точными словами начальника штаба что-то чрезвычайное.

– Вам он не дозвонился, а мне наплел такой чепухи, что повторять неловко. – Карпухин вдруг как-то болезненно засмеялся и продолжил: – Или, может, так шифровал разговор на случай, если немцы включились в линию?

– Что же он нашифровал?

– Пленного везет сюда Рукатов. Большой чин. Называет себя вашим родственником.

– Кто называет?!

– Пленный немец.

– Немец – мой родственник?!

– Я и говорю, что Гулыга очень устал и несет ахинею.

– Позвольте, а что Гулыга вам передал? – Удивлению Федора Ксенофонтовича не было предела.

– Пленный, как я понял, полковник. Откуда-то знает, что здесь командует генерал Чумаков, и просит доложить вам, что он Курт… кажется, Шернер. – Карпухин на мгновение задумался, а в это время к ним стремительно подошел чем-то расстроенный полковой комиссар Жилов. – Да, Курт Шернер! – повторил Карпухин, – Гулыга докладывает, что этот Курт якобы утверждает, будто он является вашим, Федор Ксенофонтович, кровным братом.

– Этого еще нам не хватало! – с угрюмой усмешкой воскликнул Жилов, а затем сделал неожиданный для всех вывод: – Небось опасается их фашистское свинородие, что по дороге в штаб ему красноармейцы сделают свинцовую примочку. Вот и прет околесицу: не расстреливайте, мол, я родня вашему генералу!

– Курт Шернер… – будто про себя задумчиво повторил Федор Ксенофонтович.

– Дела есть поважнее! Неотложные! – Жилов оглянулся в сторону дороги, прятавшейся за кустами на дне оврага. – Горючее прибыло!

– Слава богу! – обрадованно воскликнул генерал Чумаков.

– Да, но нас ограбили! – опять перебил его Жилов. – Какой-то бандюга-майор у переправы за Днепром с группой красноармейцев под угрозой оружия завернул к себе в лес автоцистерну с дизельным топливом и еще бензозаправщик.

– Силой забрал?! – подавленно переспросил генерал Чумаков, а затем, сдерживая негодование, приказал: – Надо немедленно вернуть горючее, а этого мерзавца расстрелять!

– Даете мне такие полномочия? – Жилов, кипя злостью на незнакомого самоуправца, уже был готов действовать. – Прибывшие шоферы сказали, где надо искать этого майора.

– Ищите! Возьмите с собой людей.

Чумаков задумчиво смотрел вслед полковому комиссару Жилову, торопливо скользившему по травянистому, покрытому росой склону к дороге. Затем приказал Карпухину уточнить количество привезенного горючего и немедленно начать заправку, в первую очередь танков и артиллерийских тягачей, а сам вновь вернулся мыслью к захваченному в плен немецкому офицеру.

«Курт Шернер… Шернер…» – мысленно повторял Федор Ксенофонтович, чувствуя, что вот-вот вспомнит, где и когда слышал он эту фамилию.

В памяти всплыло село близ Большого Токмака на юге Украины. Там, еще до революции, мальчишкой три года батрачил он у немецких колонистов… Нет, среди них не было Шернеров. А фамилия, несомненно, что-то ему напоминала. Курт Шернер… Кто же он? Где встречал его?..

Федор Ксенофонтович начал вспоминать, когда и с кем в последние годы приходилось ему разговаривать по-немецки, и вдруг словно молния осветила затерянный уголок памяти…

Был сентябрь 1935 года. В районе городов Бердичев, Сквира, Киев шли большие маневры. На них присутствовали высшее руководство Красной Армии, представители военных округов. За действиями советских войск наблюдали и иностранные гости – военные делегации Франции, Италии и Чехословакии.

На маневрах выявлялись возможности взаимодействия механизированных и кавалерийских корпусов при столкновении с крупными подвижными войсками «противника», а также боевые возможности механизированных соединений при их действиях на флангах армии и в глубине обороны «противника». Сложные задачи решала авиация, в том числе выброску авиадесанта в составе целого парашютного полка, – таких масштабов еще не видела мировая практика. Полк имел задачу нанести удары по тылам и резервам «противника».

Во время десантирования батальонов на огромное поле близ Борисполя, что восточнее Киева, случилась беда с одним из членов делегации чехословацкой армии. Все иностранные гости вместе с представителями высшего командования Красной Армии стояли на дощатых настилах вышек, сооруженных у края поля близ дороги, и наблюдали, как из плывшей по небу армады самолетов вываливались черные точки, над которыми затем вспыхивали белые купола парашютов. Сотни десантников с оружием приземлялись на поле, иные прямо перед наблюдательными вышками. Одного красноармейца порывом ветра бросило на вышку. Он не сумел натянуть стропы, чтобы уйти в сторону, и, залетев на настил, ударил сапогами чешского полковника, прильнувшего в это время глазами к стереотрубе…